Три года революции и гражданской войны на Кубани - Даниил Скобцов

В обращении украинских представителей к раде проскальзывали ноты, не соответствующие действительности. Даже в речи старого и почтенного «отца украинской кооперации» Левицкого проскользнула двойственность. Он приветствовал Кубань как любимую «дочку» «ненькi» (матери) Украины. Быч в ответной речи принужден был внести поправку: не «ненька и дочка» (не мать и дочь), а обе – две «сестры». Мало того, он принужден был перед всей радой подчеркнуть нашу общекубанскую официальную точку зрения на свою краевую сущность, выразил уверенность, что Украина и Кубань «побачут свiт соньця, спокiй и щасте пiд великою всероссийскою хведератiвною крышею». Рябовол в своем ответе украинским гостям пошел даже дальше Быча. Он первую половину речи произнес по-русски, и лишь для второй части своей речи попросил у нас («братьев кубанцев-линейцев») разрешения произнести ее на «мове»… «Ми ще дибоемо та спинаемось, хочемо навчiтся ходити» – и поспросил послов «державной Украины» посмотреть и учесть обстановку и «оценить успеваемость в преподаваемых уроках».

Кстати, тут же от Большого круга Всевеликого войска Донского выступил с приветствием сам председатель его В. А. Харламов, призывал к «осторожности» и не увлекаться «химерой» самостоятельности. Зато генерал Ажинов, посол донского атамана Краснова как суверена, прочитал, держа перед собою лист пергаментной бумаги, большую часть послания с большой торжественностью, а под конец как-то как будто виновато смутится и закончил: – Аллаверды к вам, братья – кубанцы!.. Получилось нечто уж совсем закавказское: – Аллаверды, Господь с тобою!… В рядах рады раздался сдержанный смех и вообще всплеснуло веселое настроение… Наши старшины, впрочем, отвечали на атаманское приветствие с подобающей случаю серьезностью.

Приветствия были принесены и от других казачьих войск. Только Терское войско тогда отсутствовало на Кубанском торжестве. После убийства атамана Караулова и его помощника Л. Е. Меденика оно еще не оправилось и жило в партизанской борьбе с бандами большевиков и большевизанов.

Глава XXXVII

Гвоздем торжественного заседания Кубанской Краевой рады (созыва 1918 года) была речь генерала Деникина. Специально для нее было изобретено двойное открытие рады, специально из-за нее главнокомандующий прибыл с фронта.

Дату открытия Кубанской рады генерал Антон Иванович Деникин сблизил с датой завершения первой годовщины российского противобольшевистского движения. Год тому назад «2 ноября 1917 года прибыл в Новочеркасск генерал Алексеев, собрав двести офицеров, получив из России первый взнос в четыреста рублей». Скромность цифры российской жертвы должна была подчеркнуть как значение подвига добровольцев, так и значение подвига кубанцев и всего казачества, не признавшего захватнической большевистской власти и вступившей с нею в борьбу.

«Все для борьбы… На то бросить споры, интриги, местничество…»

«Добровольческая армия явилась сюда не для завоевания, а для освобождения…»

Речь свою генерал Деникин читал по бумаге с большим подъемом и волнением.

Мы мало еще тогда знали А. И. Деникина как оратора и совсем не знали как писателя. В сознании большинства, лично к нему относившегося доброжелательно, он представлялся хорошим и мужественным полководцем, честным человеком, внешняя грубоватость, однако, мешала подойти поближе, чтобы сделать попытку и, быть может, договориться. Если бы у нас был тот образ генерала Деникина, который существует теперь, после прочтения его 5-и томов «Очерков русской смуты», добрый открытый к нему подход был бы вполне возможен… И если бы и у него и у других его соучастников в руководстве армией был бы более терпимый к нам подход, то договариваться, находить общие решения больных вопросов фронта и тыла гражданской войны, определять ее ближайшие и дальнейшие цели было бы много легче.

«Не должно быть армии Добровольческой, Донской, Кубанской, Сибирской, – объявлял генерал Деникин с кафедры Кубанской Краевой рады, – должна быть единая Русская армия с единым фронтом, единым командованием, облеченным полною мощью и ответственным лишь перед русским народом в лице его будущей законной верховной власти». Добровольческая армия собирает вокруг себя и вооруженные силы, и людей государственного опыта, приглашает все части русского государства, признающие единую неделимую Россию, сомкнуться вокруг нас для совместного государственного строительства, для общей борьбы с врагом России, для единого представительства и защиты русских интересов на будущей мирной конференции».

«Добровольческая армия не преследует никаких реакционных целей и не предрешает ни формы будущего правления, ни даже тех путей, какими русский народ объявит свою волю…»

«Добровольческая армия признает необходимость широкой автономии составных частей русского государства и крайне бережного отношения к вековому укладу казачьего быта…» «Выяснилась возможность единения нашего с Доном, Крымом, Тереком, Арменией, Закаспийскими областями… возможно с Украиной… с мирным грузинским народом… когда изменится политика его правительства…»

«Добровольческая армия от души приветствует собирание Русской земли…» «Находит необходимым, путем взаимных соглашений направить русские силы востока и юга к одной цели возрождения Великодержавной России».

В этой речи были элементы, которые приветствовались бы кубанцами, но были и другие, – были пункты весьма рогатые. Некоторые из последних можно привести на выдержку. Из армий, названных генералом Деникиным, которые в данный момент существовали, но в каком-то будущем заменятся одной русской армией, Кубанской армии в данный момент не было именно в силу настойчивого противодействия главного командования, хотя кубанцы составляли большинство бойцов Добровольческой армии. И это упорное противодействие происходило, несмотря на ранее данное согласие командования на «продолжение» ее существования. Сам вопрос уже давно принял определенное политическое значение застаревшей тяжбы… Торжественные слова генерала Деникина воспринимались нами как стремление подвести зыбкое основание под свою тезу в споре.

«Собираются вооруженные силы и люди государственного опыта…» Но повседневная практика свидетельствовала об одностороннем подборе и сотрудников и приближенных, или определенно «правых», как Драгомиров, Шульгин, или чрезмерно податливых умеренно-либеральных кругов русской общественности, как господа Соколов, Степанов и др.

«Никаких реакционных целей не преследуется», – но вся деятельность «отдела пропаганды» и правительственных печатных органов была до крайности реакционного уклона. И затем совершенно темна, а, может быть, и двусмысленна формула о «непредрешении», «даже тех путей, какими русский народ объявит свою волю»… И что же? Уже забыта декларация об Учредительном собрании, объявленная в станице Успенской?.. А в заключительной части были слова, которые должны были вызвать особую психологическую реакцию в кубанских настороженных кругах:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});