Агент Соня. Любовница, мать, шпионка, боец - Бен Макинтайр

Пиз выдал каждому ребенку по пенни, передал Урсулу майору Тейлору из МИ-5 и напечатал рапорт:

В отношении миссис Бертон заведено личное дело № 186 в Военном черном списке Центральной службы безопасности. Она направляется к своему отцу, профессору Роберту Рене Кучински, проживающему в Оксфорде по адресу: Вудсток-роуд, 78. В качестве причины отъезда из Швейцарии назвала опасение, что не может больше там оставаться из-за связей с семьей, известной своими антинацистскими взглядами: ее отец покинул Германию около восьми лет назад по той же причине и теперь работает в Лондонском университете экспертом-демографом. Мистер Бертон не в состоянии выехать из Швейцарии в связи с невозможностью получения испанской визы.

Теперь наступил черед майора Тейлора допрашивать Урсулу. Тактике поведения на допросах их учили, и она вежливо отвечала на все его вопросы, один за другим. Но Тейлор тоже был профессионалом своего дела, и что-то в показаниях миссис Бертон явно не сходилось. “Она весьма расплывчато рассказывала о своих передвижениях, а проверить достоверность ее слов было невозможно, так как паспорт выдан совсем недавно”. Урсула рассказала ему, что познакомилась с Леном Бертоном в Швейцарии, где он “восстанавливался после туберкулеза”, но в ответ на настояния Тейлора в точности описать, как и где они познакомились, она сказала, что “не уверена”, – а молодожены таких вещей не забывают. “Она либо не могла, либо не хотела назвать даже приблизительные даты… Потом она говорила, что Бертон уже поправился от туберкулеза и надеялся вернуться с ней в Англию”. А чем Лен занимался в Германии перед самым началом войны? Ее ответ: “безуспешными попытками вернуть принадлежавшие мне деньги, которые до сих пор оставались там” – прозвучал как ложь. Спустя два часа Тейлор сообщил ей, что она свободна, после чего отправил срочное донесение в штаб-квартиру МИ-5: “Рекомендую установить за миссис Урсулой Бертон наблюдение”.

Урсула заселилась в дешевую гостиницу. Через несколько часов их разбудили сирены воздушной тревоги, и вместе с другими постояльцами они спустились в погреб, пока бомбы люфтваффе обрушивались на пристани Ливерпуля.

Дома у них не было, они остались буквально без гроша в кармане и попали под бомбежки в стране, участвовавшей в войне. Первый муж Урсулы пропал. Второй не мог выбраться из Швейцарии. Няня уехала в нацистскую Германию, где, вероятно, прямо сейчас выдавала ее тайны гестаповцам. Зато теперь, по крайней мере, Урсуле не приходилось жить каждый день в страхе, что ее схватят, депортируют в Германию и отправят в лагеря смерти. Чем дальше поезд увозил ее на юг, сквозь дождь, мимо тихих английских деревушек, тем больше отступали накопившиеся тревоги и страх. Нацистским охотникам за шпионами здесь до нее не добраться.

Но вот британским – другое дело.

Глава 16. Барбаросса

Москва выбрала крайне неподходящее место встречи – прямо посреди лондонского квартала красных фонарей.

Слоняясь по району Шеперд-маркет в сгущающемся сумраке, Урсула переживала, что слишком бросается в глаза. То и дело из темноты возникал какой-нибудь мужчина, она жестами прогоняла его. Постоянно околачивавшиеся здесь проститутки начинали с подозрением поглядывать на эту прилично одетую женщину, которая, казалось, не собирается уходить, отваживает хороших клиентов и угрожает бизнесу.

Урсуле были даны предельно четкие указания: в 7:15 вечера в первый день каждого месяца она должна появляться на этом перекрестке к востоку от Гайд-парка, где на связь с ней выйдет сотрудник военной разведки из советского посольства. Если он не появится, ей следует вернуться 15-го числа. Каждые две недели в течение трех месяцев, приезжая на поезде из Оксфорда, среди шлюх, сутенеров и пьяниц она ждала его появления. Он все не приходил. Однажды, когда Урсула пробиралась по затемненному городу, раздался сигнал воздушной тревоги, и вместе с другими прохожими ей пришлось спуститься с улицы на станцию метро, где тысячи лондонцев, следуя инструкциям, сохраняли спокойствие и присутствие духа. “Они достают свой ужин, термосы с чаем, вязание и газеты”, – писала Урсула.

Город был разбит, но не сломлен. “Вчера я бродила по Лондону, – писала она Лену. – Руины больших универмагов вызывают у меня меньше содрогания, чем разгромленные маленькие домишки, где до сих пор над кухонной плитой висит выстиранное белье”. Намереваясь запугать лондонцев блицкригом, немцы добивались совершенно обратного эффекта: “Жители ненавидели Гитлера и фашизм, – писала Урсула. – Вся страна встала в оборону”. Впервые она испытала гордость новоиспеченной гражданки Британии, но находилась в растерянности: вокруг неистовствовала война против фашизма, а ей отводилась в ней лишь роль наблюдателя. Урсула запаслась деталями для радиопередатчика, с каждым днем укрепляясь в уверенности, что шанс применить его так и не представится. Должно быть, что-то стряслось в Москве. Казалось, ее шпионской карьере пришел конец. “Я уже почти отчаялась встретить посланника из Центра”.

Как почти все семьи беженцев в Британии военного времени, Кучински оказались разбросаны по разным местам, встревожены и лишены средств к существованию. При таком количестве людей, бежавших от блицкрига из Лондона в другие города, найти жилье в Оксфорде было почти невозможно: одна хозяйка настаивала, чтобы Урсула играла с ней по вечерам в карты и молилась; другая выставила ее спустя несколько дней, не в силах терпеть “иностранный облик” постоялицы. В последующие четыре месяца им с детьми пришлось переезжать четыре раза. Полиция Оксфордшира следила за ее передвижениями и докладывала о них МИ-5: “Теперь она проживает на Кингстоун-роуд, 97 вместе с сестрой, – отмечал детектив-констебль Чарльз Джевонс. – Навещает ее только отец со своей женой. Как мне докладывают, Кучински твердо придерживается коммунистических взглядов”. Как и положено, Роберт Кучински в шестьдесят пять лет вышел на пенсию и больше не преподавал в Лондонской школе экономики. Невзирая на известность в академических кругах, Роберту Кучински редко предлагали оплачиваемую работу. “Он чересчур горд, чтобы стараться понравиться работодателям”, – писала Урсула. Юрген и Маргарита с двумя маленькими детьми ютились в квартирке в Хэмпстеде, перебиваясь любыми заработками, которые он мог получить за свои статьи и лекции. Юрген оказал младшей сестре весьма прохладный прием. Как впоследствии утверждал Александр Фут, “Юрген злился на Соню [sic] за возвращение в Великобританию… потому что ее присутствие там как агента России могло скомпрометировать политическую работу остальных членов семьи Кучински”. Без работы, постоянного жилья, вещей, мужа, который бы содержал семью, и денег от Центра Урсуле грозила нищета. “Я истратила почти все свои сбережения, – писала она. – Родным я о своих тревогах не рассказывала. Все они и без того едва сводили концы с концами”. Наконец, в апреле 1941 года она нашла меблированный домик, сдававшийся на Оксфорд-роуд, 134, в деревне Кидлингтон,