Голодная Гора - Морье Дю

Снова раздался взрыв хохота, теперь уже и другие люди в пабе стали оглядываться на Джонни.

- Давай, парень, веселись, - сказал ему какой-то старик, размахивая стаканом. - Эти молодцы просто завидуют тебе, право слово. Верно я говорю, Бетти?

Востроглазая девушка в шали кивнула и снова улыбнулась Джонни.

Он медленно поднялся на ноги и посмотрел на Джека Донована.

- Спасибо тебе за компанию, Джек, - сказал он, - как-нибудь на днях мы снова с тобой выпьем. А пока я занят, у меня свидание. - Он бросил на стойку несколько серебряных монет и надел шляпу, сильно сдвинув ее на бок. - Ты в мою сторону или я в твою? - обратился он к Бетти Финеган...

Было уже пять часов, когда Джонни снова оказался около банка. Банк был закрыт и заперт, ставни опущены. Дед, наверное, ушел час тому назад. Возможно, он дожидается его в гостиничной конюшне. Ну и что, пускай себе ждет, старый дурень. Ничего с ним не сделается. Странно, подумал Джонни, я его нисколько не боюсь. Будет смотреть на меня страшными глазами, пригласит в свой противный кабинет - вот скучища! - все равно мне теперь не страшно. Он не мог бы объяснить, что придавало ему такую холодную уверенность в себе. Может быть, виски, которое он выпил, может быть, ощущение женского тела, которое он недавно обнимал, а, может быть, просто то, что ему семнадцать лет, и он - Джонни Бродрик из Клонмиэра, и если кто-нибудь посмеет ему противоречить, он просто даст ему в ухо. Как бы то ни было, он больше не мог испытывать страх перед семидесятипятилетним стариком, которому давно уже пора отправляться в могилу.

Когда Джонни подошел к конюшне, он увидел, что карета уже на улице, а Тим держит в поводу лошадей. Дед стоял возле открытой дверцы кареты, держа в руках часы.

- Добрый день, сэр, - сказал Джонни. - Я заставил вас ждать?

Как странно. Он не мог понять, неужели он так вырос за последние месяцы? Ведь он теперь выше деда. А, может быть, это старик стал меньше ростом? А как он тяжело опирается на свою трость, гораздо тяжелее, чем раньше. Медный Джон посмотрел на внука и положил часы на место, в жилетный карман.

- А я уже собирался уехать без тебя, - коротко сказал он, забираясь в карету и усаживаясь в самом углу. - Ну, чем же ты тут занимался? проговорил он через несколько минут.

Джонни достал из кармана носовой платок и, демонстративно взмахнув им, высморкал нос. Как было бы замечательно, думал он, отбросить к свиньям всякую осторожность и сказать правду, а потом посмотреть, какое будет у деда лицо. Джонни с трудом подавил дикое желание расхохотаться.

- Я провел этот день, сэр, наслаждаясь красотами Слейна.

Дед хмыкнул.

- Ты приехал приблизительно в два часа дня, - сказал он. - К четырем часам ты, наверное, обошел весь город дважды и увидел все, что там можно увидеть. Открой окно со своей стороны, мой мальчик. Здесь очень душно.

Он почувствовал, что от меня пахнет виски, подумал Джонни. Ну, будет теперь заваруха. Придется сказать ему, что мне стало дурно, и я был вынужден зайти в этот паб и прилечь там. Снова к горлу подступил этот неприличный смех. Однако дед ничего больше не сказал. Он казался задумчивым, погруженным в свои мысли, вообще был какой-то не такой, как обычно. Возможно, его переговоры с директором банка оказались не слишком успешными. Однако вряд ли это возможно, ведь медный рудник приносит не меньше двадцати тысяч фунтов в год. Впрочем, маменька всегда была склонна к преувеличениям. Может быть, как раз все наоборот, ее сведения неверны, и дела идут совсем не так хорошо. Во всяком случае, это не мое дело, подумал Джонни; он зевнул, закрыл глаза и откинулся на подушки кареты, держась рукой за оконный ремешок. Он испытывал восхитительную истому, все его существо наполняло невыразимое довольство собой и всем окружающим, и если такое бывает от виски или от Бетти Финеган, то что же, черт возьми, он будет испытывать через несколько лет, когда станет служить в драгунах? Жить на свете, в конце концов, не так уж плохо. Через несколько минут он уже крепко спал, лицо его разрумянилось, волоы слегка растрепались, и выглядел он, по правде говоря, гораздо младше своих семнадцати лет.

Джонни проснулся только тогда, когда карета с грохотом катила по мостовой Дунхейвена, проснулся, словно от толчка, вспомнив о присутствии деда рядом с собой в карете, и тут же почувствовал облегчение, смешанное с удивлением, увидев, что дед тоже уснул и, значит, не будет бранить его за то, что с ним даже нельзя поговорить, такой он никчемный собеседник. Он испытывал огромное искушение рассказать о том, как он провел этот день, Генри, однако что-то заставило его отказаться от этой мысли; смутное подозрение, что его младший брат вовсе не станет восхищаться и одобрительно хлопать его по плечу, а, наоборот, отстранится от него с удивлением, может быть, даже с отвращением и будет относиться к нему хуже, чем раньше. Все, конечно, уже пообедали, дедушка пообедал в Слейне, и Джонни, который был так голоден, что мог, казалось, съесть целого быка, с жадностью накинулся на оставленный ему в столовой холодный ужин, уклончиво отвечая на расспросы Генри о том, как он провел день.

Младшие мальчики вместе со своей сестренкой уже легли спать, и, когда Джонни и Генри поднялись в гостиную, чтобы пожелать взрослым спокойной ночи, они увидели, что дед стоит перед камином с каким-то странным, несколько смущенным выражением на лице. Их мать сидела в кресле у окна, а тетушка Элиза - напротив нее, и обе они, отложив работу, слушали, что говорит глава дома. О Боже, думал Джонни, он узнал про сегодняшний день, и теперь рассказывает им...

- Подождите минутку, - сказал им дедушка. - Я хочу, чтобы вы тоже выслушали то, что я собираюсь сообщить вашим матери и тетке.

Внуки повиновались, Медный Джон откашлялся и заложил руки за спину.

- Я не намерен особенно распространяться, - сказал он, - но хочу поставить вас в известность о том, что произошло. На этот раз я здесь долго не пробуду, только заеду на шахты, чтобы обсудить кое-какие вопросы, и сразу же вернусь на ту сторону. В дальнейшем я предполагаю оставаться там дольше, чем это было раньше, и, с вашего позволения, Фанни-Роза, основным моим местопребыванием будет отныне Летарог. Элиза может оставить за собой дом в Сонби и поселиться там, когда позволят обстоятельства. Этот дом, разумеется, останется открытым для любого члена нашей семьи, мои внуки по-прежнему могут считать его своим родным гнездом.

Он замолчал и снова кашлянул. На лице Элизы застыло недоумевающее выражение, она метнула взгляд на невестку, сидевшую напротив.

- А что будете делать в Летароге вы, отец? - спросила она. - Вам будет тоскливо одному. И, кроме того, неудобно будет ездить в Бронси, это слишком далеко. Ведь именно поэтому вы перебрались в Сонби.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});