Вторник. Седьмое мая: Рассказ об одном изобретении - Юрий Германович Вебер

произносит не торопясь, отчетливо фразу:

— Три точки через океан стоили двести тысяч долларов.

Больше ничего не сказано. Устал с дороги, после такого опыта. Подробности завтра. Ровно в полдень он ответит на все вопросы. Любопытство газетчиков достаточно раздражено и брошено первое семя эффекта.

«Три точки — двести тысяч» — эта фраза облетает все вечерние издания. Легко прочитать и легко запомнить. В ней совмещены столь простые, ясные факты, что не требуется никакого умственного усилия, чтобы насладиться их значением. Американский деловой гражданин потрясен размахом. Нью-йоркский журналист преисполнен благожелательности к изобретателю столь ходкого материала: ударная информация. И всем не терпится: что будет завтра в полдень?

Кстати, это неплохой тоже ответ держателям акций «Общества Маркони», которые ворчат, что он тратит баснословные суммы на свои опыты. Они должны понять, что должно следовать за таким газетным успехом.

Часы бьют двенадцать, когда Маркони, энергичный, подтянутый и элегантный, входит в приемный зал отеля, где была назначена встреча с корреспондентами. Он любит точность, зная, что она не только удобна в деловом отношении, но и может послужить пищей для газетных строк. «Ровно в полдень…» — это всегда звучит. Его пристрастие к точному времени так велико, что он возит всегда в чемодане несколько штук часов и, где бы он ни остановился, развешивает их по стенкам. Одна из тех эффектных странностей, которую несомненно отметят будущие биографы.

В зале уже все собрались, разместившись за длинным столом и в креслах по стенам. Он садится во главе стола, чтобы всем было видно. Кладет перед собой листок бумаги. Он хорошо подготовился к этой встрече, ибо сам утверждал: «В общении с прессой нужны такт и находчивость». Такт — свойство, выработанное воспитанием. А находчивость никогда не подведет, если заранее подумать и записать кое-какие выражения, которые могут пригодиться. Удачный экспромт, как известно, — это то, что хорошо подготовлено.

— Какое значение придает господин Маркони переданному сигналу через океан?

— Три точки — это стук судьбы (беглый взгляд в листок). Я доказал, что нет границ для передач по моей системе беспроволочного телеграфа.

Дружный взмах раскрываемых блокнотов.

— Что сыграло решающую роль в вашем эксперименте?

— Чутье и вера. Для моих волн Атлантика — не более чем лужа.

Усердный шорох карандашей.

— Чего можно ожидать практического от вашего эксперимента?

Короткая пауза. Снова взгляд в записку.

— Между Европой и Америкой на дне океана лежат четырнадцать кабелей. Их общая длина такова, что можно семь раз обернуть вокруг земного шара. Но я хочу освободить деловой мир от их власти. Скоро пробьет их час, и никто не станет ими пользоваться. Для дальних связей будет другое средство. Беспроволочный телеграф.

— А стоимость?

Маркони усмехнулся:

— Тариф передачи по кабелю равен двадцати пяти центам за слово. Я обещаю не больше одного цента по беспроволочному телеграфу. У вас перестанут вынимать из кармана.

Он знал, какую войну ведут против него телеграфные кабельные компании. Ничего, пусть проглотят эту пилюлю! Вдохновенный шепот репортерских перьев в этом зале послужит ему подкреплением.

— Представляют ли приборы на ваших станциях какую-нибудь новинку?

— Я непрерывно совершенствую свою систему. Прием сигналов можно производить теперь и прямо на слух, в телефонную трубку.

(Кто знает, что эта «последняя новинка» была введена еще два года назад в кронштадтских опытах Рыбкина и Троицкого!)

— Пришлось ли вам преодолеть особые трудности?

— Передо мной были два препятствия — кривизна Земли и безнадежные предсказания профессоров. Я не боялся первого и всегда мало считаюсь со вторым. И я победил. Мои волны незримой нитью связали Старый Свет с Новым.

— Ваше любимое чтение?

— Железнодорожное расписание спальных вагонов. (Увы, это необходимость!)

— Ваш идеал?

Маркони сделал вдруг меланхолическое лицо.

— Спокойная жизнь в тихом уединении… Но, увы, кажется, это пока невозможно! — глубоко вздохнул он.

Какая приятная грусть у столь энергичного мужчины!

И долго еще неутомимая пресса выжимала у своих читателей вздохи восторга и вздохи умиления. Ах, Маркони!

ОДИН НА ОДИН

В воскресенье, 30 июня 1902 года, в 11 часов утра на Малый рейд Кронштадта вошел, дымя трубой и под одним изящным парусом, сверкая белизной своих палубных надстроек, итальянский крейсер «Карло Альберто». При входе на рейд отдал салют нации — тринадцать пушечных выстрелов — и выкинул на грот-мачте русский национальный флаг. Усиленным эхом отозвались тяжелые орудийные удары: броненосец «Победа» ответил на салют.

Спустя короткое время на воде показался катер, быстро приближающийся к итальянскому кораблю. Катер пристал с левого борта, и по офицерскому трапу не спеша поднялся главный командир кронштадтского порта вице-адмирал Макаров.

У верхней площадки его встретили двое — флагман итальянского флота и командир крейсера. Макаров приветствовал иностранных гостей. После обхода караула и официальных церемоний, — как полагается, осмотр корабля. Крейсер был новейшей постройки, и флагман не без гордости показывал русскому адмиралу оборудование и вооружение — скорострельные пушки, машинное отделение с главными двигателями, командирскую рубку с приборами управления, роскошно обставленный салон.

Большой корабль, оснащенный по последнему слову техники, должен был свидетельствовать о военной мощи итальянского флота. Именно сегодня было особенно нужно такое представление. В то время как крейсер королевского флота Италии бросал якорь в Кронштадте, сам молодой король Виктор-Эммануил III подъезжал в специальном поезде к летней резиденции Николая II — Петергофу. Подписав договор с Германией и Австрией о Тройственном союзе, он спешил теперь пожать руку русскому государю, как бы намекая этим: еще все возможно и неизвестно, на чьей стороне окажется Италия в будущих конфликтах. Подступ к России осуществлялся двумя путями — и с суши, и с моря. Показ крейсера играл тут немалую роль.

Перед адмиралом Макаровым любезно раскрывались все помещения. Офицеры экипажа, вахтенные отдавали ему рапорт на своем мягком, певучем языке. В салоне ему представили: единственный штатский на корабле — господин Гульельмо Маркони. Великий изобретатель беспроволочного телеграфа!

Макаров молча кивнул, прямо, в упор посмотрев на этого молодого, ладно скроенного, с энергичным красивым лицом пассажира. Зачем он здесь, этот человек? Что привело его сюда, в северный угол Европы, к российским берегам? И как раз к тому месту, где более семи лет назад совершалось открытие, над которым имя этого молодого подвижного путешественника нависло теперь словно тенью.

Нет, не таков он, Маркони, чтобы попусту тратить время ради простой морской прогулки. Итальянский официальный визит в Россию — достаточно серьезный повод. Можно рассчитывать на кое-что под взаимную вежливость царственных рукопожатий. Россия! Умопомрачительные пространства, три флота на разных концах и десяток морей, омывающих страну. Ох, какое поле для беспроволочной телеграфии! Ох, какой рынок для аппаратуры акционерного «Общества Маркони»! И