Золотые Антилы - Тим Северин

Большую роль в процветании и приросте населения сыграл ввоз черных рабов. К 1673 году население Ямайки составляло более семнадцати тысяч человек, а двенадцать лет спустя негров набралось достаточно много для первого восстания рабов. Однако к тому времени плантаторы преуспели уже настолько, что отказались сокращать количество рабов, привозимых на остров ежегодно. Богатейшие из колонистов поняли, что выгоднее всего сосредоточить усилия на производстве сахара, приносившем огромную прибыль. Им постоянно не хватало рабочих рук и земли. Вскоре полупустынная Ямайка испанской эпохи ушла в прошлое: английские землевладельцы освоили свой антильский трофей, и мечты их начали воплощаться. Два поколения спустя слова «ямайская плутократия» стали синонимами небывалого богатства и чванства. Рассказывали о богатой герцогине, которая просила послать своего мужа, промотавшегося герцога, губернатором на Ямайку, чтобы тот мог вернуть потерянное состояние. Герцог ухватил шанс твердой рукой и не только поправил дела путем обычных спекуляций, но и вступил в партнерство со сборщиками грузов с затонувших кораблей из Порт-Ройала. Когда подворачивался шанс найти и поднять испанское судно с ценным грузом, герцог пользовался своим положением, чтобы надуть партнеров и загрести львиную долю трофеев. Однако вскоре он умер, и вдове, чтобы спастись от гнева его партнеров, пришлось выбираться с острова нелегально на борту военного судна. Возвратясь домой при сказочном богатстве и с легким туманом в голове, ее светлость убедила себя, что император Китая прослышал о ее богатстве и желает на ней жениться. Если верить историку Брайану Эдвардсу, который относит эту историю к девяностым годам XVIII века, «поскольку она (герцогиня) оставалась в своем безумии вполне мягкой и добродушной, опекуны не только не выводили ее из заблуждения, но и обратили его на добрые цели, убедив некоего нуждающегося пэра (первого герцога Монтегю) изобразить китайского императора, и тот, более успешно, нежели честно, и полагаю, даже в нарушение закона, завладел таким образом ее имуществом, после чего запер ее в сумасшедший дом». К счастью, дело кончилось победой герцогини, поскольку, добавляет Эдвардс, «ее светлость пережила своего супруга, подставного императора, на много лет и скончалась в 1734 году в преклонном возрасте — 98 лет. Впрочем, она не до конца исцелилась от безумия, и до последнего дня ей прислуживали на коленях, как китайской императрице».

Любопытно отметить, что хотя странные привычки таких сиятельных особ, как ее светлость, добавили немало блеска легенде о Золотых Антилах на закате XVII века, но эти пышные цветы расцветали на и без того мощном стебле легенды. Вопреки всем ожиданиям, миф о Золотых Антилах не только пережил «Западный план» Кромвеля, но вновь стал необычайно популярным. Всего через поколение после смерти Томаса Гейджа легенда о Золотых Антилах снова расцвела пышным цветом благодаря новому пропагандисту — Александру Оливье Эксмелину (известному англичанам как John Esquemeling — Джон Эсквемелин), автору книги под названием «История американских буканьеров»[16]. Книга оказалась настолько популярной и читабельной, что ее целый век перепечатывали, переиздавали, переводили, расхватывали на цитаты и подражания.

Парадокс в том, что повод для своих популярных баек Эсквемелин нашел в упадке величия испанской Америки. За вторую половину XVII века позиции Испании в мире стали заметно слабее. На Американском материке она оставалась, по крайней мере формально, имперской силой, расползающейся по всем землям. Но в Европе она превратилась в пародию на себя прежнюю. Испания все еще сохраняла показное величие как сильнейшее в мире государство, на деле же вынуждена была торговаться с набравшими силу странами, которые некогда презирала или сокрушала. Государственные армия и флот содержались на деньги ростовщиков, постоянно требовавших выплаты долга, а правил страной большую часть этого периода венценосный недоумок, удачно прозванный Карлом Околдованным. В карибских владениях этого одряхлевшего гиганта дерзкие Англия и Франция силой прорвали волшебное кольцо Вест-Индских островов, образовывавших доселе оборонительный периметр американских владений Испании. Антилы пришли в смятение. Испанцы, лишившись ауры непобедимости, отчаянно пытались удержать еще остававшиеся за ними материковые крепости и острова. Англичане и французы, объединив свежие завоевания, оглядывались по сторонам в поисках новой добычи. И, довершая всеобщее смятение, организованные банды морских разбойников, как грибы, вырастали на развалинах прежнего порядка и присоединялись к сваре, чтобы отхватить, сколько сумеют.

Живописная жизнь этих разбойников стала основой легенд, и за несколько лет их потрясающие приключения и экстравагантные характеры проросли глубоко и прочно в фольклоре Карибского моря. Они изменили даже самый язык романтики, отчеканив новые слова, такие как «буканьер», «флибустьер» и «зееройбер» — морской разбойник. Испанцы, впрочем, продолжали называть их не столь пышно — пиратами — и обходились с ними соответственно.

Но и здесь легенда противоречива, потому что буканьеры — наименование, под которым они наиболее известны в английском языке, — были столько же жертвами, сколько и героями мифа о Золотых Антилах. Несмотря на свою громкую славу и ненасытные надежды на мгновенное обогащение, очень немногим из них удавалось нажить богатство клинком и абордажным крюком. Большинство заканчивало тихой отставкой, смертью от лихорадки или на дне моря. Но подобные неудачи чужды легенде и потому не привлекали внимания доверчивой публики, которая за пятьдесят лет после захвата Ямайки привыкла искать на Карибах не только богатых владельцев сахарных плантаций с их выходками, но и приукрашенные образы отчаянных голов. И этой новой репутацией морские разбойники обязаны рассказам Александра Эсквемелина. В буканьерах и их разбойничьих подвигах не было ничего особенно нового. Еще в 1568 году испанские власти в Рио-де-ла-Ача (ныне Колумбия) жаловались начальству, что «на каждые два корабля, приходящие сюда из Испании, приходится двадцать корсаров. По этой причине ни один город на этом побережье не безопасен, ибо они по своей прихоти захватывают и грабят поселения. Они заходят так далеко, что называют себя владыками земли и моря…» Эта жалоба повторялась поколениями местных чиновников, страдавших от жадных, стремящихся к возвышению авантюристов, объявивших, что «нет мира за чертой», то есть за той условной границей европейских дел, что проходила вдоль меридиана Ферро на Азорах, сворачивая на запад вдоль тропика Козерога. За этим громадным прямым углом лежали земли Тома Тиддлера, где, как считалось, не действовали никакие европейские договоры и не были применимы законы войны и дипломатии. Более ста пятидесяти лет корабли Голландии, Франции, Англии и даже Алжира пересекали «черту» для грабежа и торговли, зачастую возвращаясь с впечатляющей добычей. В 1523 году часть награбленного Кортесом во дворце Монтесумы перехватили в свою очередь французские корсары, действовавшие в Атлантике, а в 1628 году целый испанский конвой из колоний достался врагу. И Рэли, и Гейдж — первый почерпнул ценную информацию из бумаг, захваченных английским корсаром; второй, на свою беду, лично повстречался с Диего Эль Мулато — были знакомы с карибскими морскими разбойниками. Когда Испания пришла в упадок, дела пошли хуже. Испанские корабли, знаменитая «гарда костас», патрулировавшие стратегические базы Карибского бассейна, уже не в состоянии были сдерживать угрозу пиратов, роившихся в новых гнездах и, подобно осам, открывавших богатые кормовые угодья. Карибские морские разбойники набирались дерзости и организовывались, в результате добиваясь больших успехов. Но, подобно прежним проявлениям легенды о Золотых Антилах, понадобилось искусство пропагандиста с широкой читательской аудиторией, чтобы, смешав факты и вымысел, сотворить легенду о буканьерах, которая вплелась в самую ткань Золотых Антил.