Петр Грушин - Владимир Светлов

– Дмитрий Людвигович, надеюсь, что задача, которая поставлена перед нашей организацией, предельно понятна. Стране нужна новая ракета, и причем гораздо лучше, чем ШБ.

– Петр Дмитриевич, но ШБ уже летает, и весьма успешно.

– Летает, но ведь не для сегодняшнего «Беркута» мы работаем. У нас совсем другая задача – нашу ракету должны получить сотни будущих «беркутов» по всей стране. Одно дело, ракета, стоящая у Москвы, на построенных пусковых площадках, а другое… – здесь Грушин изменился в лице, и его голос приобрел оттенок так хорошо запомнившейся всем назидательности: – Кстати, какую дальность стрельбы «750‑й» по вашим расчетам следует считать оптимальной? Когда начнем выдавать ТЗ смежникам?

Действительно, в первые месяцы работы над «750‑й» основной задачей для ее проектировщиков стал выбор дальности стрельбы. Прочие характеристики ракеты были предопределены в постановлении правительства: высота поражения целей от 3 до 20 км, скорость полета целей до 1500 км/ч, масса ракеты не более 2 т. Дальность стрельбы в постановлении не указывалась, а это являлось одной из отправных точек при разработке всех компонентов системы. Для ее определения разработчикам В‑750 требовалось найти оптимальное сочетание самых разнородных факторов – ограниченной дальности действия радиолокационной станции наведения, необходимости достижения максимальной средней скорости полета ракеты по траектории. Важно было учесть и то, что в составе создаваемой системы требовалось максимально использовать уже применяемые в стране грузовые автомобили и тягачи, способные перемещать элементы системы не только по бетонным, но и по проселочным дорогам. Это, накладывая дополнительные ограничения на стартовую массу ракеты и дальность ее полета, позволяло свести к минимуму количество необходимых для изготовления транспортных средств С‑75 узкоспециализированных предприятий‑изготовителей (а значит, и сохранить подобающую секретность ведущихся работ). Только рациональный учет всех этих факторов и должен был свести к минимуму затраты на оборону от воздушного нападения каждого конкретного промышленного или военного объекта.

Подобные математические расчеты, которые впоследствии назовут выбором оптимальных параметров, в те годы в практике работы ракетных конструкторских бюро встречались нечасто. Правилом было выжимать из проектируемой ракеты все возможное – особенно дальность полета. Остальным разработчикам, занимавшимся стартовыми площадками, технологическим оборудованием, транспортными средствами, приходилось подстраиваться под эту главную цель. За ценой такого подстраивания никто особенно не следил – денег на новые ракеты и на все то, что было с ними связано, не жалели, давали столько, сколько требовалось. Но подобным образом даже в тех, поистине «золотых» для ракетчиков условиях, можно было действовать лишь при создании ракет, которые предполагалось выпускать десятками или сотнями штук. Для зенитных ракет, предполагаемое количество которых оценивалось в тысячи и десятки тысяч, подобная роскошь была недопустима.

Анализ компоновок и оценки баллистиками одно‑, двух– и даже трехступенчатого вариантов ракеты показал, что наилучшим комплексом характеристик будет обладать двухступенчатая ракета с твердотопливным ускорителем и маршевой ступенью с ЖРД. Обоснованная же всеми проведенными расчетами оптимальная дальность полета В‑750 составила 30 км.

Получение высокой средней скорости полета ракеты (600–700 м/с) планировалось достичь как за счет рационального сочетания характеристик стартового ускорителя и маршевой ступени ракеты, так и за счет получения ее высоких аэродинамических качеств.

Для получения наибольшей точности наведения ракеты на цель было решено, что ее полет должен проходить полностью на активном режиме – при непрерывно работающем маршевом двигателе, без сопутствующих пассивному полету торможения ракеты и снижения эффективности работы ее рулей. Исходя из этого, а также из требования получения необходимой стартовой тяговооруженности ракеты (для ее быстрого схода с пусковой установки и вывода на траекторию наведения на цель) были получены потребные стартовая (35–50 т) и маршевая (2,2–2,5 т) тяги двигателей.

Для выбора аэродинамической схемы ракеты (а это включало в себя определение места расположения и размеров ее крыльев, рулей и передних плоскостей) специалисты‑аэродинамики ОКБ‑2 разработали оригинальные методы расчетов. Они исходили из потребной маневренности ракеты (диктуемой использованием радиокомандной системы наведения на цель), требования эффективной работы ее системы стабилизации и контура управления, а также получения минимального аэродинамического сопротивления. В результате впервые в нашей стране для ЗУР использовали нормальную аэродинамическую схему – рули располагались за крыльями. В передней части ракеты поместили дестабилизаторы, позволявшие устанавливать требуемый запас статической устойчивости ракеты.

Особое внимание было уделено обеспечению необходимой управляемости ракеты при различных скоростях и высотах ее полета. Оригинальное решение нашли сразу. В кинематическую схему отклонения рулей ракеты ввели специальный механизм изменения передаточного числа (МИПЧ), обеспечивающий примерно постоянную маневренность на всех высотах и скоростях полета. Первые испытания макетного образца МИПЧ были проведены уже в декабре 1954 года, а через два месяца этот механизм был опробован в полете на ШБ.

* * *

К осени 1954‑го работа по «750‑й» вышла на максимальные обороты. Проект ракеты начал постепенно наполняться материалами от смежников – эскизными проектами, отчетами, предложениями. В ноябре из НИИ‑125 пришел эскизный проект на пороховой заряд стартового двигателя, в декабре из ленинградского ЦКБ‑34 – эскизный проект на пусковую установку СМ‑55.

Наконец, 21 декабря настал момент, когда Евгений Иванович Кринецкий положил Грушину на подпись четырехтомник эскизного проекта на первую «собственную» ракету ОКБ‑2. Последние месяцы вся жизнь в КБ, казалось, крутилась вокруг этих объемистых книг в зеленых переплетах. Грушин неоднократно просил внести в них изменения, добавить графиков. Теперь же, еще раз бегло просмотрев этот первый весомый документ своего КБ, Грушин уверенно поставил свою подпись.

И тем не менее каждый день приносил не только новые достижения, но и разные проблемы. Неожиданно появлялись очень соблазнительные идеи, хотя «поезд уже давно ушел»; какой‑то очередной агрегат, созданный смежниками, никак не хотел вписываться в отведенный объем; что‑то отказывало во время стендовых испытаний и явно требовало переделки. В комнатах проектировщиков и конструкторов постоянно сталкивались десятки мнений, возникали споры, бушевали эмоции, дело доходило и до крика. Но в кабинете Грушина дискуссии обычно быстро стихали. Конечно, истины рождаются в споре, но становящаяся бесконечной полемика может сделать ее со временем бессмысленной. С этой целью требовалось вовремя останавливаться и принимать решение, и в этом случае Грушин полностью использовал свою власть.

Процесс совершенствования новой техники бесконечен. Но желание сделать «еще лучше» всегда входит в противоречие с требованием сделать в срок, да еще определенный очень высокими инстанциями. Жесткость этих сроков была вынужденная – ведь речь шла о выживании нашей страны, о безопасности мирной жизни нашего народа. Поэтому с определенного этапа создания новой ракеты Грушин принимал решение: с сегодняшнего дня – ни одного изменения, все улучшения отнести на следующую модификацию. И только в крайнем случае, когда иного выхода не было, Грушин мог принять решение о введении доработки в проект.

Уже в первые месяцы работы ОКБ‑2 развеялись иллюзии тех, которым казалось, что Грушин будет находиться только в роли организатора процесса работ. Однако Грушин быстро и уверенно доказал всем, что способен принимать весьма грамотные и взвешенные инженерные решения. Он сразу же продемонстрировал своим подчиненным наличие твердого инженерного ума, четко отдающего себе отчет в том, что его главная обязанность на предприятии – вмешиваться в ход событий там, где труднее всего, выявлять спорные технические проблемы, анализировать неудачи и своевременно, не откладывая ни на минуту, принимать решения, не уклоняясь от этой далеко не всегда почетной обязанности. Одновременно с этим Грушин очень доходчиво показал всем, что поскольку максимальный груз ответственности за результат лежит на нем, то и принятые им решения не подлежат никакому пересмотру.

Безусловно, Грушин не мог досконально вникнуть в каждый вопрос сам или же мгновенно уловить в нем «зерно», позволяющее детально взвесить все «за» и «против». И поэтому в наиболее сложных случаях Грушин предпочитал устраивать в своем кабинете столкновение мнений и сторон, и, как показало время, в этом деле он оказался непревзойденным мастером. Как правило, наблюдая за спровоцированными им спорами, Грушин успевал и глубоко вникнуть в суть проблемы, и оценить возможные варианты ее преодоления.