Звенья разорванной цепи - Алла Бегунова

День солнечный, безветренный и чуть-чуть морозный выпал на 10 января 1790 года. Аржанова улыбнулась солнцу, клонившемуся на запад. Как будто на прощанье, его лучи пронизывали лесистые склоны Каленберга и делали их прозрачными, легкими, похожими на акварельный рисунок.

Флору сопровождал Сергей Гончаров, к тому времени вернувшийся из рейса по Дунаю. Он с успехом прошел испытательный срок и получил должность штурмана. Но пока баржа «Матильда» стояла под погрузкой, хозяин отпустил его на четыре дня погулять на берегу. Белый маг опять надел лакейскую ливрею. Держа в одной руке муфту и шаль барыни, в другой колдун сжимал трость с круглым набалдашником из слоновой кости и стучал им в дубовую дверь виллы «Ишл».

Хорошо бы устроить так, чтоб Гончаров увидел императора. Русских интересовал его диагноз. Венский двор давно распространил официальное сообщение, будто монарх простудился в походе, когда возглавлял войска, сражавшиеся с турками. К лечению этой простуды привлечены лучшие медицинские силы, и она постепенно идет на убыль. Государственный канцлер князь Кауниц граф фон Ритберг также уверял дипломатов в скором выздоровлении правителя.

Уловка, придуманная Аржановой, сложностью не отличалась. Письмо царицы она положила в дамскую сумочку-ридикюль, а сумочку — в муфту. Она хотела оставить муфту у Гончарова, а потом, якобы вспомнив о ней, послать за ним: пусть принесет госпоже. Колдун появится в гостиной на несколько минут, но этого ему достаточно. Собственное мнение о болезни Иосифа Второго у курской дворянки, некогда бравшей уроки военно-полевой медицины у лекаря Ширванского пехотного полка, уже сложилось: никакая это не простуда…

Правитель Придунайской монархии сидел в кресле у камина. Огонь там горел сильно, отбрасывая яркие блики на его лицо, и оно казалось не таким бледным и болезненным. Лора фон Рейнеке присела перед ним в глубоком реверансе. Иосиф Второй кивнул и жестом предложил ей занять место в кресле напротив. Некоторое время длилось молчание. Разговор мог начинать только император, а он внимательно разглядывал свою гостью.

— Вы совсем не изменились, сударыня, — наконец произнес он.

— Благодарю, ваше величество.

— Но в Крыму вас звали как-то иначе.

— Да, ваше величество. Тогда я была замужем за полковником, князем Мещерским.

— Где он теперь?

— Смертельно ранен при штурме крепости Очаков в декабре 1788 года, — не моргнув глазом, доложила Аржанова, ведь проверить данный факт австрийцы все равно не сумели бы. — Представьте, к моему ужасу, он скончался буквально у меня на руках.

— Значит, вы с мужем отправились в поход и участвовали в осаде?

— Именно так, ваше величество. Очень пригодилось мое знание тюрко-татарского языка.

— Верно, — согласился представитель династии Габсбургов. — Вы владеете мусульманским наречием превосходно. Какие тайны наших злых недругов османов там открылись вам?

— О, под Очаковым было много любопытного, ваше величество! Поскольку я участвовала в штурме…

— В штурме?! — не поверил своим ушам Иосиф Второй.

— Да. В качестве военного переводчика. Мне выдали офицерский мундир и приписали к атакующей колонне бригадира Горича.

Увлекательно рассказывать разные истории Аржанова умела и теперь воспользовалась своим даром. Разговор шел на немецком языке. Стилистические обороты и ударные фразы из ее настольной книги «Страдания молодого Вертера» ей очень пригодились. Курская дворянка разворачивала живые и достоверные батальные картины. То в гостиной виллы «Ишл» стреляла ядрами осадная артиллерия, то, сверкая штыками, шли к разрушенной крепостной стене колонны русских «чудо-богатырей», то падал, сраженный пулей янычара, доблестный бригадир Горич, то через тела убитых турок, лежащих во рву вокруг замка «Паша», карабкались по штурмовым лестницам на последний приступ наши гренадеры, егеря, донские казаки.

— Die sechste Kolonne war die mächtigste Stoßkraft. Sie führte einen Schlag gegen die Nordbastion der Festung, die schon stark zerstört wurde, — уверенно звучал ее голос. — Die Kolonne bestand aus den Mannschaften und Unteroffizieren des Phanagorischen Grenadierregiments. Ihre Bajonette blitzten drohend in der Morgendämmerung…

Император, с детства увлеченный военным делом, слушал Анастасию безотрывно. Солдатские байки из уст прелестной великосветской модницы — вещь, бесспорно, необычная. Тем более, что говорила она с искренним чувством, как будто снова шла в бой, снова слышала канонаду, снова видела знамена, подхваченные утренним приморским ветром.

Но Аржанова не забывалась, наблюдала за августейшим собеседником и внезапно закончила рассказ на самом интересном месте:

— Ах, ваше величество! Ведь это — дела минувших дней. У меня есть письмо императрицы. Специально для вас.

— Правда? — удивился Иосиф Второй.

— Оно осталось в сумочке, которая спрятана в муфте. Прикажите послать за моим слугой…

Белый маг шагнул в комнату неслышно. Расстановка мебели в ней была такова, что сперва он приблизился к креслу, где сидел император и с поклоном передал Флоре муфту из собольего меха. Оттуда и явилась на свет сумочка, затем — письмо. Монарх, забыв о присутствии Гончарова, взломал печать, расправил лист на коленях и углубился в чтение. Колдун стоял подле императора, рассматривая его лицо, повернутое к нему в профиль.

— Всегда восхищался мудростью вашей государыни! — воскликнул Иосиф Второй, сложил письмо и спрятал его в карман кафтана. — Я понимаю, вы принадлежите к ее окружению, и наши встречи будут иметь особый смысл. Через неделю вы приедете сюда снова…

С этими словами император, тяжело опершись на подлокотники кресла, поднялся и кивнул Анастасии, давая понять, что аудиенция окончена. Сегодня он, по-видимому, чувствовал себя гораздо лучше, чем на приеме в Хофбурге. Его улыбка, адресованная курской дворянке, получилось непринужденной и даже веселой.

Вилла «Ишл» давно скрылась за поворотом дороги, а белый маг, сидевший напротив Аржановой, до сих пор хранил молчание. Анастасия не торопила его с ответом. Она сама пребывала в некоторой задумчивости. На первый взгляд, главное произошло: Иосиф Второй предложил ей новую встречу. Вроде бы можно отправлять по экстренной конфиденциальной связи радостное донесение светлейшему князю Потемкину-Таврическому. Однако с другой стороны…

— Не только неизлечимая внутренняя болезнь мучает самодержца, — вдруг мрачно сказал Гончаров. — Ненавидимый своими подданными, он страдает оттого, что многие добрые его начинания до конца не доведены, что намерение изменить к лучшему жизнь народа не встретило у людей той поддержки, на которую он рассчитывал…

В конце XVIII столетия при всех своих различиях Российская империя и Габсбургская монархия имели немало общих черт. Оба государства входили в число великих европейских держав, располагали обширнейшими территориями, населенными многочисленными народами, находившимися, впрочем, на разных ступенях экономического, общественного и культурного развития. У них был один и тот же жестокий враг, угрожавший их процветанию, не раз начинавший разорительные войны с ними — Османская империя, властители которой всегда исповедовали кровожадную теорию исламского джихада.