Последний шанс - Лиана Мориарти

– Дэвид пытается развести нас на деньги, – с отвращением произносит Лаура. – Я с ним встречалась, правда совсем недолго. Мы познакомились в клубе. Однажды вечером я совершила ошибку, поделившись с ним конфиденциальной информацией после нескольких бокалов шардоне. Вероника, ты что-то сказала насчет лесбиянок или мне послышалось?

– Ах, Лаура, как ты могла? – говорит Энигма. – А почему ты никогда не приводила этого Дэвида к нам на ужин?

– Какую именно конфиденциальную информацию ты сообщила ему, тетя Лаура? – Лицо у Вероники красное, руки сжаты в кулаки.

– Узнаешь в свое время, когда тебе исполнится сорок, – говорит Энигма. – А пока тебе придется подождать.

– До сорока лет?

Роза оглядывается по сторонам в поисках стула. Ее ноги пронизывает острая боль. На лице Энигмы застыло самодовольное выражение, а у Вероники – обиженное. Ах, до чего же все это глупо. Так утомительно. Семьдесят три года лжи. Семьдесят три года страха. Все равно что постоянно ходить по краю пропасти. Как заманчиво взять и шагнуть в пустоту.

Успокойся, Роза, командует Конни у нее в голове.

Прости, Конни. С меня довольно.

Пора положить этому конец.

Она берет Веронику за руку:

– Мы знаем, что он лжет, дорогая, потому что на самом деле Элис и Джека Манро никогда не существовало. Мы с Конни их выдумали.

– Как – выдумали? Значит, вы никогда не находили ребенка? Младенца Манро вообще не было? Или… но как же… почему же тогда… кто такая бабушка Энигма?

Роза испытывает восхитительное чувство свободного падения:

– Она моя дочь, дорогая.

Энигма с воплем всплескивает руками:

– Боже, Роза, что ты наделала!

* * *

Положив теплую ладонь на затылок Софи, Кэллум притягивает ее к себе, но некая трезвая часть ее рассудка говорит: «Успокойся, дурочка, это не цунами и не землетрясение, это всего-навсего пошлый пьяный поцелуй». Но другая часть ее рассудка подозревает, что Софи сейчас потеряет голову, как героиня романа эпохи Регентства, которую никогда прежде не целовали. Ну же! Какое блаженство: его язык уже у нее во рту. А ведь и впрямь это первый в ее жизни настоящий поцелуй, все остальное не в счет!

* * *

Заставить себя съесть самосу – все равно что проглотить живого паука. Грейс настроена действовать решительно, но она не представляла, насколько трудно будет идти против устоявшихся привычек. Ей приходится буквально подталкивать руку с пирожком ко рту, как будто воздух вокруг нее внезапно превратился в жидкий бетон. Несколько мгновений ее рот остается плотно закрытым, а ноздри сжимаются от ужаса – орехи, орехи, мы чуем орехи! – но в конце концов ей удается разлепить губы и засунуть внутрь кусочек пирожка. Грейс стоит, прислонившись спиной к дереву, на главной улице острова, вдали от толпы. Толпа кажется ей колышущейся твердой массой, а лица людей озаряются светом гигантских фонарей. Где-то там должны быть Кэллум и Софи. Наверное, танцуют. Жизнь представляется такой простой. Она ждет, и вот оно, первое предупреждение о надвигающемся приступе. По спине пробегает дрожь, ледяные пальцы гладят позвоночник. Грейс судорожно сглатывает и ждет, что будет дальше. В горле появляется невыносимый зуд. Реакция наступает быстрее, чем когда-либо прежде. Ее словно бы душат изнутри. Глаза слезятся. Она цепляется ногтями за кору дерева. Эти мучения – наказание за то, что она не любит своего ребенка. Но сейчас невозможно сосредоточиться на этой мысли, потому что она не может дышать. Какая же она дура! Какую глупость совершила! Из головы улетучиваются все мысли, за исключением одной-единственной: ей необходимо дышать. Ради бога, дайте хоть глоток воздуха.

* * *

Роза испытывает радостное волнение. Ей хочется танцевать. Спина больше не болит.

– Все кончено, – заявляет она Энигме. – Я еще много лет назад говорила Конни, что надо сказать всем правду. Я прекрасно себя чувствую! Какая легкость, какая свобода!

Энигма, разумеется, плачет, сморкаясь в носовой платок:

– Ну, я-то совсем не чувствую никакой легкости! О-о! Почему здесь нет Марджи? Лаура, пусть Роза немедленно замолчит! Сделай что-нибудь! А во всем виноват твой ужасный друг!

Псих ставит урну на землю и, с агрессивным видом сложив руки на груди, объявляет:

– Вам будет предъявлен иск по обвинению в мошенничестве. Вы, уважаемые дамы, самые настоящие мошенницы.

– Уж кто-кто, а ты прекрасно разбираешься в мошенничествах, – фыркает Лаура. – Потому что именно этим как раз и собирался сегодня заняться, верно? Небось рассчитывал таким образом раздобыть денег для уплаты карточных долгов, да?

– Господи ты боже мой! – Энигма моментально перестает плакать. – Думаю, тебе не стоит встречаться с игроком. Поверь, дорогая, они ужасные люди, эти игроки.

– Успокойся, мама. Я с ним не встречаюсь! – отвечает Лаура.

Роза впервые замечает, что младшая дочь Энигмы выглядит сегодня лучше, чем обычно. У нее чудесный золотистый загар, лоб кажется гладким, а на шее прелестное ожерелье с овальными красными камушками.

– Лаура, – говорит она, – какое у тебя красивое ожерелье!

– Может, мы это обсудим потом? – спрашивает Вероника. – Сейчас у нас есть более важные темы.

В этот момент кто-то врывается в палатку с криком:

– Нет здесь, случайно, врача? Там у девушки случился аллергический шок.

– Грейс? Неужели это наша Грейс?!

Энигма поднимает заплаканное лицо. А Вероника уже выскочила из палатки, как бегун, услышавший выстрел стартового пистолета.

– Что происходит? – Новая подруга Вероники качает ребенка на руках. – Кто такая Грейс?

– Куда я положила сумку? – Лаура яростно шарит по земле рядом с собой. – Мне срочно надо ее найти!

Псих поднимает с земли черную кожаную сумку, Лаура выхватывает ее и устремляется за Вероникой. У Розы так сильно трясутся колени, что Энигме и Психу приходится подхватить старушку под руки, чтобы не упала.

– Что происходит?

– Да какой-то женщине стало плохо.

– Сердечный приступ?

– Нет, аллергическая реакция.

* * *

В тот момент, когда до размытого сознания Софи доходят эти слова, Кэллум резко отталкивает ее от себя. Как будто пронзительный звон будильника оторвал ее от упоительного сна.

* * *

Грейс в неудержимой панике молотит руками и ногами. Она хватается за горло и хрипит. Вокруг нее как в тумане мелькают незнакомые испуганные лица. А потом она видит лицо женщины, на шее которой болтается на цепочке красный камешек, и слышит голос:

– Держись, Грейс.

Каждая частичка ее тела тянется к этому знакомому капризному голосу, потому что, разумеется, она не даст Грейс умереть, ну конечно не даст.

Глава 50

Похоже, телефон звонит с перерывами уже несколько часов, но Софи просто лежит в постели, закрыв лицо подушкой и едва не задыхаясь. Потом она убирает подушку и поворачивает лицо к потолку, растягивая губы в виде овала. Затем морщится и обнажает зубы. После чего издает странные гортанные звуки, притворяясь умалишенной и жалея, что на самом деле это не так. И наконец опять накрывается подушкой.

Разумеется, у Софи болит голова. Чего и следовало ожидать. Вообще-то, мигрень не такая уж и сильная, просто тупая боль. Похмелье у нее какое-то странное. Во рту нет неприятного вкуса, а, наоборот, чувствуется приятный привкус мускатного ореха.

Софи предпочла бы нормальное похмелье, которое помогло бы ей забыть это постыдное ощущение, когда Кэллум оттолкнул ее. Отвращение на его лице. Как будто он проглотил муху! Как будто она старая перечница, попытавшаяся засунуть ему язык в глотку.

А потом начался настоящий кошмар! Софи увидела красивое лицо Грейс, искаженное судорогой, с пеной в углах рта, с закатившимися глазами, как у испуганной лошади. «О господи, похоже, она умирает», – произнес кто-то с ужасом. Рядом с ней на коленях стоял Кэллум, вцепившись пальцами в землю. Мать Грейс вынула из сумки пластиковый шприц с желто-черной надписью, сняла колпачок и, не теряя ни секунды, решительно вонзила иглу в ногу дочери. Толпа дружно издала негромкий вздох, как это бывает в церкви. Тело Грейс изогнулось дугой, а потом рухнуло на землю, и Софи заметила, что Вероника, тоже стоявшая на коленях, разрыдалась. Софи прежде не видела Веронику плачущей. Томас с покрасневшим лицом кричал в мобильник: «Анафилактический шок!» Софи никогда раньше не слышала, чтобы Томас повышал голос. Все это было ужасно, по-настоящему ужасно.

Через двадцать минут вверх по реке уже мчался с ревом катер службы спасения, но к тому времени все знали, что с женщиной, у которой случился приступ, все будет хорошо. Благодаря быстрой реакции своей матери она уже нормально дышала. Окружающие говорили: «Если у тебя такая жуткая аллергия, надо быть осторожной, сто раз проверить, что ты ешь!» Вечер Годовщины неожиданно закончился, и гости двинулись к пристани, неся на руках спящих детей с раскрашенными лицами и выстраиваясь в очередь на паром.