Сигрид Унсет. Королева слова - Сигрун Слапгард

Получив обстоятельный ответ по всем вопросам и массу конкретных советов, Унсет снова пишет Поске. На сей раз она даже смущена — ей не хватает некоторых деталей: «Как Вам, должно быть, надоели все мои воображаемые личности! Да и сама я, признаться, готова впасть в отчаяние от бесконечных сложностей, что они создают для себя и других. Когда же наступит тот счастливый день, когда я наконец положу Кристин в гроб в монастыре Рейнсклостер{44} и хор пропоет заупокойную по ее непутевой жизни?»[329]

Изучение истории стало частью жизни Сигрид Унсет еще с тех пор, когда она декламировала сестрам рыцарские баллады и писала первые рассказы для школьной газеты «Четырехлистник». При работе над «Кристин» она снова обращается к любимым народным балладам. В «Венце» Эрленд говорит Кристин: «Вы будете танцевать со мной сегодня вечером, Кристин?»{45} Эта чувственная фраза на самом деле является прямой аллюзией на ее любимые баллады, в которых речь чаще всего шла о соблазнении девушки. Среди них была и баллада о Малютке Кристин. Еще в 1901 году в письме Дее Сигрид упоминала балладу о Кристин и приводила цитату из своей «Книги Книг», сборника народных баллад Грундтвига: «Скажите мне, милая матушка, как же я могу забыть Малышку Кристин»[330]. В том же письме она объясняет подруге: «Таков эрос. Мощное желание, что, неудовлетворенное, делает жизнь невыносимой…» А когда мать Кристин Рагнфрид делится с мужем опасениями насчет того, что Кристин с Эрлендом не дождались свадьбы, Лавранс отвечает прямой ссылкой на баллады: «Э! Об этом люди сочиняют песни»[331]{46}. Лето, проведенное три года назад в Лаургорде, также помогло оживить в памяти старинные песни, которые они пели под гармонику Йосты. И хотя особого голоса у Сигрид не было, зато она единственная помнила все куплеты — будто учила их наизусть, — а подчас могла воспроизвести несколько версий одной и той же баллады.

Теперь, в разгар работы над своим большим эпическим произведением, Унсет написала обширное эссе «Некоторые размышления о скандинавских средневековых балладах» и отослала его в журнал «Эдда». В датских балладах, объясняла Сигрид Унсет, бушуют роковые страсти, они отличаются «торжеством жестоких и неукротимых эмоций». Она вспоминает, что в детстве ей запрещали читать Грундтвига, разрешали только Ландстада — так она сразу же поняла, чьи баллады должны быть лучше и интереснее. Далее следует мягкий упрек в адрес Хульды Гарборг, которая занималась народными танцами и норвежской фольклорной традицией и, по мнению Сигрид Унсет, «допускала небрежности в работе». Сама Унсет подошла к анализу фольклора со всей свойственной ей основательностью и научной эрудицией. Для подтверждения гипотезы о том, что баллады являлись «стилизованными картинами повседневной жизни», она обращается к источникам. Норвежские баллады, считает она, свидетельствуют о существовании в Норвегии скромного и образованного зажиточного крестьянства, чье возникновение обусловлено особым развитием страны в Средние века. Далее, по мнению Сигрид Унсет, в те времена церковные иерархи Норвегии держались на редкость достойно, были способными юристами и администраторами. В подкрепление такого тезиса она могла привести специально изученные ею письма того периода. Эмоциональная жизнь средневековых норвежцев была ничуть не менее бурной, чем у их соседей. Сердце человеческое остается неизменным, идет ли речь о разладе в отношениях между мужчиной и женщиной или о других разрушительных эмоциях. Как замечает Унсет: «Что в прошлом, что в наши дни, труд является единственным средством, спасающим человека от разрушительных страстей в его интимной жизни». Хорошим примером тому является образ Улава Святого в балладах: «Такой же норвежский в своей стойкости, как норвежские леса, и такой же боговдохновенный, как деревянные церкви». Она подчеркивает материнскую роль католической церкви, которая радела «как о постах, так и о праздниках для своих детей» и к тому же научила народ петь. «С чистой совестью признаюсь, что значительная часть древненорвежской воспитательной литературы и по сей день кажется мне вполне пригодной для воспитания», — пишет она, замечая, что большинство воскресных колонок в газетах можно без ущерба заменить цитатами из древненорвежской «Книги проповедей» и тому подобной литературы. И сразу же обрушивается с критикой на современное церковное сообщество. По мнению Сигрид Унсет, именно лютеранство повинно в том, что «песенный источник в душе народов Северных стран постепенно иссякает», а больше всех от Реформации пострадала, конечно, Норвегия.

Трон архиепископа, а также изрядную часть монастырского и церковного имущества перевезли в Данию, что имело только негативные последствия: «Мощи Святой Суннивы и ее сподвижников, а также мощи Святого Улава и Святого Халварда преданы земле, никто не знает где. Потревожены и могилы норвежских королей, так что теперь от них не осталось и следа, и куда делся их прах, тоже неизвестно».

Это было открытое нападение на главенствующую в Норвегии в то время историческую традицию. Признавая достоинства статьи, профессор Фредрик Поске, естественно, не мог разделить подобную точку зрения на Реформацию[332]. Он не соглашайся, что Реформация принесла одни несчастья, не говоря уж о том, что она уничтожила культурную жизнь скандинавских стран. Однако он отдает должное глубоким познаниям Унсет, не в последнюю очередь ее гипотезе, разграничивающей норвежские и датские баллады.

С тех пор как Унсет переселилась в Лиллехаммер, прошло почти два года. Здесь в полной мере раскрылся ее писательский талант, возможно за счет остальных сторон жизни. В творчестве Унсет искала решение, и не только проблем в отношениях со Сварстадом, но и проблем внутренних. В начале 1921 года искания и упорная борьба Кристин целиком завладели вниманием писательницы. Но когда весна только-только возвестила о себе набухшими почками, Сигрид Унсет нашла предлог, чтобы сделать паузу в работе. Ее сестру Рагнхильд, жившую в Стокгольме, преследовали болезни и семейные неурядицы. Сигрид никогда не была особенно близка с сестрой, поэтому ей раньше не приходило в голову навестить ее в Стокгольме. Теперь же повод нашелся. И в марте Сигрид Унсет впервые за семь лет, что прошли с последней поездки в Париж, отправилась за границу. Детей она оставила под присмотром служанок, предупредив, что вернется только после Пасхи. Проведя несколько дней в гостинице в Стокгольме, она проследовала к действительной цели своего путешествия — монастырю Вадстена. Там писательница намеревалась в тишине и покое провести пасхальные праздники, наедине со своими мыслями и недавно приобретенными «Божественными откровениями Святой Биргитты».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});