Пружина для мышеловки - Александра Маринина

Ну вот, вот, сейчас она должна сказать, что Юрочке покровительствовал… или помогал ему… или очень его любил и ценил… и назвать высокую должность…

Но нет. Ничего такого Забелина не сказала. Она только посмотрела на меня печально и чуть удивленно.

– Вы правы, – негромко сказала она, – хороших работников должны любить и ценить. Юрочка сделал блестящую карьеру, потому что был достоин своих должностей.

Она снова заплакала, и я понял, что больше ничего существенного не узнаю. Но фотографию молодого Юрия Петровича я выпросить не забыл.

Тем же вечером я напросился на пять минут в гости к Майе Витальевне и показал ей снимок. Она смотрела долго и пристально, и, наконец, с тяжелым вздохом вернула мне фотографию.

– Я не помню, – устало проговорила она, снимая очки для чтения, прикрепленные к цепочке, и надевая другие, для коррекции близорукости. – Я смотрю на это лицо и не могу сказать, видела я его когда-нибудь или нет. Я даже приблизительно не помню того человека: блондин он или брюнет, худой или полный, высокий или маленький.

– Но он совершенно точно заходил в вашу квартиру, когда убили коллекционера. Их было двое: один – участковый, другой – вот этот, из уголовного розыска.

– Нет, – она покачала головой, – не помню. Помню саму ситуацию, а вот лица… Нет.

Полный провал.

Но ничего, у меня в запасе некто Вячеслав Ситников. Надо переговорить с Мусатовым, обрисовать ситуацию, и если он готов платить – давать Вальке Семенову очередное задание. Пусть ищет «Славика, который зазнался и носа не кажет». Глядишь, этот Славик-то знает побольше матери Юрия Петровича.

* * *

Следователь Вилков Александр Иванович фанатом своей работы не был, принимал ее как данность, с которой нужно не просто смириться, но принять и максимально к ней приспособиться. Службу нес добросовестно, без откровенной халтуры, иногда даже испытывая к ней интерес, который временами становился жгучим, особенно тогда, когда появлялась возможность сделать что-нибудь эдакое… такое… одним словом, проявить себя личностью незаурядной, чем-то вроде Эркюля Пуаро. В рутинных же делах он откровенно скучал, старался отделаться от них побыстрее, и никакие странные мысли о необходимости отправления правосудия, справедливости возмездия и победе добра над злом его не посещали. Пятнадцать лет, проведенных в положении одинокого изгоя, выработали в Александре Ивановиче стойкую потребность доказывать, что он не только не хуже других, а кое в чем даже и получше, посему как только представлялась возможность это сделать, он ее не упускал, все же прочие жизненные и служебные ситуации он воспринимал как большую грязную лужу, через которую пробираться, конечно, неохота, но придется, если собираешься не стоять на месте, а идти дальше. Ни малейших попыток придумать какое-нибудь усовершенствование, при помощи которого переход через лужу стал бы более приятным и безопасным, он не предпринимал, ибо конструктивным подходом к преобразованию действительности не обладал.

Дело об убийстве Юрия Петровича Забелина на съемной квартире, предназначенной для свиданий с любовницей, представлялось Вилкову как раз такой вот лужей. Он делал все, что необходимо, вызывал свидетелей, писал протоколы, давал задания оперативникам, но огонь внутри него не горел. Возможно, еще и оттого, что сам потерпевший, сиречь убиенный Забелин, был в прошлом полковником милиции с тридцатилетней выслугой, сумевшим найти свое место в престижной коммерческой структуре и зарабатывать хорошие деньги. Вилков насчет себя не обольщался и точно знал, что ему самому такая карьера не светит, а потому в его душе поселилась нечто похожее на зависть. Или что-то очень к ней близкое. «Убили мента, погнавшегося за бабками и привыкшего к шикарной жизни, – туда ему и дорога», – вот так примерно нашептывал мерзкий тоненький голосишко в глубинах сознания Александра Ивановича.

Он с нетерпением ждал вечера, потому что договорился с бывшими однокурсниками Валей Семеновым и Игорем Дорошиным «посидеть как следует, а не наспех». Настроение было отличным, вечер в обществе старых приятелей обещал быть во всех отношениях приятным, и когда в седьмом часу к нему в кабинет ввалился опер Серега Хворостин, Александр Иванович отнесся к нему благодушно и даже забыл выглядеть строгим.

– Саш, мы, кажется ее нашли, – сообщил Хворостин, переводя дыхание после пробега по лестничным пролетам.

– Кого?

– Да бабу, новую знакомую Забелина.

– Да? – оживился следователь. – Рассказывай.

Банк «Русский кредит» располагался в большом бизнес-центре с охраняемой территорией, куда въехать на машине можно было только по пропуску, постоянному (у сотрудников) или разовому (для посетителей). Сыщики решили проверить, кому в течение последнего перед смертью месяца заказывал пропуска Юрий Петрович Забелин, получили список автомобилей и прогнали его через базу данных ГИБДД, после чего, установив владельцев, стали их отрабатывать. Почти о каждом из этих людей сотрудники службы безопасности банка что-нибудь знали и могли объяснить, зачем, по какой надобности они приезжали к их руководителю. Единственным человеком, о котором никто ничего не знал, была некая Ксения Брайко. Ее видели, ее запомнили, но о чем она говорила с Забелиным – неизвестно. Но дело, по всей вероятности, было несложным, потому что пробыла она в кабинете Юрия Петровича совсем недолго, одни уверяли, что минут пять, другие – что пятнадцать, но не час и тем более не два, это точно.

– А чего это они ее запомнили? – подозрительно щурясь, спросил Вилков. – У нее что, шрам через всю рожу и нога костяная?

– А ты сам посмотри, – хмыкнул успевший отдышаться Хворостин. – У них, в банке этом, на входе пишущие камеры установлены. Три картинки идут: автомобили перед входом, крыльцо и ресепшен. Я у них кассеты попросил.

Вилков разрешающим жестом махнул в сторону видео-двойки, стоящей в углу кабинета. Оперативник вставил одну из кассет, долго перематывал вперед и назад в поисках нужного кадра, наконец нашел, и на экране появилось изображение. В поле зрения камеры въехала светлая «тойота», более точно цвет определить не удавалось, потому что изображение было черно-белым, но зато госномер был виден совершенно отчетливо. Из машины вышла миниатюрная молодая женщина с такой яркой внешностью, что Вилков даже опешил. Несмотря на отсутствие красок на экране, было понятно, что она необыкновенно хороша собой, смуглая, с длинными черными волосами и огромными темными глазами. Да, мимо такой не пройдешь, не обернувшись. Не мудрено, что Забелинские соколы ее заметили и запомнили.

– Это она приехала, – прокомментировал Сергей. – Теперь смотрим другую кассету.

Теперь на экране виднелось крыльцо перед дверью, ведущей в банк. Темноглазая красавица легко взбежала по трем ступенькам и вошла – нет, не вошла – впорхнула! – в стеклянные раздвижные двери.

– А это, – Хворостин снова сменил кассету и поискал нужное место на пленке, – она в ресепшене, объясняет, к кому приехала, и ждет, пока за ней придут и проводят. Обрати внимание, Забелин лично за ней пришел, а не послал помощника или «шестерку».

Да, действительно, Ксения Брайко что-то говорила девушке за стойкой, потом отошла в сторону и стала ждать, нетерпеливо притоптывая точеной ножкой, обутой в изящный сапожок. Спустя некоторое время появился Забелин, лучезарно улыбнулся гостье, поцеловал ей ручку и провел внутрь.

Хворостин перемотал запись немного вперед, и вот уже Ксения выходит в сопровождении все того же Забелина, прощается с ним и идет к двери. Снова смены кассеты, вид с камеры, охватывающей крыльцо перед входом: Ксения спускается по ступенькам. И теперь опять первая кассета: Ксения садится в машину и отъезжает.

В нижнем углу экрана видны дата и время, Вилков все записал и посмотрел: да, и в самом деле Брайко пробыла у Забелина восемь минут, а всего в помещении банка «Русский кредит» – четырнадцать минут. Для серьезного дела явно маловато. И случилось это за неделю до его убийства.

– Ну и где она? – строго вопросил Александр Иванович.

– Так ребята работают. Не спугнуть бы, Саш, поэтому я к тебе помчался с докладом, а они сидят и ждут команду. Пока что установили через интернет, чем она занимается.

– Ну и чем?

– Фирмы разоряет. В ихнем денежном мире это называется «рейдерство». Слыхал?

– Не учи ученого, – проворчал Вилков. – А мотив-то где? Зачем ей его мочить?

Следователь по обыкновению отдавал предпочтение местоимениям, полагая, что всем и так все понятно.

– Так из-за денег же! Нынче все делается из-за денег, это ж ежу понятно. Вот смотри: банку нужно прижать к стенке какое-нибудь предприятие, руководство дает задание Забелину связаться с рейдерами и организовать работу, все говорят, что так часто бывало. Забелин находит Брайко, у нее, кстати, напарник есть, некто Найденов Дмитрий, ну вот, он их находит и налаживает на эту фирму. Брайко – красоточка, Забелин повелся, начал за ней ухаживать, снял хатку, потому как дело уже шло к триумфальному маршу, в этот же период Брайко и Найденов заканчивают операцию, и наступает время расплатиться. Брайко приезжает к Забелину за гонораром, а это дело недолгое, как говорится, «опись-протокол-сдал-принял». Вероятно, именно этот визит мы с тобой и видели.