Лабиринт Ванзарова - Чиж Антон

– Так это, не смущайся, отведи душу, – предложил приятель, указывая на холмик под мешковиной.

Как ни чесалась рука с кастетом, сдержался Карась. Воры уселись в волокуши, тронулись. Только отъехали, в подворотне дома фигура нарисовалась.

– Гля, – сказал Угол, пряча нос за воротом полушубка. – Вроде зухер, что к Обуху наведывался.

– Вроде он, – согласился Карась.

– А чего он?

– А то ж самое. Не понимаешь разве?

– Выходит, мы зухера обставили?

– Выходит, вот оно как…

– Обуха порадуем…

– Само собой…

Волокуши шли мягко. От усталости и холода Карася сморило. Спрятав лицо в воротнике, а руки сунув в рукава, он притулился к приятелю. Угол тоже закемарил.

Не заметили оба, как откинулась рогожка.

Как лежавший приподнялся.

Как в руку скользнул нож.

Петька Карась умер первым. Лезвие вошло в основание головы, глубоко и окончательно. Сквозь сон Мишке Углу показалось, что товарищ прилег, устроился поудобнее на санях. Он и сам прилег рядом, не узнав, что его больше нет. Пробив горло, нож вошел в голову. Угол дернулся и затих. Подобрав кепи, господин прикрыл мешковиной еще теплых воров.

Спиридонов ничего не услышал. В толстом тулупе и шапке, под шорох полозьев не разобрать, что творится позади. Да и что может случиться. Добравшись до Никольского рынка, он натянул вожжи, чтобы лошаденка встала, обернулся.

– Приехал, значит, – успел сказать.

И получил удар в самое сердце, толстая овчина не уберегла. Спиридонов вытаращил глаза, будто не веря, что жизнь его так странно обрывается в столице, не видать ему своей деревни, не торговать больше елками. И он повалился в сани. Прямо на мешковину, под которой лежало двое.

Обтерев нож о тулуп мужика, господин мягко сошел с саней.

– Подарочек тебе, Обух, – сказал он.

Подобрал горсть снега, приложил к затылку, другую к виску.

Постояв чуток, стряхнул снег, нацепил кепи и пошел прочь. Маленько пошатывало, но крепкое тело справилось.

54

Повод нашелся: справиться о здоровье. Не доехав до Офицерской улицы, он приказал встать на Казанской. Извозчик предложил подождать, даже лишку не возьмет. Ванзаров отказался: визит вежливости мог затянуться. Он поднялся на третий этаж. Дверь квартиры была приоткрыта. Совсем немного, будто забыли запереть, а сквозняк растолкал проем. Щели хватило, чтобы пристроить ухо. Из квартиры доносилась тишина с глухим тиканьем маятника. Признаков жизни Ванзаров не уловил. Доктор ушел или спит. Или случилось нечто худшее, чего логика не смогла предвидеть. Развернувшись правым плечом вперед, заняв оборонительную стойку, он отвел дверь.

В прихожей стоял сумрак. Дневной свет попадал из дверного проема, в котором открывалась гостиная и часть обеденного стола. На нем плечами лежал человек. Голова была повернута затылком, правая рука свешивалась плетью. Как будто его сморил сон. Глухой и глубокий, без сопения, храпа и признаков жизни.

– Доктор Котт!

Спящий не шевельнулся.

Ванзаров сосчитал до десяти. Глянул под ноги, чтобы не испортить следы в прихожей, если откроются при свете, и сделал широкий шаг в сторону. Следующим сменил направление, переместился в сторону гостиной. На третьем шаге он оказался на пороге. Отсюда было видно все.

Доктор был в том же поношенном костюме. Рядом с его локтем на бумажной обертке лежал новенький том. Ванзаров только собирался купить его. Около книги находилась бархатная коробочка, в какой дарят колечки. На середине стола возвышался аппарат ясновидения. Никаких следов праздничного завтрака и даже елки. В квартире холодно, будто не топили несколько дней. Нос Ванзарова не уловил признаков еды. Впрочем, не имелось никаких следов заботы хозяйки о доме: на полу сор, на этажерке с книгами свежая пыль. Зато шелковые шнурки, какими обшивают край гардины, были в целости. Шторы давно не трогали. Так и висели раскрытыми.

Подойдя к телу, Ванзаров коснулся приоткрытой шеи. Кожа была теплая. Просунув пальцы, нащупал пульс. Доктор утонул в глубоком сне. Ванзаров хлопнул его по загривку и убрал руку. Котт вздрогнул, резко поднялся, повел головой, будто не понимая, где находится, и сонными глазами в слипшихся ресницах уставился на того, кто оказался поблизости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Что… Кто… Что вам… Надо… Зачем… – бормотал он, как с похмелья. Только запашка не было.

Ванзаров церемонно поклонился.

– Прошу простить за беспокойство, позвольте поздравить с праздником, господин Котт.

Доктор мотнул головой, сбрасывая остатки сна, протер глаза кулаками и глянул осмысленно.

– А, вы… Это вы… Как вас…

– Чиновник Ванзаров, сыскная полиция…

– Да, да, я помню вас… Ванзаров… ну конечно… – Котт откинулся на спинку стула, задрав голову так, что кадык уставился в потолок. – Зачем вы здесь?

– Хотел справиться о вашем самочувствии, Николай Петрович.

– Премного благодарен… Мне лучше… Я, правда, не ожидал визита… Не готов принимать гостей…

– Долго беспокоить не посмею, – сказал Ванзаров, являя примерное воспитание и манеры. – Если вам требуется помощь, только скажите. Сделаю все, что в моих силах.

Приняв обычную позу, доктор положил руки на колени. Ворот помятой сорочки был расстегнут, галстук съехал набок.

– Не беспокойтесь, у меня все хорошо…

– Дверь не заперта.

– Да, да… Я знаю… Это ничего… Пустяки…

– Много трудились? Заснули на столе?

– Да, да… Много забот… Проводил эксперименты с прибором.

– Результат положительный?

– Обнадеживающий… Сделан большой шаг вперед в том, чтобы улавливать свободные эманации, – Котт сделал жест, будто отгонял стайку назойливых эманаций, что висели в воздухе.

– Крайне любопытно ознакомиться.

Доктор глянул так, будто не понимал, о чем речь.

– Позже… Не сейчас… Мне надо доработать метод…

– Как вам угодно… Вижу, у вас Ориген Александрийский, «О началах». Что думаете о его идее множественности миров?

– Да… Мы много обсуждали… Это подарок… Еще не успел прочесть…

– Супруга подарила?

– Вера… Да… Принес ей колечко, – Котт раскрыл коробочку, посмотрел на колечко в форме змейки и захлопнул.

– Вашу жену зовут Вера. А отчество?

– Вера… Вера Сергеевна…

– Прошу простить, а где ваша супруга? – спросил Ванзаров, оглядываясь. На стенах не было привычных семейных портретов. Только небольшие пейзажи. Рамки с фотографиями находились в дальнем углу на тумбочке, покрытой кружевной салфеткой. – Ее нет дома в праздничное утро.

Николаю Петровичу потребовались усилия, чтобы понять.

– Вера… Да… Она ушла… К родственникам…

– Между вами произошла ссора?

– Нет! – выкрикнул Котт, будто задели за больное. И сразу затих. – У нас все хорошо… Все чудесно… Ее пригласили… Нельзя было отказать… Она скоро вернется… Завтра… Прошу не беспокоиться… Буду признателен, если оставите меня в покое… Мне надо отдохнуть… Очень устал… Завтра к вашим услугам…

– Позвольте занять несколько минут вашего бесценного времени, – сказал Ванзаров с манерами светского обхождения. – У меня приказ от начальства. Известное вам высокое лицо просит испытать ваше изобретение на происшествии, случившемся вчера вечером. Опыт надо провести непременно сейчас. Дело особой важности. Результаты мне приказано доложить немедля… Прошу не отказать…

Опустив голову, будто загнали в угол, Котт издал вздох, полный мучения.

– Хорошо… Если так угодно… Я попробую…

Доктор поднялся, переставил прибор к краю стола, нацепил медный корсет, оттолкнул книгу, придвинув лист оберточной бумаги, и достал из кармана огрызок карандаша.

– Укажите направление, где случилось происшествие.

Прикинув, где находится «Англия», гостиница, а не туманный Альбион, Ванзаров указал курс, как лоцман дает команду торговому судну войти в порт. Доктор развернул медные спирали куда следовало.

– Отойду, чтобы не мешать вам.

Ванзаров переместился к углу, где находились рамки. На двух фото были портреты пожилых людей. На третьем снимке, стоявшем позади остальных, молодая пара снялась после свадьбы.