Мировая война Z - Макс Брукс

— Санацией берегового плацдарма?

— Да, мы помогали морякам подходить к берегам. На Бермудах, во время первой высадки морского десанта, мы поняли, что береговой плацдарм находится в постоянной осаде упырей, вылезающих из прибоя. Нам пришлось установить периметр, сеть полукругом у предполагаемого места высадки — достаточно глубоко, чтобы прошел корабль, и достаточно высоко, чтобы не пробрался Зак.

Вот где в игру вступили мы. За две недели до высадки судно становилось на якорь в нескольких милях от берега и включало активный сонар. Это чтобы отвлечь Зака от берега…

— Разве так они не приманивали зомби с глубины?

— Офицеры говорили, что это «приемлемый риск». Думаю, лучшего никто не мог предложить. Вот почему в операции участвовали водолазы. Для дайверов в неопреновых костюмах там было слишком опасно. Мы знали, что под кораблем собираются толпы мертвяков, и если сонар вдруг замолчит, мы станем лучшей мишенью. Но в действительности это оказалось почти плевым делом. Нападения случались крайне редко, а после установки сети успех был почти стопроцентным. Требовалась только небольшая группа наблюдения, чтобы пристрелить случайного зомби, который попытается перелезть через забор. В таких операциях мы были не нужны. После первых трех высадок вояки снова задействовали обычных дайверов.

— А зачистка гавани?

— Вот это было совсем не плевое дело. Зачистки проходили на последних этапах войны, когда надо было очистить не просто береговой плацдарм, а целую гавань для глубоководных судов. Крупная совместная операция: дайверы, водолазы, даже гражданские добровольцы, вооруженные лишь аквалангом и гарпунным ружьем. Я помогал зачищать Чарльстон, Норфолк, Бостон, долбаный Бостон, и мать всех кошмаров суши, Героический Город. Я знаю, пехотинцы любя кричать о боях в самом городе, но представьте себе другой город — подводный. Город затонувших кораблей, машин, самолетов и всякого прочего хренова мусора. Во время эвакуации на многих судах пытались освободить как можно больше места, выбрасывая вещи за борт. Диваны, тостеры, компьютеры. Горы и горы одежды. Плазменные телевизоры всегда хрустят под ногами, когда на них наступаешь. Мне всегда казалось, что это кости. Еще чудились зомби за каждой посудомоечной машиной и каждой сушилкой, мертвяки, взбирающиеся по очередной куче разбитых кондиционеров. Иногда это было просто мое воображение, но иногда… Самое худшее… самое худшее — зачищать затонувший корабль Всегда находилась парочка судов, которые ушли на дно недалеко от берега. Некоторые, вроде «Фрэнка Кэйбла», субмарины, превращенной в судно для беженцев, затонули прямо у входа в гавань. Перед тем как поднять «Кэйбла», приходилось проверять каждую каюту. Только тогда «Экзо» показался мне слишком громоздким и неповоротливым. Конечно, я бился головой не в каждом коридоре, но выглядело так, будто именно в каждом. Многие люки завалило хламом. Приходилось прорезать себе путь, иногда через борт или переборку. Некоторые поверхности ослабли из-за повреждений или ржавчины. Я резал переборку над машинным отделением «Кэйбла», когда подо мной вдруг провалилась палуба. Не успел я рвануться наверх, не успел даже глазом моргнуть… в машинном отделении их были сотни. Я утонул, погряз в ногах, руках и кусках мяса. Если когда-нибудь меня будут мучить кошмары… не говорю, что сейчас мучают, потому что это не так… но если будут, я окажусь именно там, только уже абсолютно голый… то есть — буду голый.

(Удивительно, как быстро мы опустились на дно. Оно похоже на заброшенный пустырь. Светящееся белое пятно на темном фоне. Я вижу пеньки кораллов, сломанных и растоптанных живыми мертвецами).

— Вот они.

(Я поднимаю голову и вижу толпу, около шестидесяти зомби, выходящую из пустынной ночи).

— А вот и мы.

(Кой останавливается над ними. Мертвяки тянутся к нашим фонарям, у них широко распахнуты глаза и открыты рты. Я вижу бледно-красный луч лазера, который находит первую цель. Секундой позже маленький дротик впивается в грудь зомби).

— И раз…

(Он переводит свой луч на второй объект).

— И два…

(Проходится по толпе, награждая каждого не смертельным выстрелом).

— Мне до смерти хочется их убить. Нет, я знаю: вся суть в том, чтобы изучить их повадки, создать систему раннего оповещения. Понимаю: будь у нас необходимые ресурсы, мы бы их всех убрали. Но все-таки…

(Он выпускает дротик в шестого мертвяка. Как и остальные до него, этот зомби не обращает никакого внимания на маленькую дырку у себя в груди).

— Как они это делают? Почему до сих пор тут? Ничто в мире не разъедает лучше соленой воды. Эти упыри должны были исчезнуть еще до тех, что на суше. Одежда-то разложилась, любая органика, ткань или кожа.

(Фигуры под нами практически голые).

— Так почему сами зомби не разлагаются? Из-за температуры на большой глубине, из-за давления? Кстати, откуда у них такая сопротивляемость давлению? Ведь на такой глубине человеческая нервная система должна превратиться в желе. Им даже стоять не положено, не то что ходить и «думать», если можно так сказать. Как мертвяки делают это? Я уверен, кто-то очень высоко наверху знает все ответы и не говорит их мне только потому…

(Он отвлекается на внезапно замигавшую лампочку на приборной панели).

— Эй, эй, эй. Проверьте-ка.

(Я смотрю на свою панель. Данные недоступны для моего понимания).

— Горячие попались, неслабая радиоактивность. Наверное, из Индийского океана, иранцы или пакистанцы. Или с китайской коммунистической лодки, которая пошла ко дну возле Майами. Как вам?

(Он выпускает еще один дротик).

— Вам повезло. Это одно из последних управляемых человеком разведывательных погружений. В следующем месяце будут только ДУТС, на сто процентов дистанционно управляемые транспортные средства.

— Было много споров по поводу использования ДУТС в бою.

— Чепуха. У Осетра[91] слишком много звездной силы. Она никогда не даст Конгрессу заменить нас роботами.

— Их доводы необоснованны?

— Что? Вы имеете в виду — робот в бою эффективнее, чем водолаз? Да нет же, черт возьми. Все эти разговоры об «уменьшении человеческих жертв» — чушь собачья. Мы не потеряли ни единого человека в бою, ни разу! Тот парень, о котором без конца твердили, Чернов, погиб после войны, на суше, когда перепил и попал под трамвай. Гребаные политики.

Пусть ДУТС более рентабельны, но они точно не лучше. Я говорю не только об искусственном разуме, я говорю о сердце, инстинкте, инициативе, обо всем, что делает нас нами. Вот почему я до сих пор здесь, и Осетр тоже, и почти все ветераны, которые погружались во время войны. Большинство из нас все еще участвуют в операциях, потому что так должно быть, потому что нас еще не могут заменить набором микросхем. Поверьте, как только такое случится, я не только больше не взгляну на экзокостюм, а уйду из флота и возьму полный «Альфа-Ноябрь-Альфа».

— Что это?

— «Война в Северной Атлантике», старая, еще черно-белая киношка. Там есть такой парень, знаете, Шкипер из «Острова Гиллигана».[92] У него была фраза… «Я взваливаю весло на плечо и иду дальше. Где меня в первый раз спросят: «Что это у тебя на плече?», там я и останусь до конца жизни».

Квебек, Канада

У маленького фермерского домика нет защитных стен, решеток на окнах и замка на двери. Когда я спрашиваю владельца о его безопасности, он только усмехается и продолжает обедать. Андре Ренар, брат легендарного героя войны Эмиля Ренара, попросил не выдавать его точное местонахождение. «Плевать, если меня найдут мертвецы, — равнодушно говорит он, — но живые мне не нужны». Бывший француз иммигрировал сюда после официального окончания военных действий в Западной Европе. Несмотря на бесчисленные приглашения французского правительства, он и не думает возвращаться.

— Все остальные врут, все, кто заявляет, что их кампания «была самой трудной за всю войну». Все эти невежественные петухи, которые бьют себя в грудь и кричат о «войне в горах», «войне в джунглях» или «войне в городе». Города, о, как они любят трещать о городах! «Нет ничего ужаснее боя в городе!» Да неужели? Попробуйте драться под ним.

Знаете, почему в центре Парижа не было небоскребов? Я имею в виду — до войны, в нормальном Париже. Знаете, почему они тыкали этих монстров из стекла и железа в Ла Дефенс, так далеко от сердца города? Да, эстетика, чувство связанности и гражданская гордость… не как в этой архитектурной полукровке под названием Лондон. Но настоящая — разумная, практическая — причина отсутствия в Париже монолитов в американском стиле совершенно иная. Земля под фундаментами слишком изрыта катакомбами, чтобы удержать небоскреб.

Там римские могилы, каменоломни, в которых добывали известняк для большинства зданий в городе, даже бункеры времен Второй мировой войны, которые использовало Сопротивление… и — да, Сопротивление было! Потом еще современное метро, телефонные линии, газопровод, водопровод… и повсюду катакомбы. Там захоронено около шести миллионов тел, перенесенные с дореволюционных кладбищ, куда трупы просто сбрасывали как мусор. В катакомбах были целые стены черепов и костей, сложенных в мрачный орнамент. Кое-где они сдерживали останки, чтобы те не вывалились. Мне всегда казалось, что черепа мне ухмыляются.