Язык как инстинкт - Стивен Пинкер

Это предложение грамматически правильно и имеет смысл, но нужно посмотреть на него дважды или трижды, чтобы это осознать. Нас вводит в заблуждение то, что когда мы доходим до наречия yesterday ‘вчера’, мы пытаемся разместить его внутри открытой в настоящий момент VP do the work ‘сделает работу’, вместо того, чтобы закрыть эту VP и разместить данное наречие выше, где оно будет в составе той же синтаксической группы, что и Flip said ‘Флип сказал’. (Кстати, обратите внимание на то, что наше знание реалий, например таких, что значение показателя будущего времени will несовместимо со значением yesterday ‘вчера’, не удержало нас от того, чтобы попасться на обманку. Это предполагает, что весь объем общих знаний ограничен в своих возможностях привести нас к правильному пониманию предложения.) Вот еще один пример, на этот раз ответственность за него несет психолингвист. Энни Сенгас не придумывала этот пример специально, просто однажды она произнесла: The woman sitting next to Steven Pinker’s pants are like mine. (Энни имела в виду, что брюки женщины, сидящей рядом со мной, были такими же, как у нее.)[105]

Второй принцип — это экономия: люди стараются присоединить составляющую к дереву, используя как можно меньше ветвей. Этим объясняется то, почему мы попадаемся на обманку в предложении:

Sherlock Holmes didn’t suspect the very beautiful young countess was a fraud ‘Шерлок Холмс не подозревал, что прекрасная молодая графиня — мошенница’.[106]

Требуется только одна ветвь для того, чтобы ввести слово countess ‘графиня’ в VP, где ее будет подозревать Шерлок, и две ветви — чтобы ввести ее в S, которое само введено в состав VP, чтобы Шерлок подозревал графиню в мошенничестве:

Похоже, что ментальный синтаксический анализатор стремится минимизировать процесс введения составляющих, хотя в дальнейшем предложение покажет, что это неправильно.

* * *

Поскольку предложения двусмысленны, но законы и контракты должны быть изложены в предложениях, принципы синтаксического разбора могут сильно повлиять на человеческие судьбы. Лоренс Солэн в своей последней книге комментирует много примеров. Рассмотрим следующие отрывки: первый из договора страхования, второй — из устава, третий — из инструкции присяжным:

Данная страховка, обеспеченная настоящим полисом, относится к использованию чужого транспортного средства застрахованным лицом и любым лицом, ответственным за использование транспортного средства от имени застрахованного лица, в случае, если это транспортное средство используется с разрешения владельца.

Каждый, кто продает любое подконтрольное вещество, указанное в разделе (д), понесет наказание… (д) Любой материал, состав, смесь или препарат, содержащие любое количество следующих веществ, представляющих потенциальную угрозу, связанную со стимулирующим воздействием на центральную нервную систему: амфитамин, метамфитамин…

Присяжные не должны руководствоваться исключительно чувством, предположением, симпатией, страстью, предрассудками, общественным мнением или общественным настроением.

В первом случае женщина, разъяренная тем, что в ресторане ее оставил партнер, уехала на машине, которая, как она считала, была его кадиллаком. Машина, которая затем была разбита, оказалась принадлежащей кому-то другому, и женщина обратилась за возмещением ущерба в страховую компанию. Выплатили ли ей страховку? Апелляционный суд Калифорнии сказал «да». Суд отметил, что в полисе содержалась двусмысленность, поскольку требование с разрешения владельца, которое безусловно не было выполнено, можно было истолковать, как относящееся исключительно к словам любым лицом, ответственным за использование транспортного средства от имени застрахованного лица скорее, чем к словам застрахованным лицом (подразумевается — этой женщиной) и любым лицом, ответственным за использование транспортного средства от имени застрахованного лица.

Во втором случае наркоделец пытался обмануть клиента (к несчастью для себя — тайного агента полиции), продав ему пакетик нейтрального порошкового вещества с мельчайшей примесью метамфитамина. Вещество представляло «потенциальную угрозу», а количество вещества — нет. Был ли нарушен закон? Апелляционный суд сказал, что да.

В третьем случае подзащитный обвинялся в изнасиловании и убийстве пятнадцатилетней девушки, и присяжные вынесли смертный приговор. Конституционный закон Соединенных Штатов запрещает любую инструкцию, которая бы отказывала подзащитному в том, чтобы присяжные руководствовались любым «фактором симпатии», открывшимся в ходе следствия, который в данном случае состоял в психологических проблемах и происхождении из неблагополучной семьи. Действительно ли данная инструкция вопреки конституции лишала обвиняемого права на симпатию, или только на менее значительную исключительно симпатию! Верховный Суд Соединенных Штатов проголосовал пять к четырем, что обвиняемому было отказано только в исключительно симпатии, отказ соответствовал конституции.

Солэн указывает, что суды часто решают такие случаи, полагаясь на «каноны толкования», приведенные в юридической литературе и соответствующие принципам синтаксического разбора, которые я обсуждал в предыдущем разделе. Например, Правило Последнего Предшествующего, которое суды использовали принимая решение в двух первых случаях, это просто правило «минимального приписывания» — стратегия, которую мы только что наблюдали в предложении о Шерлоке Холмсе. Таким образом, принципы ментального синтаксического разбора имеют буквально жизненно важные последствия. Но те психолингвисты, которые волнуются, что их следующий эксперимент может отправить кого-нибудь в газовую камеру, могут вздохнуть свободно. Солэн замечает, что судьи — не слишком хорошие лингвисты: к добру или к худу они стараются всячески обойти самое естественное толкование, если оно противоречит тому решению, которое они считают правильным.

* * *

Я веду разговор о деревьях, но предложение — это не просто дерево. С начала 60-х годов, когда Хомский предложил трансформации, конвертирующие глубинные структуры в поверхностные, психологи использовали лабораторные технологии, чтобы попытаться обнаружить какой-нибудь «отпечаток пальцев», оставленный трансформацией. После неоднократно имевшего место преждевременного ликования эти попытки были заброшены, и на несколько десятилетий учебники по психологии дали отставку трансформации за то что она не имеет «реального психологического обоснования». Но лабораторные технологии стали более совершенными, и обнаружение того, что напоминает трансформационную операцию в сознании людей — это одно из самых интересных недавних открытий в психологии языка. Возьмем предложение:

The policeman saw the boy that the _crowd at the party accused (trace)_ of the crime ‘Полицейский увидел мальчика, которого _собравшиеся на вечеринку обвинили (след)_ в преступлении’.

Кто был обвинен в преступлении? Конечно, мальчик, хотя слова the boy ‘мальчика’ не следуют после accused ‘обвинили’. По Хомскому это происходит из-за того, что синтаксическая группа, относящаяся к the boy, действительно следует после accused ‘обвинили’ в глубинной структуре; она была смещена назад, на позицию слова that ‘которого’, трансформацией, оставившей после себя безмолвный «след». Тот, кто пытается понять это предложение, должен отменить действие, произведенное трансформацией, и мысленно поместить копию синтаксической группы назад на место следа. Чтобы это сделать, нужно сперва, находясь в начале предложения, заметить, что существует перемещенная синтаксическая группа — the boy — которую нужно вернуть на место. Эту синтаксическую группу нужно удерживать в оперативной памяти, пока не обнаружится пробел — позиция, где должна присутствовать, но не присутствует составляющая. В данном предложении существует пробел после слова accused, поскольку accused требует дополнения, а его нет. Можно сделать заключение, что пробел содержит след, а затем извлечь синтаксическую группу the boy из оперативной памяти и связать ее со следом. Только после этого человек может вычислить, какую роль the boy играл в происходящем: в данном случае его обвиняли.

Замечательно то, что каждый из этих ментальных процессов можно измерить. На протяжении словесного интервала между перемещенной составляющей и следом (подчеркнутая область) люди должны удерживать составляющую в памяти. Это усилие должно проявляться в менее хорошем исполнении любого синхронно выполняемого задания, связанного с мыслительной активностью. И действительно, в то время, пока люди выполняют это задание, они замечают сигналы извне (например, вспышку, мелькнувшую на экране) медленнее, и им труднее удержать в памяти набор других слов. Даже их ЭЭГ (электроэнцефалограммы или записи электронной активности мозга) показывает результаты напряжения.