Язык как инстинкт - Стивен Пинкер

но также должен держать в памяти

Точно так же ему придется быстро выстроить две конкурирующие ветви, когда он столкнется со словом dog — одну на случай, если оно окажется существительным, другую — если глаголом. При встрече с one dog придется проверить четыре возможности: детерминатор-существительное, детерминатор-глагол, существительно-существительное и существительное-глагол. Конечно, вариант детерминатор-глагол может быть отклонен, поскольку его не допускает ни одно грамматическое правило, но все же его нужно проверить.

Положение усложняется, когда слова объединяются в синтаксические группы, потому что последние могут входить в состав бо́льших синтаксических групп самыми разными способами. Даже в нашей игрушечной грамматике предложная группа (PP) может входить в состав как именной так и глагольной групп — как в двусмысленном высказывании discuss sex with Dick Cavett ‘обсуждать секс с Диком Кэветом’, автор которого предполагал, что PP with Dick Cavett ‘с Диком Кэветом’ будет входить в состав глагольной группы (обсуждать это с ним), но читатели могли истолковать ее как входящую в состав именной группы (секс с ним). Такие двусмысленности являются правилом, а не исключением; в каждой точке предложения могут встретиться десятки сотен вариантов, которые подлежат проверке. Например, обработав синтаксическую группу The plastic pencil marks… синтаксический анализатор встает перед четырьмя возможными вариантами: это могла быть именная группа из четырех слов, например: The plastic pencil marks were ugly ‘Пометки, сделанные пластиковым карандашом, были уродливы’ или именная группа из трех слов и глагол: The plastic pencil marks easily ‘Делать пометки пластиковым карандашом легко’[101]. В действительности, даже первые два слова The plastic… временно могут ввести в заблуждение; сравните: The plastic rose fell ‘Пластиковая роза упала’ и The plastic rose and fell ‘Пластик поднялся и упал’.

Если бы приходилось только отслеживать все возможные варианты, появляющиеся в каждой точке, компьютер не испытывал бы особых сложностей. Он мог бы несколько минут пробуксовать на простом предложении или израсходовать так много оперативной памяти, что бумага с распечаткой результата протянулась бы до середины комнаты, но в итоге большинство вариантов, возможных в каждой точке, где принимается решение, вступили бы в противоречие с дальнейшей информацией, содержавшейся в предложении. А если так, то в конце предложения должны были бы обозначиться единственное дерево и связанные с ним значения, как это происходило в примере из игрушечной грамматики. Когда локальные двусмысленности не могут быть нейтрализованы, и для одного предложения продолжают быть актуальными два дерева, то мы встречаемся с предложением, которое люди находят двусмысленным, например:

Ingres enjoyed painting his models nude ‘Энгр с удовольствием рисовал натурщиц в обнаженном виде’.

My son has grown another foot ‘Мой сын вырос еще на фут’ или ‘Мой сын отрастил еще одну ступню’.

Visiting relatives can be boring ‘Посещение родственников может быть утомительным’.

Vegetarians don’t know how good meat tastes ‘Вегетарианцы не знают, какой вкус у хорошего мяса’ или ‘Вегетарианцы не знают, насколько хорош вкус мяса’.

I saw the man with the binoculars ‘Я увидел человека в бинокль’ или ‘Я увидел человека с биноклем’.

Но вот в чем проблема. Компьютеры производящие грамматический разбор, настолько въедливы, что им самим это не идет на пользу. Они обнаруживают такие двусмысленности, которые вполне допустимы в рамках английской грамматики, но которые никогда не заметил бы человек, находящийся в здравом уме. Знаменитым примером тому служит один из первых компьютеров, производивших синтаксический разбор, разработанный в Гарварде в 60-е годы. Предложение Time flies like an arrow, конечно же, недвусмысленно, если только существуют недвусмысленные предложения (и если оставить в стороне разницу между буквальным и переносным значением, которые не имеют ничего общего с синтаксисом). Но к удивлению программистов остроглазый компьютер обнаружил в этом предложении пять различных деревьев!

‘Время движется так же быстро, как движется стрела’ (то, как и требовалось это прочитать)

‘Измеряйте скорость мух так же, как вы измеряете скорость стрелы’.

‘Измеряйте скорость мух так же, как стрела измеряет скорость мух’.

‘Измеряйте скорость мух, похожих на стрелу’.

‘Мухи определенного вида — мухи времени — любят стрелу[102].

Среди ученых-компьютерщиков это открытие было обобщено в афоризме: Time flies like an arrow, fruit flies like a banana (fruit ‘фрукт, фруктовый’, banana ‘банан’). Или задумайтесь о строчке из песни: Mary had a little lamb ‘У Мэри был ягненок’. Недвусмысленно? Вообразите, что вторая строчка такова: With mint sauce ‘С мятным соусом’ или: And the doctors were surprised ‘И врачи были удивлены’ или: The tramp! ‘Проститутка!’[103]. Структура может существовать даже в кажущемся бессмысленным наборе слов. Например, приведенная ниже вычурная цепочка слов, придуманная моей студенткой Энни Сенгас — грамматически правильное предложение:

Buffalo buffalo Buffalo buffalo buffalo buffalo Buffalo buffalo

Американский бизон носит название buffalo. Бизон родом из Buffalo, штат Нью-Йорк, может быть назван Buffalo buffalo. Вспомните также, что есть и глагол to buffalo, означающий ‘разгромить, победить’. Вообразите, что бизоны из штата Нью-Йорк побеждают друг друга: (The) Buffalo buffalo (that) Buffalo buffalo (often) buffalo (in turn) buffalo (other) Buffalo buffalo — (Тот) Buffalo buffalo (который) Buffalo buffalo (часто) buffalo (в свою очередь) buffalo (другого) Buffalo buffalo. Психолингвист и философ Джерри Фодор заметил, что речевка футбольной команды Иельского университета:

Bulldogs Bulldogs Bulldogs Fight Fight Fight!

это грамматически правильное предложение, хотя и с тройным вставлением в середине.

Как же людям удается правильно проанализировать предложения, не отвлекаясь на грамматически допустимые, но неестественные альтернативы? Существуют два возможных объяснения. Первое: наш мозг устроен по образцу компьютерного синтаксического анализатора, который обрабатывает десятки не имеющих будущего фрагментов дерева на заднем плане, и те фрагменты, которые кажутся неприемлемыми, каким-то образом отфильтровываются прежде, чем они достигнут сознания. Второе объяснение: синтаксический анализатор в голове у человека на каждой ступени анализа каким-то образом взвешивает, какая альтернатива является наиболее вероятной, и потом пропахивает дорогу вперед, насколько это возможно, для этого единственного толкования. Ученые-компьютерщики называют такие возможности «вторичный поиск» и «первичный поиск».

Похоже, что на уровне отдельных слов мозг сначала проводит вторичный поиск, принимая во внимание, хотя и не надолго, несколько возможных словарных статей для двусмысленного слова, даже тех, которые вряд ли могут оказаться правильными. Во время одного хитроумного эксперимента психолингвист Дэвид Суинни давал людям прослушать через наушники отрывки следующего типа:

Rumor had it that, for years, the government building had been plagued with problems. The man was not surprised when he found several spiders, roaches, and other bugs in the corner of his room.

Многие годы шла молва, будто здание правительства просто наводнено проблемами. Человек не был удивлен, когда обнаружил, что в углу его кабинета были пауки, тараканы и другие жучки.

Заметили ли вы, что предложение содержит двусмысленное слово bug ‘жучок’, которое может означать, как insect ‘насекомое’, так и surveillance device ‘аппарат для слежки’. Скорее всего, нет; второе значение более затуманено и не имеет смысла в данном контексте. Но психолингвистов интересуют ментальные процессы, которые длятся лишь миллисекунды и требуют при работе с ними более тонкой технологии, чем простое задавание вопросов. Как только слово «жучок» звучало на пленке, компьютер высвечивал на экране некоторое слово, и человеку нужно было нажать кнопку, как только он это слово узнавал. (Другая кнопка была для слов, реально не существующих, например, blick.) Хорошо известно, что когда человек слышит какое-либо слово, то ему легче узнать другое слово, если оно имеет отношение к первому, как если бы ментальный словарь был организован по принципу словаря тематического — когда находишь одно слово, другие, близкие по значению, находятся быстрее. Как и ожидалось, люди быстрее нажимали кнопку, узнавая слово «муравей», которое близко по значению к «жучку», чем слово «шить», которое с ним никак не связано. Как это ни странно, люди с почти такой же быстротой узнавали слово «шпион», которое, конечно, связано с жучком, но только в другом его значении, не имеющем смысла в контексте. Это предполагает то, что мозг с ходу выдает обе словарные статьи для слова «жучок», несмотря на то, что одну из них было бы разумно заранее отклонить. Неподходящее значение не задерживается в сознании надолго: когда контрольное слово появлялось на экране через три слога после «жучка», а не сразу после него, быстро узнавалось только слово «муравей», «шпион» больше не опережал «шить» по быстроте узнавания. Возможно именно поэтому люди отрицают, что они хоть как-то принимают во внимание неподходящее значение. Психологи Марк Зейденберг и Майкл Танненхаус продемонстрировали тот же эффект в отношении слов, которые были двусмысленны благодаря своей принадлежности одновременно к разным частям речи, как, например, слово tires ‘шины’ или глагол ‘устать’ в 3-м лице единственного числа, с которым мы встречались в двусмысленном заголовке Stud Tires Out ‘Жеребец выбился из сил’ или ‘Шины жеребца оказались снаружи’. Вне зависимости от того, появлялось ли слово в значении существительного: The tires… или в значении глагола: He tires…, это слово вызывало ассоциации как со словом wheels ‘колеса’, которое имеет отношение к именному значению, так и со словом fatigue ‘усталость’, которое имеет отношение к глагольному значению. Таким образом, поиск в ментальном словаре происходит быстро и тщательно, но не слишком осмысленно, поскольку извлекаются не имеющие смысла словарные статьи, которые должны быть позднее отсеяны.