Рейтинговые книги
Читем онлайн Русская история. Том 2 - Михаил Николаевич Покровский

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 145
на формальном равенстве между «верховными господами». Меншиков потому, кажется, и согласился без большого спора на образование совета, что гораздо больше ценил сущность власти, нежели ее парадные атрибуты. В качестве отступного он потребовал себе полной автономии у себя дома — в военной коллегии, где раньше ему докучал сенат своими попытками ревизии и контроля. Но именно потому, что дело не очень менялось сравнительно с предшествующей эпохой, такой перемены обществу было мало. Чтобы приучить его к аристократической конституции на английский лад, нужно было доказать ее практическую пользу. Иначе ее «английская» форма могла только ее скомпрометировать. Что совету придется отстаивать свое существование, это «верховники»[67] должны были почувствовать с первого же, можно сказать, дня. 9 февраля совет официально возник, и об этом был послан указ в сенат. Сенат указа не принял и через своего экзекутора в самой обидной форме «подбросил» его, что называется, в канцелярию нового учреждения. Это был один из тех моментов, когда даже в сухой канцелярской переписке чувствуется трепет драмы, если угодно, впрочем, скорее комедии, ибо момент, когда секретарь совета, действительный статский советник Степанов, всовывал указ за пазуху сенатскому экзекутору, несомненно принадлежит к этому последнему жанру. Ближайшая к верховникам по своему официальному положению общественная группа, петровский «генералитет», явно не желал признавать «английской» конституции, делавшей несколько человек, еще вчера сидевших в ее среде, ее господами. К сенату были применены крутые меры: он был лишен титула «правительствующего» и остался только «высоким», что гораздо важнее и характернее, сенат был лишен самостоятельной военной силы под предлогом экономии (это был тогда универсальный предлог), была упразднена «сенатская рота», а при сенате оставлено 10 человек курьеров. Наконец, совершенно «по-английски», назначили ряд новых сенаторов, как в Англии назначают новых пэров для укрощения непослушной верхней палаты, притом совершенно не стесняясь чинами, «ранга генерал-майора и ниже действительных тайных советников двема рангами», так что посланный на ревизию сенатор, действительный тайный советник Матвеев, не знал, как ему, не унижая себя, рапортовать столь демократизованному учреждению. В официальной переписке сенат мало-помалу был сравнен с «прочими коллегиями», и за какую-нибудь неисправность у сенаторов удерживали жалованье, точно у мелкой канцелярской сошки. Словом, совет отвел душу в полное свое удовольствие. Но столкновение с сенатом было только симптомом общего положения. Ни «верховники», ни «генералитет» не представляли непосредственно никакого общественного класса: значение Верховного тайного совета и его судьба станут нам ясны, только когда мы вскроем классовую подкладку его политики. Тогда мы увидим, что режим «верховников» был финалом петровской реформы. В управление Россией Дмитрия Голицына — ибо фактически он был главой Тайного совета в двухлетний промежуток между ссылкой Меншикова и смертью Петра II — волна буржуазной политики дала свой последний всплеск. С момента падения верховников начинается ничем уже непрерываемый отлив, и своими конституционными проектами Голицын сам засвидетельствовал падение той системы, которой ему суждено было стать последним представителем.

О буржуазной политике Верховного тайного совета можно говорить, начиная еще с меншиковского периода его существования. Уже 20 декабря 1726 года по представлению Меншикова, Остермана и Макарова решено было организовать комиссию, «которой рассмотреть генерально все купечество Государства российского, каким образом оное к пользе государственной лучше и порядочнее исправлено быть может». А в виде задатка к великим и богатым милостям, которые имели место излиться на купечество от этой комиссии, императрица, по докладу тех же лиц, «указать соизволила: для распространения купечества к городу Архангельскому с будущего 1727 году торговать всем позволить невозбранно». Мера была подробно мотивирована в «мнении», поданном в сенат камер- и коммерц-коллегиями и главным магистратом. Это «мнение»[68] — один из самых толковых документов русского меркантилизма начала XVIII века. В нем весьма обстоятельно доказывается, что петровская дубина в области экономики ни к чему, кроме лишних непроизводительных расходов, не приводила и, стало быть, ничем, кроме задержки в накоплении капиталов, не служила. «Коммерции надлежит быть во всякой вольности; которые купцы к которому порту и за рубеж торговать имеют способность, в том им запрещать не надлежит»: кому выгодно возить в Петербург, тот и впредь свои товары туда повезет, и если уж можно создать в пользу столицы какое-нибудь искусственное преимущество, то разве понизив тамошние вывозные пошлины сравнительно с «городом» (как весьма характерно именуется в документе Архангельск — для допетровской буржуазии город по преимуществу). Запрещать же возить товары в «город», как это делал Петр, есть сущая нелепость. Официальный документ, само собою разумеется, не выражается так определенно, но мысль его именно эта. Стоит отметить одну его деталь: в числе товаров, которые войдут в Архангельск, «мнение» имеет в виду и хлеб, «За такой отпускной хлеб из чужих краев входил великой капитал в Российское государство от самой крестьянской работы», с запрещением хлебного вывоза Петром, этого «капитала» лишились «крестьяне, которые в поморских некоторых городах и на Вятке большею частью продавая хлеб подати оплачивали». Так рано появляется предчувствие аграрного капитализма, и притом — что всего характернее — в тех местах, где не было крепостного права. Превращаясь в фабрику для производства хлеба на вывоз, помещичьи имения второй половины XVIII века только шли по следам «черносошного», государственного крестьянства.

Отмена привилегий Петербурга в деле заграничного отпуска была, едва ли это нужно прибавлять, с экономической точки зрения прогрессивной, а не реакционной мерой, тем более, что, как мы знаем, Петербург выдвинулся из-за военных, а отнюдь не коммерческих соображений. Для меншиковского режима характерно, что и в деле «увольнения коммерции» сыграли роль мотивы внешней политики: герцог голштинский был очень рад лишить своего датского противника зундских пошлин, а возможная война с Данией вообще ставила под вопрос балтийскую торговлю. Без этих привходящих условий мы едва ли бы имели повод говорить о буржуазных тенденциях верховников уже в этот период. Центр внимания меншиковской политики был совершенно в другом месте, и настоящую ее оценку мы получаем, лишь познакомившись с рядом мер Верховного совета, касавшихся подушной подати. Это финансовое нововведение Петра, как известно, отмечало собою не столько переворот в финансовой технике, сколько чрезвычайную интенсификацию податного гнета. То, что теперь подать раскладывали на души мужского пола, вместо дворов, как это было раньше, было бы очень характерно для петровского индивидуализма, если бы деньги и собирали с «души», если бы налог, другими словами, стал личным. Но этого вовсе не было: подать по-прежнему налагалась гуртом на целую деревню, а в ней разверстывалась по числу наличных хозяйств, и лишь размеры ее определялись количеством находившихся в этой деревне «ртов» мужского пола, не исключая дряхлых

1 ... 59 60 61 62 63 64 65 66 67 ... 145
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Русская история. Том 2 - Михаил Николаевич Покровский бесплатно.
Похожие на Русская история. Том 2 - Михаил Николаевич Покровский книги

Оставить комментарий