Драконьи грезы разужного цвета - Татьяна Патрикова

— Если на мужиков падок, так и сказал бы, а не лез под юбку к порядочной девушке! — в досаде вскричала брошенная им селянка, но Шельм не оборачиваясь, вышел из сарая, в который она его привела, и быстро пошел в сторону, в которую звала нить.

Маришка плакала у плетня, плечи вздрагивали, а по рукам, которыми она закрыла лицо, текли и капали на землю слезы. Шельм подошел к ней и без слов обнял, крепко прижимая к себе и утыкаясь лицом в пепельные волосы, стянутые в тугую косу до пояса. Она всхлипнула громче, отняла руки от лица и обвила ими его шею, прижимаясь сильнее. А потом, словно опомнившись, начала успокаиваться. Шельм гладил её по плечам и шептал что-то глупое и бессмысленно нежное. Ему не раз приходилось утешать плачущих женщин, но, пожалуй, впервые в жизни, по-настоящему, сильно, хотелось избить до полусмерти обидевшего её парня, недостойного ни единой пролитой слезы.

— Он сказал, что я не девка, а пацан в юбке. Сказал, что с такой как я, на сеновале не поваляешься, все бока намнешь. Сказал, что лучше бы в кузне молотом махала, чем на парней нормальных вешалась.

— Почему?

— Потому что я сильная, сильнее его, понимаешь? — Маришка подняла заплаканное лицо с его груди и, шмыгнув носом, принялась вытирать слезы расшитым рукавом рубашки, одетой под сарафан.

Шельм стоял рядом и смотрел на нее, без жалости, но с сочувствием.

— А он об этом как узнал?

— Дружка его, по-пьяни, кинулся на нас, дескать, забодаю, врезал ему, он и отлетел к этому самому плетню. А я разозлилась и… пьяница этот в два раза больше Веровека, а я его со злости над головой подняла и через себя перебросила.

Шельм присвистнул:

— Сильна. И что, потом убегали уже оба?

— Нет. То есть, да… но сначала… — и она снова горестно всхлипнула. — Я не знаю, почему я такая. Не знаю. У нас в роду всегда все такие, понимаешь? Но я же девушка, а они…

— Знаешь, что я тебе скажу, — произнес Шельм, уводя её в сторону дома Михея. — Такие, как твой хахаль, извини, не знаю, как его зовут…

— Сенька…

— Да, без разницы. Так вот, такие как он, сами из себя ничего не представляют, зато горазды самоутверждаться за чужой счет. Например, чем еще он может бахвалиться перед дивчинами, как не своей недюжинной силищей? Причем, силище-то этой грош цена, но он дуется перед всеми, как индюк, и жирком вместо мускулов играет. Недостоин он тебя, Мариш. Уж поверь мне.

— А кто достоин? Он же, не один такой. И другие были!

— Не знаю. Но, неужели, по-твоему, лучше абы с кем, чем одной? Нет, я знаю, у вас девчонок с этим сложнее. Вы так устроены, вечно искать того на кого можно положиться. Кто будет сильнее и все взвалит на себя, а вы будете лишь при нем… Но для такой как ты, сильной и независимой, найти подобного парня очень сложно.

— И что же мне теперь делать? Так и жить до старости одной?

— Эх, если бы я знал, — в сердцах бросил шут, а потом, пройдя молча еще несколько шагов, заговорил снова. — Знаешь, я в столице не раз встречал сильных женщин. Не в смысле физической силы, хотя встречались и такие, а вообще. Так вот, у них, если и были спутники жизни, то двух видов.

— Это каких?

— Либо совсем подкаблучники, которых они слепили под себя такими, какими хотели. Они тихо мирно воспитывали общих, а зачастую, уже и не совсем общих детей. А их спутницы вершили свои великие дела, зная, что сзади их тыл надежно прикрыт и защищен.

— А другие?

— А другие как-то умудрялись найти мужчину себе под стать, причем, как правило, они не были официальными мужьями, но все равно, когда я видел их рядом, было понятно, что они вместе. Причем, она, сильная, властная и все такое прочее, но только ему покорялась. Вот такие вот пироги с квашеной капустой.

— А мне?

— А?

— Какой парень, по-твоему, подошел бы мне?

— Я думаю, что все же такой, который сам тебя в бараний рог согнуть сможет. Но понимаю, что найти такого, тем более, среди ваших деревенских, почти не реально.

— Я не в этой деревне живу, я лишь к дяде Михею на лето приезжаю.

— А он тебя драконоборству учит?

— Когда думал, что мальчишка родится, обещал учить, а как вышла девка… эх!

— А ты сама, что же, воительницей быть не желаешь? Такой дар незаурядный пропадает.

— Да, какая из меня воительница, в нашем же роду всегда мальчики рождались, я первой девкой стала…

— И что, тебя этим попрекают?

— Нет, — отрицательно замотала головой девушка. — Просто мне самой от себя тошно.

— Это ты зря. Просто подумай хорошенько, что ты хочешь от этой жизни. Ты ведь все равно уже никогда не будешь такой, как все эти Ксанки, Маньки и прочие, ты другая. И даже если попытаешься притвориться, все равно, рано или поздно все выплывет. Но, конечно, только тебе самой решать, кем быть, — уже у крыльца произнес шут.

— Спасибо, — растроганно прошептала Маришка, неожиданно обняла его, чмокнула в щеку и убежала в дом.

Шельм улыбнулся. Впервые после ссоры со Ставрасом улыбнулся по настоящему, искренне и открыто. Провел пальцами по месту поцелуя. Хмыкнул и сам, топоча, взбежал по крыльцу. Веровек развлекался на каком-то сеновале, о чем сигнализировала оставшаяся нить, и ему явно было так хорошо, как никогда в жизни.

Ставрас парил над холмами, покрытыми вереском, словно волшебным одеялом, и грустил. Он всегда грустил, паря в небе мира, принадлежащего лишь ему. Грустил ровно до того момента, пока внизу не увидел запрокинутую к небу голубоволосую голову и не узнал мальчику, активно махавшего ему рукой. Ну, вот что с ним будешь делать!

— Я, по-моему, четко сказал тебе идти и развлекаться! — желтые глаза дракона светились в тусклом свете, льющимся с серых небес, ярче солнца, спрятанного за скорбными облаками, вечно нависающими над этим миром.

— Я и развлекся, — нарочито легкомысленно откликнулся шут, опускаясь на траву и раскидываясь в ней этакой живой звездой. — Так развлекся, что мало не показалось.

— А Веровек, что же?

— Тоже развлекается, правда, как я могу судить, куда лучше меня.

— И что же тебе не позволило последовать его примеру?

— Да, один душегуб деревенский Маришку обидел, вот и не позволил, — Шельм прекратил легкомысленно таращится в небо, которое для него заслонила драконья морда, перевернулся на бок и, поджав к груди ноги, положил голову на согнутую в локте руку и затих.

— Я надеюсь, ты разобрался с ним?

— Нет. С него и её хватило.

— Хм?

— Не забивай голову, ей уже легче.

— И что же ты не вернулся к другим девушкам после того, как её проводил?

— Настроение ушло.

— А оно вообще было?

— Угу. Как же. С тобой никакого настроения! — фыркнул Шельм и прикрыл глаза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});