Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внезапно она увидела, что по дороге поднимается на холм какой-то мужчина, и узнала мистера Болдвуда. Баттеба мучительно покраснела и стала следить за ним взглядом. Фэрмер остановился довольно далеко от нее и махнул рукой Габриэлю Оуку, который шагал по тропинке через поле. Мужчины подошли друг к другу, и у них завязался, как видно, серьезный разговор.
Беседа их затянулась. Но вот к ним приблизился Джозеф Пурграс, кативший бочку яблок вверх по холму, к дому Батшебы. Болдвуд и Габриэль окликнули его, несколько минут о чем-то с ним толковали, потом они расстались, и Джозеф поспешно покатил кверху свою бочку.
Батшеба, не без любопытства наблюдавшая эту пантомиму, испытала огромное облегчение, когда Болдвуд направился к себе домой.
- Ну, что вам велели передать, Джозеф? - спросила она.
Подойдя к забору, он поставил бочку наземь и придал своей физиономии почтительное выражение, с каким подобало обращаться к леди.
- Вам больше никогда не увидать Фанни Робин, мэм, - сказал он, поминай как звали.
- Почему?
- Потому как она померла в Доме призрения.
- Фанни умерла! Не может быть!
- Верно говорю, мэм.
- Отчего же она умерла?
- Не знаю толком, но думается мне, от слабости телосложения. Сколько я ее знал, она всегда была этакая хиленькая, тяжелая работа была ей не под силу, и она таяла, как все равно свечка. Утром стало ей худо, и как была она хилая да хворая, то к вечеру и померла. По всей законности, она нашего прихода, и мистер Болдвуд пошлет нынче к трем часам повозку; ее привезут и похоронят на нашем кладбище.
- Ни за что не допущу, чтобы это сделал мистер Болдвуд, я сама этим займусь! Фанни была служанкой моего дядюшки, и хотя она жила при мне всего несколько дней, она имеет прямое отношение ко мне. Как же это печально, подумать только, Фанни очутилась в Доме призрения! - Батшеба уже начала понимать, что такое страдание, и говорила с искренним чувством. - Пошлите когонибудь к мистеру Болдвуду сказать, что миссис Трой считает своим долгом привезти тело девушки, которая долго служила у ее родных... Не следовало бы класть ее в повозку, - надо бы раздобыть погребальные дроги.
- Вряд ли мы поспеем, мэм, так я полагаю.
- Пожалуй, да, - в раздумье проговорила она. - Когда, сказали вы, выдадут ее тело - в три часа?
- Нынче в три часа, мэм, так он сказал.
- Хорошо, тогда поезжайте вы сами. В конце концов, красивая повозка лучше безобразных дрог. Джозеф, возьмите новую рессорную повозку, синюю с красными колесами, и вымойте ее как следует. А потом, Джозеф...
- Слушаю, мэм.
- Захватите с собой невянущей зелени и цветов и потом положите на гроб. Возьмите как можно больше, пусть она утопает в цветах. Достаньте ветвей лаурестинуса, и пестрого самшита, и тиса да прихватите несколько пучков хризантем. И пусть везет ее наш старый Весельчак, кажется, она любила его.
- Будет исполнено, мэм. Мне наказали вам передать, что четверо рабочих из Дома призрения встретят меня у ворот нашего кладбища; они возьмут ее и похоронят по правилам опекунского совета, как оно положено по закону.
- Боже мой! Кэстербриджский Дом призрения! Как же Фанни дошла до этого? - задумчиво проговорила Батшеба. - Жаль, что я раньше не знала. Я думала, она где-то далеко. Долго ли она там прожила?
- Всего день либо два.
- А! Так она не была постоянной его обитательницей?
- Нет. Спервоначалу она поселилась в одном городке, где стоял военный гарнизон, на том конце Уэссекса, а потом с полгода зарабатывала себе на хлеб шитьем в Мелчестере, ей давала работу одна почтенная вдова, что занимается таким делом. Слыхал я, она попала в Дом призрения в субботу утром, и люди говорят, она брела пешком всю дорогу от Мелчестера. А уж почему она ушла с работы, сказать не могу; знать не знаю, а лгать грешно. Вот и весь сказ, мэм.
- А-ах!..
Драгоценный камень, только что сверкавший розовым блеском, вдруг выбрасывает алмазно-белый луч, - но еще быстрее изменилось лицо молодой женщины, когда у нее с глубоким вздохом вырвался этот возглас.
- Скажите, она проходила по Кэстербриджской дороге? - спросила она, и в ее голосе прозвучала страстная тревога.
- Думается мне, проходила... Мэм, не кликнуть ли Лидди? Видать, вам неможется, мэм. Вы стали как все равно лилия, такая белая и слабая!
- Нет. Не надо ее звать. Пустое. Когда же она проходила через Уэзербери?
- В прошлую субботу вечером.
- Довольно, Джозеф. Можете идти.
- Слушаю, мэм.
- Джозеф, постойте минутку. Какого цвета были волосы у Фанни Робин?
- Ей-богу, хозяйка, вот сейчас, когда вы меня допрашиваете, совсем как на суде, хоть убей, не могу припомнить.
- Не важно. Ступайте и делайте то, что я вам велела... Погодите... Нет, ничего, ступайте себе.
Она отвернулась, желая скрыть от него волнение, так ярко отпечатлевшееся у нее на лице, и вошла в дом; у нее подкашивались ноги от слабости и стучало в висках. Через час она услыхала стук повозки, выезжавшей со двора, и вышла на крыльцо, с болью в сердце сознавая, что выглядит встревоженной и расстроенной. Джозеф, одетый в свою лучшую пару, уже хлестнул лошадь, собираясь отъезжать. Ветви и цветы лежали грудой в повозке, приказание ее было выполнено. Но Батшеба даже не заметила их.
- Что вы мне говорили, Джозеф, чья она была милая?
- Не знаю, мэм.
- Так-таки не знаете?
- Ей-богу, не знаю.
- А что же вы знаете?
- Знаю одно: пришла она утром, а к вечеру померла, вот и все, что я слышал от них. "Джозеф, - говорит Габриэль, - малютка Фанни Робин померла", - а сам этак строго уставился на меня. Я страсть как опечалился: "Ах, как же, говорю, она померла?" А Оук и говорит: "Ну, да, померла в кэстербриджском Доме призрения, и нечего там допытываться, как да почему. Пришла туда в воскресенье спозаранку, а к вечеру уже померла, - кажись, все ясно". Тут я спросил, что она, мол, делала последнее-то время, а мистер Болдвуд обернулся ко мне и перестал обивать палкой головки репьев. Тут он мне и рассказал, что она зарабатывала себе на хлеб шитьем в Мелчестере, как я уже вам докладывал, а потом ушла оттуда и проходила мимо нас в субботу вечером, уже в потемках. А потом сказал, что не мешает, мол, мне намекнуть вам касательно ее смерти, а сам ушел. Может, бедняжка потому и померла, что, понимаете ли, мэм, шла всю ночь напролет да на ветру. Ведь люди и раньше сказывали, что она, мол, не жилица на белом свете, зимой ее уж такой бил кашель... Ну, да что об этом толковать, когда ее нет в живых!
- А вы больше ничего о ней не слыхали? - Батшеба смотрела на него так пристально, что у Джозефа даже глаза забегали.
- Ничегошеньки, хозяйка, честное, благородное слово, - заверил ее Джозеф. - Да у нас в приходе вряд ли кто слыхал эту новость.
- Удивляюсь, почему Габриэль сам не принес мне этого известия - он то и дело является ко мне по всяким пустякам, - проговорила она шепотом, глядя в землю.
- Может статься, у него были спешные дела, мэм, - высказал предположение Джозеф. - А иной раз он ходит сам не свой, видать, о прошлом тужит, - ведь он тоже был фермером. Да, любопытный он фрукт, а впрочем, очень даже понимающий пастух и уж такой начитанный.
- Не показалось ли вам, что у него было что-то на уме, когда он говорил вам об этом?
- Пожалуй, и впрямь что-то было, мэм. Он был уж больно пасмурный, да и фермер Болдвуд тоже.
- Благодарю вас, Джозеф. Ну, теперь все. Поезжайте, а то вы опоздаете.
Батшеба вернулась в дом крайне удрученная. После обеда она спросила Лидди, которая уже знала о происшествии:
- Какого цвета были волосы у бедняжки Фанни Робин? Ты не знаешь? Никак не могу вспомнить, - ведь она жила при мне всего день или два.
- Они были светлые, мэм. Только она стригла их довольно коротко и прятала под чепчик, так что они не больно-то бросались в глаза. Но она распускала их при мне, как ложилась спать, - и какие же они были красивые! Ну, совсем золотые!
- Ее милый был солдат, не так ли?
- Да. В одном полку с мистером Троем. Хозяин говорит, что хорошо его знал.
- Как! Мистер Трой это говорил? В связи с чем?
- Как-то раз я спросила его, не знал ли он милого Фанни. А он говорит: "Я знал этого парня, как самого себя, и любил его больше всех в полку".
- А! Он так и сказал?
- Да, и прибавил, что они с этим парнем ужас как похожи друг на друга, иной раз их даже путали, и...
- Лидди, ради бога, перестань болтать! - раздраженно воскликнула Батшеба, которой блеснула ужасная истина.
ГЛАВА XLII
ПОЕЗДКА ДЖОЗЕФА. "ОЛЕНЬЯ ГОЛОВА".
Территория кэстербриджского Дома призрения была обнесена стеной, которая прерывалась лишь в одном месте, где стояла высокая башенка с остроконечной крышей, покрытая таким же ковром плюща, как и фасад главного здания. Башенка не имела ни окон, ни труб, ни украшений, ни выступов. На оплетенном темно-зеленой листвой фасаде виднелась лишь небольшая дверь.
Дверь была не совсем обычная. Порог находился на высоте трех или четырех футов над землей, и сразу нельзя было догадаться, почему он сделан таким высоким; однако колеи, подходившие к башне, доказывали, что из двери что-то выносят прямо на повозку, стоящую вровень с порогом, или вносят с повозки. В общем, дверь напоминала "Ворота предателя", только окружение было иным. Как видно, ею пользовались лишь изредка, так как в трещинах каменного порога там и сям пышно разрослась трава.
- Три незнакомца - Томас Гарди - Проза
- Книга вымышленных существ - Хорхе Борхес - Проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Томас Эдвард Лоуренс - биография - Томас Лоуренс - Проза
- Утро кровавого праздника - Томас Прест - Проза
- Ночь на площади искусств - Виктор Шепило - Проза
- Сад расходящихся тропок - Хорхе Луис Борхес - Проза / Ужасы и Мистика
- Без названия - 3 - Антон Чехов - Проза
- Доран. Покорители неба. Том 1 - А. Джендели - Боевая фантастика / Проза / Повести / Разная фантастика
- Тристан - Томас Манн - Проза