Другая сторона Эвереста - Мэтт Дикинсон

— Я в базовом лагере. Ты видишь меня? Я машу тебе.

Ал повернулся и посмотрел вниз на ледник Ронгбук. Расстояние было столь огромно, что мы не могли различить даже монастырь, не говоря о крошечных палатках, до которых было добрых шестнадцать километров.

— Не совсем. Но я могу представить.

— Мы все очень гордимся. Вы оба настоящие герои, и шерпы тоже. Возвращайтесь целыми и невредимыми и не забудьте помолиться о мире во всем мире за Далай Ламу! Не забудь. «О мане падме хум».

Ал вернул рацию Лакре и размотал шарф на шее. Когда шерпы поняли, что он собирается делать, раздались приглушенные возгласы восхищения. Ал определил середину белого шелка и привязал шарф к вершинному шесту, оставив концы свободно развевающимися на ветру.

Он прочел короткую молитву о мире, как просил его Брайан.

Я долго удерживал шарф в объективе, затем передал камеру Алу, чтобы он отснял наш короткий разговор с Брайаном по рации. Я поблагодарил его за тот импульс, которым он запустил экспедицию, и фильм. По крайней мере, это идея Брайана собрала нас здесь, и я не хотел, чтобы он думал, что мы забыли об этом.

Осталось сделать кадр крупным планом, в котором мы все на вершине. Ал взял камеру, отступил метров на десять вниз по гребню и сфокусировал её там. Когда камера пошла, мы, радуясь, замахали в воздухе ледорубами. Все. Работа сделана.

— Пора валить отсюда.

Мы провели на вершине почти пятьдесят минут, больше чем кто-либо из нас предполагал. Кислорода оставалось мало.

Мы поспешно сделали фото, меня сняли с пластиковой камерой, которая до сих пор успешно работала. Казалось, что температура решительно падает, возможно, это ощущение возникло из-за долгого пребывания без движения на вершине. Мои руки и ноги замерзли и начинали неметь. Пора было идти.

Вдруг я вспомнил о рождественском пудинге, который с любовью приготовила моя мама, и который я сохранил для этого драгоценного случая. Мне понадобилось немного времени, чтобы найти его на дне рюкзака. Фольга немного порвалась в пути, по, тем не менее, пудинг хорошо сохранился. Я удалил верхнюю часть обертки и взял большой кусок.

Он был замерзшим и потому твердым как гранит. Раздосадованный тем, что я занес на высочайшую гору лишних бесполезных полкилограмма веса, я чуть не сбросил пудинг вниз со стены Канчунг.

Но как я объясню это своей маме?

Рискуя серьёзно повредить зубы, я пытался символически отгрызть изюминку, затем спрятал пудинг до лучших времен обратно в рюкзак. Бросив последний долгий взгляд на Непал, мы начали спуск в лагерь 6.

***

Для меня спуск стал самой изматывающей нервы частью этого кошмара. Проведя последние пятнадцать часов в холоде и без отдыха (и совсем без сна последние тринадцать часов), я боролся с предельным утомлением. Необходимость лезть выматывала последние силы больше всего. Мы целых четырнадцать часов, весь день восхождения, были без воды, и это означало, что Ал и я были на грани тяжелой горной болезни, угрожающей воспалением легких и отеком мозга. Кроме того, для меня теперь становилось неизбежным обморожение.

Спускаться всегда опаснее, чем идти вверх. На спуске не видно, куда наступать, что делает вероятность срыва намного больше, чем при подъёме. Проклятые кошки лязгали по живым замерзшим скальным плитам, я несколько раз был близок к срыву в пропасть глубиной 3000 метров.

Шли часы, мы преодолели третью и вторую ступени, прошли мимо тел индийских альпинистов и затем спустились по верёвке с первой ступени. Траверс осыпных полок казался бесконечным. Если на подъёме гора казалась чертовски большой, то на спуске просто невероятно огромной. Готовясь к спуску на «восьмёрке» на одном из вертикальных участков, я сосредоточился на технической части и умудрился потерять равновесие. Меня качнуло «маятником», я сильно ударился коленом о скалу, и думаю, что пару секунд был без сознания.

Трое шерпов наблюдали снизу, не в силах помочь, как я неуклюже болтался на верёвке, ругаясь от боли. Мое падение задержал ледовый крюк, закрученный над скалой. Я не знаю, кто его закрутил, но, тем не менее, он сослужил добрую службу. Через несколько минут, я вышел из затруднительного положения и смог продолжить спуск.

Мы останавливались на отдых все чаще и чаще. Каждый раз, когда я садился, мои глаза слипались, и сознание погружалось в манящую темноту сна. Затем следовала красная тревожная вспышка, и я заставлял себя вставать и идти дальше. Все чаще мой мозг забирался в самые отдаленные уголки воображения, и я не помню, как Ал обогнал меня на гребне и ушел вперед.

Шерпы шли быстрее нас, и пришли в лагерь 6, по крайней мере, на час раньше. Последняя часть чертовых желобов «жёлтого пояса» измотала мои последние силы, и, думаю, только сила гравитации влекла меня вниз. Ал оставался со мной на всем пути, поджидая меня в конце каждой верёвки.

Последние сто метров до лагеря 6 отняли у меня примерно час. Где-то на спуске мой кислородный баллон опустел, но я слишком устал, чтобы заметить это.

Когда мы пришли в лагерь, тревожные сигналы моего сознания взывали к вниманию. Пульсирующее биение в черепе посылало сигналы опасности, говорящие о том, что если я не попью, то вероятно потеряю сознание или впаду в кому. Проблема была в том, что моё тело было абсолютно разбито, и я был не в состоянии включить горелку.

Только что из лагеря 5 подошел Саймон. У него с собой не было питья, и он выглядел предельно уставшим. Он вяло пожал Алу руку и затем осел на землю. Я спросил его, не смогут ли шерпы приготовить чай, но он этого не знал. Ал покричал в сторону палатки шерпов, но ответа не последовало. Кое-как я снял свой рюкзак и заполз в убогие внутренности палатки. Ал был рядом.

— Помогите мне, Ал, я теряю сознание. Растопите эту чертову печку, или у меня возникнут серьёзные проблемы.

Ал, сам чуть живой, начал этот утомительный процесс. Я чувствовал, как на меня накатываются всепоглощающие волны черноты, но изо всех сил боролся с ними, чтобы не терять сознания. Затем послышались шаги. Это был Сандип, он тоже пришел из 5-го, и выглядел как выжатый лимон, в точности как Саймон. Он слегка покачивался, опираясь на свой ледоруб.

— У вас есть сок? — спросил я у него.

Он стащил кислородную маску и что-то пробормотал. Я увидел раздутую бутылку из-под воды, привязанную к ремню. У меня хватило сил произнести ещё одну фразу.

— Мне надо попить, Сандип. Я не выпью всю, но мне надо немного, иначе мне конец.

Это то, что я пытался сказать, но получился набор невнятной тарабарщины. Однако Сандип понял и протянул мне бутылку. Я выпил одну треть содержимого и передал бутылку Алу, который тоже попил.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});