Двор Красного монарха: История восхождения Сталина к власти - Саймон Монтефиоре

Ягода прятался в задних комнатах особняка Горького. Он старался не показываться на глаза вождя, потому что знал, что уже находится в опале. «Что здесь делает это жалкое создание? – грозно поинтересовался Иосиф Виссарионович, увидев чекиста. – Избавьтесь от него».

* * *

Наконец в июле 1936-го Зиновьев попросил, чтобы ему разрешили переговорить с Каменевым наедине. Затем они потребовали, чтобы их выслушали члены политбюро. Если партия гарантирует, что им сохранят жизнь, Зиновьев и Каменев готовы признаться. Ворошилов встретил это требование в штыки. Ему хотелось поскорее расправиться с этими «мерзавцами». Когда ему показали протоколы допросов, он написал Сталину, что «эти ужасные люди являются типичными представителями мелкой буржуазии с лицом Троцкого. Они – конченые люди. Для них нет места в нашей стране, нет места среди миллионов людей, готовых умереть за родину. Эти подонки должны быть ликвидированы. Мы должны быть уверены, что НКВД проведет чистку как надо». Красный маршал, казалось, искренне одобрял репрессии и физическое уничтожение бывшей оппозиции. 3 июля Сталин ответил на его гневное письмо: «Дорогой Клим, ты читал их признания? Как тебе нравятся эти буржуазные марионетки Троцкого? Они хотели уничтожить всех членов политбюро. Разве это не ужасно? Как же низко могут пасть люди. И. Ст.».

В сопровождении Ягоды и охраны этих двух сломленных людей привезли с Лубянки в Кремль, где они оба когда-то жили. Когда их ввели в комнату, в которой Каменев провел десятки заседаний политбюро, арестанты увидели, что их ждут только Сталин, Ворошилов и Ежов.

– Но где остальные члены политбюро? – удивился Зиновьев.

Сталин ответил, что политбюро поручило присутствовать на этой встрече им с Ворошиловым. Учитывая ту злобу, с которой Ворошилов относился к Зиновьеву и Каменеву, его включение в состав «комиссии» легко объяснимо. Но где же был Вячеслав Молотов? Он-то точно не возражал против расстрелов. Возможно, просто схитрил и не пришел, не желая лгать старым большевикам.

Каменев умолял политбюро гарантировать им жизнь.

– Гарантировать? – воскликнул Сталин, если верить описанию этой встречи в воспоминаниях невозвращенца Александра Орлова. – Какие здесь могут быть гарантии? Это просто смешно! Может, вы захотите составить официальный договор и заверить его в Лиге Наций? Похоже, Зиновьев и Каменев забыли, что они не на рынке, где торгуются за украденную лошадь, а в политбюро коммунистической партии большевиков! Если слова политбюро недостаточно, то я не вижу смысла в дальнейшем разговоре.

– Зиновьев и Каменев ведут себя так, будто они в том положении, когда могут ставить политбюро условия! – поддержал вождя Ворошилов. – Если у них еще осталась хоть крупица здравого смысла, они должны упасть на колени перед товарищем Сталиным.

Сталин объяснил, почему Зиновьев и Каменев не будут расстреляны. Во-первых, процесс будет не над ними, а на самом деле над Троцким. Во-вторых, если вождь не расстрелял их, когда они находились в оппозиции к партии, то зачем казнить сейчас, когда Зиновьев и Каменев помогают? И наконец, в-третьих. «Товарищи, похоже, забыли, что мы большевики, сторонники и последователи Владимира Ильича Ленина, – торжественно произнес Сталин, – и не хотим проливать кровь старых большевиков независимо от того, насколько серьезны их прошлые грехи…»

Уставшие от допросов и угроз Зиновьев и Каменев согласились признать вину при условии, что их не расстреляют, а их семьи не будут репрессированы.

– Об этом даже не стоит говорить, – закончил Сталин встречу. – Это и так очевидно.

Вождь принялся за очень важную работу. Ему предстояло написать сценарий процесса над Зиновьевым и Каменевым. Он старательно прописывал каждую мелочь, наслаждаясь своим, явно преувеличенным, талантом драматурга. Новые архивные документы свидетельствуют, что Сталин работал даже над выступлениями государственного обвинителя. Новый генеральный прокурор Андрей Вышинский старательно записывал разглагольствования вождя о том, какой должна быть его заключительная речь.

29 июля Сталин составил секретный циркуляр, в котором сообщал, что террористический левиафан под названием «Объединенный троцкистско-зиновьевский центр» пытался убить Сталина, Ворошилова, Кагановича, Кирова, Жданова и других большевистских вождей. Включение в список жертв «террористов», конечно, считалось большой честью, поскольку означало близость к вождю. Можно представить, с какой надеждой, словно школьники, которые мчатся к доске объявлений, чтобы убедиться, что их ввели в состав футбольной команды, партийные руководители читали этот список. Обращает на себя внимание отсутствие Молотова в перечне жертв. Многие историки объясняют это якобы его оппозицией репрессиям и Большому террору. Однако более вероятным представляется иное: у председателя Совета народных комиссаров СССР, скорее всего, в то время были разногласия со Сталиным по какому-то другому, наверняка мелкому вопросу. Известно, что Молотов неоднократно хвалился: «Я всегда поддерживал принимаемые меры». В архивах сохранился интересный документ, из которого следует, что причина отсутствия в списке жертв может крыться в критике Молотова со стороны Николая Ежова. НКВД арестовал няньку его дочери Светланы, немку по национальности. Молотов пожаловался Ягоде, но освобождения не добился. Ежов обвинял председателя Совнаркома в «недостойном поведении». 3 ноября Ежов прислал Молотову протоколы допросов, которые вполне можно считать предупреждением.

Перед началом процесса Николай Ежов, несомненно, был одним из самых приближенных соратников Сталина, о чем свидетельствуют ежедневные встречи. Ягоду же, выступавшего против политических процессов, вождь принял всего однажды. Сталин был недоволен работой наркома внутренних дел. «Вы работаете плохо, – сказал он. – НКВД поражен серьезной болезнью».

В конце концов Иосиф Виссарионович позвонил Ягоде и устроил разнос по телефону. Если нарком не возьмет себя в руки и не исправится, вождь угрожал «врезать ему по носу».

* * *

Первый из знаменитых показательных процессов начался 19 августа 1936 года в Октябрьском зале на втором этаже Дома Союзов. Собрались триста пятьдесят зрителей. В основном это были переодетые в штатское чекисты. Кроме них, конечно, присутствовали иностранные журналисты и дипломаты. На возвышении в центре находились трое судей во главе с Ульрихом. Их стулья, покрытые красной тканью, напоминали троны. Главной звездой этого театрального представления должен был быть генеральный прокурор Андрей Вышинский. Его речи, во время произнесения которых он брызгал от ярости слюной и говорил, как красноречивый педант, сделали его фигурой европейского масштаба.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});