Пешка королевы - Мария Николаевна Сакрытина

чем высокомерно.

– Если ты про землю в Нуклии, то там вряд ли вообще заметят смену владельца. Пока кто-то из семьи Виета стоит во главе Дома, беспорядков не будет. Почему, ты думаешь, королева оставила меня в живых? Она прекрасно это понимает.

Очень странно устроено общество Нуклия – на Острове, например, наследник обязательно столкнется с затруднениями, даже если завещание составлено по всем правилам и его никто не оспаривает.

Криденс снова зевнул и тихо продолжил:

– Сиренитти уже несколько лет подобное проворачивает. Она убивает неугодных лордов, оставляет в живых одного наследника – чем слабее, тем лучше, – а потом диктует ему свою волю. Дом Кроу, Литтек, те же Шэнь… Хотя Шэнь вообще не повезло, у них все привилегии отобрали. Их леди окончательно сошла с ума, это точно. Может, потому королева и оставила в живых обоих детей? Они сумели убедить Сиренитти в своей верности. Не знаю.

– А если ребенок? – вырвалось у меня. – Она всех убивает? Даже маленьких детей?

Криденс устало посмотрел на меня.

– Детей – нет. Это что-то вроде ее девиза: «Я не воюю с детьми». Говорю же, она оставляет самых слабых. А кто же слабее ребенка? Ему можно прислать опекуна из тех, кто верен. Сиренитти так и делает. Обычно опекун – человек, что просто унизительно. И получаются такие маги, как Шэнь. – Виета скривился. – Это давняя история, но у их леди был фаворит из людей. Раб, конечно. А поскольку дети леди Шэнь не интересовали, заботился о них он. У него даже имелась какая-никакая власть в поместье, пока леди не надоело, и она его не убила. Говорят, он общался с этим выскочкой, Лэйеном. Позор короны, принц! Леди Шэнь тоже так подумала и показала, как она относится к шпионам. Совершенно справедливо, я считаю.

Я подумал про Адель и поежился. В истории Острова, даже официальной, хватает переворотов и предательств, но нас, однако, сдерживает закон. Не могу даже представить, что творится в Нуклии, где правит одна лишь сила.

Криденс поймал мой взгляд.

– Что, все это слишком для тебя, Элвин?

– Почему ты так не любишь людей?

Криденс проводил взглядом единственного среди прислуживавших за ужином лакеев человека и пожал плечами.

– Не люблю? О какой любви может идти речь? Они не волшебники, они другие.

– Разве? – судя по урокам целительства, от людей волшебники отличаются только способностью колдовать. И все.

– Конечно. Они слабые, – убежденно заявил Криденс. – Они нужны только чтобы служить нам. А как иначе?

Я опустил взгляд. Мне было противно его слушать.

– Вы, из Средних миров, все сначала такие, – добавил Ворон. – Рассуждаете о своей морали, а на самом деле просто хотите, чтобы все было как вы привыкли.

– Ты не прав, Криденс. Как вы живете – так нельзя. Просто нельзя.

– Вот видишь. Все должно быть как привык ты, а не я. Ты такой наивный, Элвин, – Ворон улыбался. – Ты так думаешь, но это пока. Потом ты тоже привыкнешь и поймешь, что я прав.

Боюсь, презрение, которое я испытывал, отразилось во взгляде.

– Вряд ли.

– Говорю же, наивный, – Криденс улыбнулся. – Мне повезло. Ты бы ни за что меня не отпустил, если бы уже как следует освоился.

Он точно был прав в одном – мы совершенно друг друга не понимали. И вряд ли когда-нибудь поймем.

– Между прочим, Сиренитти передала, что ты можешь отдохнуть неделю здесь. Под моим надзором, конечно, – добавил Криденс. – Она также пожелала, чтобы я ответил на твои вопросы касательно магии. И чтобы ты не отстал в учебе. Поэтому куратор будет отправлять нам темы занятий, а твой надоедливый сосед – домашние задания по демонологии. И мы их вместе разберем.

– Угу. – При мысли о возвращении в Арлисс я снова почувствовал головную боль.

– Да ладно тебе, Элвин, вряд ли я окажусь хуже Байена, – рассмеялся Криденс, когда я поморщился.

– Угу.

– И уж точно я не хуже того второго демонолога, твоего соседа. Как его имя? А впрочем, какая разница. Как-то же вы уживаетесь.

Я вытер губы и встал из-за стола.

– А десерт? – удивился Криденс. – Ты же любишь сладкое.

Похоже, не я один подмечал предпочтения другого.

– Я устал, – надеюсь, Ворону хватит такта или хотя бы мозгов оставить меня сейчас в покое. – И смертельно хочу спать. Спокойной ночи, Криденс.

Если бы. Виета встал следом.

– Смертельно не надо. Успокойся, Элвин, я только прослежу, чтобы ты не свалился в обморок где-нибудь в коридоре. И потом, если я вдруг понадоблюсь, я буду в библиотеке. Между прочим, гостевую комнату мне уже приготовили? – спросил он дворецкого.

– Конечно, господин.

– Вот и прекрасно. Элвин, не ломайся, обопрись на меня. Тебя ведь шатает.

До комнаты я добрался уже на последнем издыхании. И с удовольствием хлопнул перед носом Криденса дверью. Это было, помню. Зато совершенно вылетело из памяти, как я оказался в кровати – наверное, упал на нее не раздеваясь. Как же не хватало Ори! Он бы уговорил меня встать, искупаться, сварил бы тот самый напиток, который маги пьют на ночь. А то Криденс про него часа через три только вспомнил, в комнату ко мне войти не сумел – охранные чары Шериады еще работали – и очень расшумелся в коридоре.

– Да уж, неважно выглядишь, – сказал он, вручая мне бокал. – Куда! При мне пей. Вот и умница… А брат твой в порядке, я проверил.

– Только тронь его!..

– Да-да, я понял. Иди спать, Элвин. Ну какой из тебя волшебник, если даже пять минут пытки не выдерживаешь.

Я снова упал на кровать не раздеваясь. За окном выла вьюга, да так, что рамы трещали, и в комнате было темно и холодно. Неплохо было бы разжечь камин, протопить, но сил не было. Ори, как же мне тебя не хватало!

Вот я и сделался беспомощным аристократом.

С этой мыслью я провалился в сон, как в омут.

Криденс ведь «забыл» рассказать, что большинство нуклийских волшебников страдают от бессонницы, поэтому в ночное зелье обязательно добавляют снотворное. И Криденс сделал его очень сильным – чтобы я уж наверняка заснул.

Просыпаться было неимоверно тяжело. А когда я все-таки открыл глаза, то сам себе не поверил.

В комнате было тепло, в камине горел огонь, и Ори тихо-тихо расставлял на прикроватной тумбочке мои вещи – портрет мамы и Тины, зелья, артефакты, книги.

– Я разбудил вас, господин? Простите.

– Ори… – Мне на мгновение показалось, что все это – печать, суд, мой побег – было сном. – Сколько времени?

– Шесть утра, господин. Миледи приказала вам прийти к ней в