Кровавый круиз - Матс Страндберг

снова исчезает. Они идут к корме каждый по своей стороне.

Голова болит все сильнее. Но самое неприятное ощущение в придаточных пазухах носа. Пия пытается не думать об опухолях мозга и инсультах.

Одна из дверей неожиданно открывается. В коридор выходит красивая темноволосая женщина примерно одного возраста со старшей дочерью Пии. Она голая, если не считать кружевных трусов розового цвета. На плече татуировка подружки Микки Мауса. Следы рвоты в волосах.

– Мне нужно вызвать уборщика. Кто-то был в моей каюте, и его вырвало.

Пия невольно улыбнулась:

– Вот, значит, как? Очень странно – идти в чужую каюту, чтобы тебя вырвало.

– Я не поняла. Ты, что ли, думаешь, что это была я? – Девица поднимает свои нарисованные тушью линии, заменяющие брови.

– Мне неважно, кто это сделал, – отвечает Пия. – Я только…

– Ты что, думаешь, что лучше других просто потому, что на тебе надета долбаная униформа?

Краем глаза Пия видит Ярно в конце коридора и подзывает его жестом.

– Я могу помочь вызвать уборщика, но сначала я хотела бы знать, кто тут бегал по коридору и стучал во все двери? Нам поступило несколько жалоб.

– Нам поступило несколько жалоб, – передразнивает Пию противным голосом наглая девица. – Это точно не на меня. Я ничего такого не делала.

– Так же точно, как ты непричастна к рвоте, правильно?

Глаза девицы сузились.

– Что, черт возьми, с тобой такое? Тебя что, давно не трахали? И поэтому ты ходишь тут и изображаешь мамашу?

В убежище глубоко запрятанных чувств Пии словно вдруг появилась новая дверь. Или скорее новая яма, даже пропасть, темная и бездонная, и она летит прямиком в нее.

Она вдруг представляет, как убивает эту девицу. Рвет ее на куски. Превращает в жидкую массу это красивое насмехающееся лицо. В голове стучит, будто туда прилила вся ее кровь и она вот-вот взорвется…

Пия встряхнулась. Перед глазами темно. Когда приступ прошел, она видит, что девица ретировалась в каюту. Смотрит на нее испуганно.

– Что с тобой такое? – спрашивает она.

«Я не знаю».

– Пия! – зовет вдруг Ярно. – Пия!

В его голосе слышится паника. Когда Пия смотрит в коридор, его уже нет.

По спине Пии пробегает дрожь. Она кричит его имя в рацию, но в ответ слышит только треск помех.

– Что, черт возьми, происходит? – спрашивает девица.

Пия только качает головой:

– Иди в каюту и запри дверь.

На лице девицы сомнение.

– Но там воняет, – ноет она.

– Закрой дверь на замок с той стороны. Сейчас же!

Пия бежит в кормовую часть. Звуки шагов мягко тонут в ковровом покрытии, на поясе позвякивает связка ключей. Несколько дверей открываются, и за ними показываются заспанные лица.

– Да, тут было чертовски шумно, – кричит далеко позади мужчина с огромными усами.

– Все по каютам! – орет Пия. – И запереть двери!

Ее скользкая вспотевшая рука судорожно сжимает рацию.

– Мики, – шипит она. – Буссе что-нибудь видел?

Ответа нет. Она снова вызывает Мики, ее испуганный голос шипит как последний воздух, выходящий из сдувшегося шарика.

Пия вздрагивает, когда рация начинает трещать. Слишком громко. Она убавляет громкость и оглядывается вокруг.

– Да, я слышу тебя, – отвечает Мики. – Буссе молчит уже несколько минут, и я так и не услышал ничего из рубки.

«Что, черт возьми, происходит?»

Пия пытается успокоить свои мысли. Буссе не выходит на связь уже не в первый раз.

«Чертов недоделанный мерзкий старикашка, – думает она. – Небось сидит, как всегда, над кроссвордом или дрочит на что-то увиденное на экране. Как он не понимает, что от него может зависеть чья-то жизнь?»

Злость на Буссе и его пустые глаза за стеклами постоянно запотевших очков так сильна, что придает женщине силы. Пия не хочет ее отпускать: злость заглушает тот хорошо знакомый голос, который говорит, что она никчемная, что она ни на что не годится и что то, что она отвечает за безопасность других людей, не более чем насмешка.

– Я не знаю, что случилось с Ярно. Но я только что слышала его крик, – шепчет Пия. – Он был в кормовой части с правой стороны, а теперь он пропал. Я бегу туда.

– Вызвать туда Хенке с Пером?

Пия уже не бежит, а идет. Скоро она будет в конце коридора. Осталось всего десять или двенадцать метров до поворота налево в коридор, идущий вдоль кормы. Здесь она видела Ярно в последний раз.

Дверь в каюту 6518 приоткрыта.

– Нет, не надо, – отвечает Пия тихо. – Нужно сначала узнать, что происходит в рубке.

– Хорошо, – соглашается Мики. – Дай знать, если понадобится подкрепление.

Пия смотрит на приоткрытую дверь и угол, за которым начинается боковой коридор. Она колеблется. Всего сотую долю секунды, но этого достаточно, чтобы внутренний голос опять заговорил:

«Черт возьми, до чего же ты никчемная. Как хорошо, что ты не стала полицейским».

Она нажимает кнопку на рации и вызывает Ярно. Но в ответ слышит только эхо собственного голоса.

Сквозь треск и шуршание оно доносится из приоткрытой двери.

Пия подходит ближе. Чувствует из каюты 6518 запах, который вызывает отвращение и влечет одновременно.

Там очень тихо. Пия оглядывается. Кажется, что чувства ее обманывают.

– Пи-и-ия… не… ди… сюд…

Слабый стон раздается из каюты 6518. Он слышен также в ее рации.

«Пия, не подходи сюда».

И вдруг весь страх улетучивается, и все критикующие голоса внутри замолкают, потому что Ярно в беде.

Пия толкает дверь.

Дан

Музыка «Клуба „Харизма“» отзывается в теле Дана. Басы вибрируют в костях его скелета, в новых зубах. Вокруг мелькают вспышки света, и движения окружающих кажутся замедленными. Дан замечает, как странно все на него смотрят и перешептываются.

Они думаю, что знают, кто он. Но на самом деле у них нет об этом никакого представления. Пока нет. Но скоро…

Эйфория нарастает, Дану кажется, что его тело наполнено гелием, словно есть доля правды в мифах о том, что вампиры могут летать. Сейчас ему кажется, что достаточно только оттолкнуться ногами от пола, расставить руки – и он полетит.

Наконец-то он свободен. Все жалкие потребности, которые отчаянно разрывали его на части, улетучились. Осталась только одна, предельно ясная и понятная. И с этого момента она определяет все.

Именно этого Дан ждал всю жизнь. Именно это правильно. В этом весь он. Вся его жизнь до этой минуты оказалась только ожиданием. Тем, что необходимо было преодолеть. Верить в то, что сентиментальные песни, быстро предаваемые забвению, сделают его бессмертным, глупо. Но то, что они с Адамом делают