Последняя любовь - Элиза Ожешко

«Они показали тебе от ворот поворот, когда ты посватался», — напомнила совесть.

— На одну из них, кажется, имеет виды князь Я. Се serait un mariage très assorti[138]. Вот так мы и живем обособленным кружком.

«Они отреклись от тебя, потому что ты растратил свое состояние», — вновь заговорила совесть.

«Потому я и сватаюсь к нетитулованной дворянке», — честно признался граф.

Он действительно собирался посвататься и, как опытный стратег, решил завоевать сердце Регины при помощи трех атак. Первая атака: перечень богатств, вторая — знатная родня, а в конце — признание в любви. Две первые атаки закончились успешно; по мнению графа, Регина была ослеплена его богатством и родственными связями. Теперь оставалось признаться в любви и штурмом взять ее сердце.

— Все это, конечно, очень мило… — продолжал граф, — приятно располагать значительными средствами, принадлежать к знатному роду, который восходит к доисторическим временам, лестно вращаться в высших сферах. Однако…

Тут он принял романтическую позу: склонил голову, сдвинул брови и несколько минут многозначительно молчал. Потом, словно в отчаянии, тряхнул головой так, что волосы упали на лоб.

— Однако этого недостаточно, чтобы быть счастливым.

— Неужели, граф, вы несчастливы? — насмешливо спросила Регина, не поднимая глаз от рукоделия.

— О да, — тихим дрожащим голосом ответил граф, проведя по лбу рукой, на которой сверкал бриллиант, — да, я несчастлив… с недавних пор… Прежде я был свободен и спокоен… Ах! — Глубокий вздох приподнял его вышитое батистовое жабо.

— О, Боже мой! — воскликнула Регина с нескрываемой иронией, все так же внимательно рассматривая канву.

Графу показалось, что Регина сочувствует ему, и он воодушевился в предчувствии победы. Одно огорчало его: почему Ружинская не смотрит на него и не замечает, в каком романтическом беспорядке лежат его волосы.

«Она умная женщина, — подумал он, — надо говорить более возвышенно». И продолжал:

— Люди как странники, как ладьи на этой грешной земле… Когда светит солнце, — светло, а когда заходит, — темно…

— Не всегда, — давясь от смеха и по-прежнему не поднимая головы, отвечала Регина, — в полнолуние и после захода солнца — светло.

— Пани, порой на сердце мрак, как в пещере. Солнце закатится, и ни единой звездочки…

— Если нет звезд, можно свечу зажечь, — спокойно вымолвила Регина.

— Стоит вам только захотеть, солнце будет вечно светить мне!

— Разве я Иисус Навин! — рассмеялась Регина.

— Вы ангел! — все больше оживляясь, воскликнул молодой аристократ. — Жизнь моя в ваших руках… С первой минуты, с первого взгляда почувствовал я, что без вас мое существование подобно пустыне без воды, небу без солнца, подобно… весне без цветов… ночи без звезд, ах, розе без запаха. Вы богиня! Я приношу к вашим ногам богатство, знатное происхождение, связи, свое сердце и буду бесконечно счастлив, если вы согласитесь стать графиней В.

Граф произнес этот монолог дрожащим, прерывающимся от волнения голосом, волосы его совсем закрыли лоб. Кончив, он уперся одной рукой в подлокотник, а другой описал в воздухе полукруг и сделал такое движение, будто собирался упасть на колени.

Ружинская продолжала вышивать по канве, не поднимая головы. Когда граф кончил, она посмотрела на него и спокойно сказала:

— Если я вас правильно поняла, я отвечу вам коротко: со вчерашнего дня я невеста Стефана Равицкого.

Рука Графа Августа застыла в воздухе, он онемел и окаменел в нелепой позе с полусогнутым коленом где-то между креслом и полом. Рот его раскрылся от изумления, глаза округлились, а физиономия вытянулась.

Регина продолжала вышивать.

В эту минуту дверь отворилась, и в гостиную вошли Равицкий и Генрик.

Ружинская встала, прошла мимо графа, который уже успел принять величественную позу, и, с улыбкой кивнув брату, подала обе руки жениху.

— Мы заболтались со Стефаном, — сказал Генрик, — и немного опоздали, но надеюсь, ты простишь нас.

— Я всегда рада вас видеть. — Регина улыбалась и с нежностью глядела на серьезное, светившееся счастьем лицо инженера.

— Madame, jâi lhonneur de vous souhaiter le bon voyage[139], — выдавил из себя граф Август. — Bonjour, messieurs! — Он поклонился мужчинам и выбежал из комнаты.

— Граф, вы забыли шляпу! — закричал ему вслед Генрик.

— Mille graces, monsieur[140], — раздался в ответ голос графа, потом они услышали его быстрые шаги по улице.

— Почему этот великолепный потомок великих предков выбежал отсюда как ошпаренный? — спросил Генрик.

Регина усмехнулась.

— Сестричка!.. — шутливо погрозил ей молодой человек.

— Он сделал мне предложение. Но как!.. — она весело рассмеялась.

Равицкий взял ее руку и поднес к губам.

— В Варшаве я передам тебе, Стефан, сестру, а сам поеду в Полесье, — сказал, подходя к ним, Генрик.

Регина молча смотрела то на брата, то на жениха, потом одну руку протянула Равицкому, а другую положила на плечо Генрику.

— Генрик! Наконец наступило то, что ты мне предсказывал, — я счастлива!

— И всегда будешь счастлива! — убежденно прибавил Равицкий.

Золотые солнечные лучи играли вокруг них, стебли плюща, казалось, радостно кивали им, и вокруг было так радостно, будто сама природа ликовала вместе с ними.

Быстро миновав сад, граф Август скорее вбежал, чем вошел в гостиную к графине, и всем бросилось в глаза, что обычно невозмутимо спокойный граф не в своей тарелке.

— Qû avez-vous, comte?[141] — запищала из глубины своего кресла графиня.

— La grande, la grandissime nouvelle![142] — вскричал граф. — Я расскажу вам нечто удивительное. Une chose inouie![143] — Он упал на стул и, забыв о своем неизменном жесте, запустил руку с бриллиантовым перстнем в густую шевелюру.

— Что такое? Qu у a-t-il-donc?[144] — послышалось со всех сторон.

— Пани Ружинская, vous savez[145], эта пани Ружинская… cette grande dame qui se donnait des airs dine princesse[146], — с издевкой проговорил он. — Так вот…

— Eh bien[147], что же дальше? Не мучайте нас, граф! — хором отозвались дамы.

— Eh bien, пани Ружинская выходит замуж… mais cést une chose inouie[148]… выходит замуж за этого… инженера…

— За Равицкого? — вскричала графиня.

— Да, за этого ремесленника…

— Ах! Ах! Voila! Возможно ли? Impossible![149] — выкрикивали гости.

Вевюрский, который, когда вошел граф, как раз взял шляпу, чтобы идти к Регине, замер у клетки с попугаем, словно статуя, наряженная в визитку и темно-красный галстук.