Обречены на подвиг. Книга первая - Валерий Григорьев

Жернова государственной машины прокрутили попавшего в них офицера и выплюнули. Я часто вспоминаю этого нетипичного еврея, который посмел, хотя бы по пьянке, бросить вызов системе. Ни я, ни сотни моих знакомых и в мыслях не могли посягнуть на устои нашего государственного строя. Не потому, что были трусливы и всего боялись, а потому, что понимали всю бессмысленность протестов и возмущений. Наиболее «расчетливые» и «пронырливые» из нас еще курсантами вступали в ряды «горячо любимой» партии, справедливо полагая, что так гораздо легче пробить себе дорогу в жизни. Немного стыдливые и совестливые, тянули до последнего, до того, когда уже на кону стояла дальнейшая карьера. К таким, без ложной скромности, отношу я и себя, так как стал коммунистом в возрасте двадцати семи лет. Я был единственным комсомольцем – военным летчиком первого класса, к тому же летающим на самолете МиГ-25. Была, конечно, и малочисленная третья категория – беспартийных пилотов. В открытую они не высказывали свои взгляды, да и по жизни были, как правило, пассивными, довольствуясь малым. Какими убеждениями они руководствовались, предположить трудно. Все они заканчивали службу в звании не выше майора. Возможно, они и были настоящими русскими офицерами, верно служа Родине, и не давая себя «запятнать» причастностью к партии, в идеалы которой никто не верил. Я уверен, что в те времена абсолютное большинство становились коммунистами, в первую очередь, преследуя корыстные и крамольные для коммунистов цели – жить лучше. Других мотивов просто-напросто не было.

После катастрофы я на долгое время приобрел чувство вины в гибели своих незабвенных товарищей-командиров. Ведь дай я команду:

– Катапультируйтесь! – оба они были бы живы.

Но что случилось, то случилось, и невозможно отмотать назад время и исправить непоправимое.

Для себя я сделал однозначный вывод никогда не молчать в подобных ситуациях.

Шестого сентября, у нас была спланирована первая летная смена после катастрофы. Мы, как обычно, собрались у площадки перед автобусом, на котором ездили на аэродром. Володя Прытков, которого почему-то не отстранили от должности, коммунист с пятнадцатилетним стажем, озираясь, чтобы не слышали посторонние уши, сказал:

– Наверняка сегодня полетов не будет. Есть информация, что на Дальнем Востоке в Японию улетел летчик на МиГе-двадцать пятом. – И, немного помедлив, добавил:

– «Голос Америки» передал.

Я про себя подумал:

– Как же так? Заместитель командира полка слушает «Голос Америки» да еще и не боится об этом говорить. Мишу Штилермана выгнали за правду, а Прытков, по сути дела «убивший» двух летчиков, слушающий по ночам «вражьи» голоса, продолжает летать.

Конечно, сказал он это не от большого ума.

Несмотря на то, что впоследствии информация об угоне самолета подтвердилась, полеты нам не запретили.

Спустя некоторое время мы благополучно отстрелялись на полигоне. На этот раз Лашку нам не дали, так как в этом не было смысла: полк по итогам года из-за катастрофы выше двойки не получит. Стреляли по обычным парашютным мишеням.

«Пуск разрешен!»

Мишень я увидел километров за шестьдесят, как только у нее открылся парашют. Обнаружить ее было проще простого: яркий огненный шар и бледный зигзагообразный дымный след не заметить было невозможно. К тому же ее было хорошо видно на экране бортового радиолокатора.

«Захватив» и опознав цель, я доложил, что готов к работе. С земли получил разрешение на пуск. Спокойно включил подготовку ракет и накал на их головки, дождался, когда пройдет команда «Пуск разрешен!» – и нажал спусковой крючок гашетки на ручке управления самолетом. Яркий ослепительный факел вырвался из-под крыла и с шумом ушел в сторону висящего вдалеке огненного шарика. Сопровождая взглядом уносящуюся ракету, я продолжал лететь тем же курсом до тех пор, пока не увидел растущий в размерах парашют. Поняв, что слишком увлекся, создал крен около девяноста градусов и стал энергично отворачивать от своей мишени. Взрыватель ракеты был установлен на «невзрыв», и она пронеслась мимо мишени, как болванка, не причинив ей никакого вреда. Теперь мишень неумолимо неслась на меня со скоростью моего самолета – тысячу километров в час. Я успел вспомнить, что нас предупреждали не сопровождать взглядом пущенную ракету и что два года назад в подобной ситуации на этом же полигоне погиб немецкий летчик. Не успев как следует испугаться, я отчетливо увидел висящую на длинных стропах мишень чуть левее моего самолета. По тому, что ничего не случилось, понял, что «пуля просвистела мимо». Доложив «Пуск одной!», я выключил прицел и все, что связано с вооружением.

Следом за мной летел Павлишин, через какой-то промежуток времени я услышал его не слишком довольный голос:

– Пуск двух ракет!

Легкое недовольство в голосе объяснялось просто: пуск двух ракет был небольшой, но все же ошибкой летчика. Спустя несколько секунд голос Сергея повеселел:

– Уточняю, пуск одной!

Не успел я порадоваться за однокашника, как тот же голос стал обреченным и упавшим:

– Ракеты не сошли.

Уже на земле Сергей рассказал: он был настолько возбужден, что когда нажал гашетку пуска, ему отчетливо показалось, будто сошли обе ракеты. И самолет тряхнуло, и шум сходящих ракет он словно бы услышал. Поэтому и был полностью уверен, что сошли обе ракеты, и, немного досадуя, доложил о пуске двух. Через какой-то промежуток времени, глянув на свое левое крыло, он увидел мирно висящую ракету, обрадовался, что она не ушла, и поспешил доложить об этом. Но когда он увидел и на правом крыле ракету, тут уж внутри у него все оборвалось.

Долго в полку над ним подтрунивали по этому поводу.

С кислородом шутки плохи

В один из летных дней мы едва не потеряли Славика Колпакова.

Вместе с Ермухановым они выполняли полет на, так называемый «подыгрыш», для ЗРВ (зенитно-ракетных войск). По-простому, имитировали с разных направлений «налет» на прикрываемый ЗРВ объект. У Ермухана высота должна быть пятнадцать тысяч метров, у Колпачка шестнадцать. Благо, что они были на одном канале радиосвязи, что и спасло жизнь Славику. Обычно в таких случаях, когда два самолета несутся на встречу друг другу, и сходятся в одной точке, важно чтобы у них в момент расхождения была безопасная разница в высотах. Ермухан, при подготовке к полету, обязал Колпакова докладывать высоту через каждые тысячу метров. И вот они на заданном рубеже включают форсаж, разгоняются, и начинают набирать высоту. Колпачек, как и положено докладывает:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});