Витязь. Содружество невозможных - Любовь Колесник

— Теперь ты спишь. — Мастер змеино улыбался. — Ирма, воительница… Тайтингиль из Нолдорина. Я понимаю тебя. Я одобряю твой выбор.

— А у меня неразделенная любовь, — вдруг громко сказал Котик; или, возможно, это сказал употребленный Котиком алкоголь.

Потом они успокаивали его разбитое сердце вдвоем, внезапно спевшиеся на почве абсента воины, и Мастер Войны утешительно перепорхнул от Тайтингиля на колени орку. Маленький, легкий, горячий, как лава, и твердый, как высушенная до звона вобла, он погладил его кончиками пальцев по бритому виску, однако вместо привычного томления это нежное действие вызвало у Котяры какой-то первобытный ужас, и он предпочел поскорее запить странное ощущение.

Они здорово напоили-таки его этим «Бейлисом», хотя Мастер заверял, что мешать алкоголь — последнее дело и так поступают разве что панцирники. Котяра обрывочно вспоминал йертайанский гимн, который инопланетная жаба диким голосом верещал с балкона, для убедительности пару раз выстрелив в ночное небо, словно норовя отомстить бесследно канувшей Цемре.

На шум выстрелов закономерно пришел Котиков сосед, король производства туалетной бумаги по фамилии Хачарян, и начал было возмущаться, но Котик вспомнил пару хороших цитат из Михаила Круга — про то, что шум и песни, братва гуляет, и конфликт удалось уладить исключительно мирным путем.

Тайтингиль вынудил своего все же обретенного союзника поклясться более не бесчинствовать. Витиеватые инопланетные клятвы логично переросли в мемуары. Теперь звездный воитель вспоминал свои бои, а Тайтингиль слушал и время от времени спрашивал — с толком, явно понимая, о чем речь и в чем состоит нюанс описываемой кампании; иногда с терминами, чем доводил своего оруженосца до белого каления.

Потом они дошли до такой степени проспиртованности, что запели «Черного ворона» все вместе — и безо всякого караоке, — слова нисходили в мозг прямо из небесных сфер Эалы. У эльфа был приятнейший низкий голос, музыкальный Котик поймал с ним хорошую терцию и очень старался, а Мастер Войны бессовестно лажал и щедро сдабривал печальную и торжественную мелодию экспрессивными ругательствами на неизвестных языках.

Вроде бы была и сауна.

Последнее, что помнил Котик, — что он горячо тыкался куда-то в Тайтингиля, вдыхая запах липы и песка, солнца и стали, и говорил, что корыстная инопланетная жаба вернулась неспроста. Неспроста. Неспроста-а-а…

И вот теперь Котов лежал носом вниз на чем-то твердом и ему было плохо.

Плотные шторы со светонепроницаемой подкладкой были задернуты, в воздухе витал явный чад кутежа. Комната была разгромлена, пол усеян бутылками — тысяча местных чертей, они что, вчера ходили за добавкой?! Водки у него дома не водилось отродясь… или — да, да! — Хачарян занес им половину ящика, а с какой стати?..

Эльф в своем кимоно царственно спал, закинув бесконечные ноги на подлокотник дивана и заложив руки под голову; волосы струились сверкающими золотыми реками, восстановив драгоценный блеск. Котик покоился поперек эльфа, мордой в его пах, слегка скрытый тонким слоем шелка.

Орк с трудом собрал спортивную фигуру воедино и попробовал приподняться, разжав истово обнимающие бедра витязя лапы.

Замок слабо клацнул, и через порог переступили легкие каблуки.

Первое, что увидела Ирма, был Мастер Войны — свежий, как утренняя роза, в ослепительно-алых одеждах. Волосы его лежали идеально, и черные волны спадали ниже пояса, создавая поразительный контраст. Толстая золотая цепь на шее усиливала эффект красно-черной гаммы.

Мастер выплыл из Котиковой кухни, держа на растопыренных пальцах поднос с тремя ароматно пахнущими чашечками кофе.

— Т-ты… — ахнула женщина.

— Я. — Инопланетянин кротко смежил ресницы.

— Я так надеялась…

— Я вернулся.

— Нечего сказать, счастье привалило. Боже, Котик, т-ты… Тайтингиль! Боже!

— Н-не тревожься, Иррма, н-нет, Иррма, н-не… — муркал Котов рефлекторно.

Ирма стояла неподвижно, сжимая клатч, как боевую гранату. Щеки ее побледнели.

— Вы пили. Вы. Пи-ли. Мужланы. Я там! А вы тут… второй раз. Это. Котов! Еще какой-то нелюдь гелик у вас во дворе поперек подъезда поставил, — беспомощно сказала Ирма, не сводя взгляда с просыпающегося Тайтингиля.

Мастер Войны шевельнул тонкой бровкой:

— Геликоптер?

— «Гелендваген»! Машину! — прошептала Ирма, не веря своим глазам.

Тайтингиль. Котик. Мастер Войны!

— Нелюдь? Что за расизм, Ирма. И вокруг тебя я вообще не видел… людей. — Он ответил, как всегда, жестко. Но утих. — Я переставлю.

— Т-ты… Ты?! — выдохнула женщина, сжимая кулаки. В туфлях было мокро — из-за «гелендвагена», перегородившего весь двор и оставившего только водные подступы к подъезду.

— Я, — согласился Мастер Войны. — Кофе? Этот напиток запрещен во всей галактике, но…

Ирма мотнула головой, прошипев что-то про красные халаты, отравителей, Цезаря Борджиа и разврат, и чуть попятилась из притона; слышно было, как с грохотом рушатся ее воздушные замки.

Тайтингиль вдруг рывком вскочил, стряхнув Котика окончательно и без паузы переходя от тяжелого алкогольного сна в вертикальное положение, так же резко достиг окна, отдернул — почти сорвал — шторы, распахнул створки. И замер.

Вокруг него словно билось яростное сияние, и плечи больше не казались понурыми.

— Вот это, — сказал Мастер, не сводя глаз с этого сияния. Зрачки опасно сузились в черные нитки. — Белое, желтое. Вот оно.

Тайтингиль медленно обернулся, серо-стальные глаза встретились с недвижными белесыми.

— Не оно, Мастер. Я. Это я, — сказал эльф. — Ты видишь?

— Вижу, — протянул инопланетянин, замерший, сжавшийся, напряженный, как перед прыжком, перед решающим ударом. — Неровное, неспокойное поле. Белое и желтое, как этот металл. — Он обозначил движением тонкого пальца крутой золотой виток на шее. — Не знаю слова.

— Золотой, — подсказала Ирма, во все глаза глядящая на Тайтингиля, который и впрямь — сиял.

— Золотой, — медленно проговорил Мастер.

— Золотой! — восторженно ахнул Котов, сжимая руки на голой груди.

Сияние, которое было сейчас видимо явно и ярко — всем, а не только инопланетянину, — снова всколыхнуло эмоции в душе Ирмы. Архангел, ее мужчина был — архангел! Объятый холодным и острым златым свечением, он стоял посреди комнаты, отрисованный резкими лучами солнца, и смотрел. На нее, на всех; смотрел вперед, в одному ему ведомое будущее — и не видел преград. Архангел. Но Ирма уже знала, как бывают теплы его руки — с ней…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});