Витязь. Содружество невозможных - Любовь Колесник

— А вот теперь, оруженосец, — произнес Тайтингиль, обернутый по бедрам вафельным банным полотенцем, падая на роскошный мягчайший уголок в гостиной, — вот теперь я хочу быть пьян. Вина, Азар. Любого. Хоть того… кошерного.

Породнившись с плотью этой земли, с великим дубом, выросшим из ее чрева, эльф ощущал, как по жилам бежит неслыханная мощь — неукротимая, нездешняя; контуры всего, что окружало его, словно делались привычнее и понятнее. Дуб одарил не только своей силой, но и знанием; на ум внезапно приходили разные тутошние слова — стрелец, управа, гривна, биричь, кметь; анфиладный огонь, артобстрел, «катюша», «мессершмит»; калаш, стропорез, духи, укроп.

Их было много, голова разрывалась от обилия чужого, нового. Но неукротимый дух воина собирал эти трудные слагаемые и наконец от самого корня осознавал мир, в котором стал гостем.

Бармица. Аркебуза. Дзот.

Он снова был защищен, он будто оброс корой старого дуба, корой, живая сила которой выдавливала вон вражье железо — как Тайтингиль выдавил из плеча мертвый металл пули.

Чтобы жить дальше.

Эльфу все еще было душно — и в то же время воздух перестал бить по его легким сложными ядами; Москва вливалась в тело. Огромная, семихолмовая Москва, упруго подставившая наконец свою непокорную спину — признав, что чужак, пришедший из-за тонкой мембраны другой реальности, оказался полезным. Оказался нужным. Оказался почти своим.

Тайтингиль покосился на трость с сокрытым клинком, прислоненную к стене под маской-демоном. Что, этого довольно? Или нужны карабин, винтовка, автомат?

Лазер. Бластер.

Эльф мотнул головой, еще тускловолосой, еще тяжелой. В руки, в плечи уже вливалась колкая ощутимая сила, зовущая биться и побеждать.

Без чужой подмоги? Пускай. Без чужой. И сами дотянемся до звезд. Перворожденный… и его орк.

Сами.

Котяра тронул светлейшего — сторожко, как будто опасаясь прикоснуться, получить удар током. Не получил — и расслабился. Засиял. Накинул на широкую спину эльфа черное кимоно с драконом. Попутно теплая ладонь прошлась по плечу — огладила, ощупала; прикосновение не было робким. Орк не мог оторваться от этих отметин, от шрамов, от золотистой кожи и нежно вел ладонью; но выдохнул и оторвался.

— Вина, орк!

И вот Котик уже тащил округлую плоскую бутыль элитного коньяка, резал на блюдечке лимончик, строгал колбаску и раскладывал ее самым наифигурнейшим образом по гладким белым тарелкам.

Тайтингиль кинул в себя ароматный напиток, впился в лимон. И сразу же выпил еще. В голове зашумело. Эльф улыбнулся; великолепные зубы блеснули в наступающей квартирной темноте.

— Я проиграл, — сказал он. — Я проиграл. Я изгнал паучиху. Изгнал — не убил. Я не сумел убедить чужака стать нам союзником. Я отсиживался в машине, как трус. Я трудно проигрываю, орк. Но… Но…

Котов — мытый, в шортах, топлес — подсел рядом. Обнял за плечи, огладил. Подсел еще ближе.

— Но я найду свой путь к звездам, — уверенно добавил эльф, и вытянутые, острые уши его, казалось, чуть оттопырились. — Я. Найду. Я прикоснусь к тверди рукой и пойду дальше. У меня есть цель. Я помню о своем народе, оставленном там, позади, в складке Эалы.

— Тайтингиль… — Котик смотрел не отрываясь и был еще ближе, чуть когти пальцами тончайший шелк кимоно. — Тай…тингиль, и я с тобой. И я. Мы придумаем что-нибудь, прридумаем… мы… есть самолеты. Я добыл плазмотрон, я добуду, я умею… включу кота на максимум, такого кота, знаешь…

Нос ткнулся в острое ухо, дыхание согрело.

— Тайтингиль…

— Пей, орк, — отозвался нолдоринец, протягивая ему невысокий толстостенный стаканчик чешского хрусталя.

— Н-нет, я… не пью…

— Пей.

Котов, повинуясь могучей властности эльфа, влил в себя коньяк и с истинно котячьей спешностью принялся трескать колбасу. Прожевал и снова прильнул к Тайтингилю, оглаживая выпрямленную струной спину, напряженные, чуть дрожащие плечи. И зашептал опять — тихо, жарко, о том, что все непременно будет хорошо, хорошо, хоррошооо…

— Добрый вечер, — неожиданно прозвучал знакомый голос.

Котову — знакомый до отвращения.

Глава 18

ЛЮБОВЬ

Тайтингиль вздернул подбородок, вглядываясь в неяркую пустоту коридора, а Котяра подпрыгнул, подпррыгнул.

Господин Мастер Войны появился в поле зрения и замер в арке. По диагонали, прислонившись к косяку поднятым локтем. Плоть звездного воителя широкими складками обливал яростно сияющий алый атлас — традиционные йертайанские одежды с долгими рукавами укрывали его от горла до пола; более никаких стразов и экспроприированного «Диора». Инопланетянин в рекордные полдня разжился правильной одеждой.

Как?!

С тонких хищных пальцев, украшенных заостренным маникюром, свисали ключи с мерседесовским брелком.

Котик икнул и забрался на диван с ногами, припав к плечу витязя, как смущенная одалиска.

— Я же… дверь запирал!

— Запирал, — благодушно согласился Мастер Войны и поднял другую руку. Рукав медленно стек с запястья, и Котов ошалело оценил зажатую в ладони ополовиненную 0,7 абсента.

Понемногу становилось понятно, что инопланетянин хорошо, как говорят на Земле, вдевши. Он медленно поднял бутылку, глотнул снова и заулыбался — нормально заулыбался, а не оскалился всеми зубами. Восковые щеки Мастера на сей раз были румяны.

Иронично сжав губы узким шрамом, Тайтингиль не отрываясь смотрел в белые глаза с вертикальными зрачками.

— Добро пожаловать, Мастер Войны. Я рад снова видеть тебя — тем более что между нами больше нет никаких обязательств.

Инопланетянин двинулся вперед.

— Да. Нет. Никаких. И я понял теперь, — сказал он, обсверливая взглядом прильнувшего к эльфу Котова. — Ты не бесполезное создание. Однако я не имею предрассудков. Тайтингиль, витязь Нолдорина, приветствую тебя.

Он отсалютовал витязю бутылкой и приложился еще, винтом заливая в себя зеленое.

Эльф улыбнулся шире — хищно, жестко, и указал на диван:

— Располагайся, гость.

Котов ожил. Задышал, заводил глазами.

— Матушки! — мяукнул несмело. — А это что?

Палец его указывал на здоровую, в палец толщиной, витую золотую цепь, висевшую на шее инопланетянина. Сочетание с алым шелком вливало в хрупкую фигуру пафос галактических масштабов.

Мастер Войны бросил ключи на экзотическую тумбочку из натурального дерева и павой проплыл к широченному уголку. Грациозно изогнулся — явно для понта, а не чтобы посмотреть, не подсыпает ли Котов ему кнопок на предполагаемое место приземления, — и сел, подогнув ногу. Протянул сильно початую бутылку абсента Тайтингилю, и эльф от души отпил. Дух перехватило, горло обожгло, горечь осталась во рту, а жаркий хмель осел в крови.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});