Свой среди воров - Дуглас Хьюлик

– Иногда мне кажется, что ты проспишь Нисхождение Ангелов, – рявкнул Мендросс. – Вылезай и смотри за прилавком, чтобы не тырили.

Спиро, чуть не падая, поплелся выполнять приказ.

Я прошел вслед за Мендроссом за занавеску, поглядывая на всякий случай через плечо. Деганы снова сошлись и вцепились друг в друга свободными руками, блокируя мечи. Железо теснил Дегана к лотку медянщика, а Деган пытался вывернуться и впечатать туда Железо. Тут занавеска упала и скрыла их, а еще через мгновение я услышал грохот сотни курильниц и ламп. Интересно, кого все-таки уложили на прилавок? Но я не стал выяснять и повернулся к Мендроссу.

Торговец бесцеремонно вытряхнул из корзины фиги. Под ними обнаружился тряпичный сверток.

– Забирай, – сказал Мендросс, развернув дневник и передав его мне. – Я ничего не хочу знать. Понятно?

Я криво улыбнулся:

– Поверь, я не нарочно. Я не хотел, чтобы так вышло.

– Хм, – проворчал он, – два дня назад я бы…

Тут Спиро сунулся к нам и почти крикнул:

– Папка!

Глаза у него полностью распахнулись, и мы оценили этот факт.

– Выйди и посмотри!

Только тогда я отметил наступившую тишину. Бой стих.

Я выскочил наружу, едва не сбив Спиро, и там, пройдя два шага, застыл.

Деган и Железо стояли посреди площади с мечами наголо и тяжело дышали. Вокруг валялись медные изделия всех мыслимых форм и размеров, тускло отражавшие солнце.

Оба смотрели не друг на друга, а на остатки толпы. Точнее, на дюжину или больше мужчин и женщин, которые выступили из толпы с оружием наготове.

Сперва я подумал, что это Крушаки пришли навести порядок. И только потом заметил, что на них нет красных кушаков. Взамен на рукаве у ближайшей ко мне женщины виднелась грязная золотая лента.

Боевые цвета. Боевые цвета Никко. О черт!

Я невольно попятился, и тут над улицей вострубил знакомый бас. Он сохранил надо мной власть, и я оцепенел.

– Вот ты где, вероломный уродец! – загремел Никко.

Толпа расступилась справа, и на площадь вышел Туз собственной персоной.

Поначалу я решил, что на Никко сказалась война: глаза припухшие, волосы растрепаны, одежда мятая, – ни дать ни взять, подняли с постели. Затем я увидел за его спиной Ралл’ада и понял, что так оно, очевидно, и было.

Рыбник заметил, что я смотрю на него, ухмыльнулся и отступил в толпу.

Предатель, гад! Поджарю мордой на собственном гриле, если выпутаюсь!

– Тебе будет больно, Дрот, – изрек Никко, сжимая и разжимая кулаки. – Невыносимо больно.

Он отвернулся, не дав мне ответить, и обратился к Деганам:

– Я ничего не имею против вас! Если хотите драться на моей территории, я не возражаю! Можете вообще разнести этот сраный базар! Мои Руки вас пальцем не тронут. – И он ткнул в меня. – Но если вы сунетесь между мной и вот этим, то у нас возникнут серьезные проблемы.

Я посмотрел на мужчин и женщин, которых привел с собой Никко. Оружие приличное, рожи угрюмые. На некоторых даже было что-то вроде доспехов. Четыре стальных воротника, две кожаные куртки, множество разных шлемов, а один даже нацепил начищенную кирасу. Доспехи просто так не надевают – значит, явились готовые к бою.

Я узнал некоторых: Митиас, Сери Бритва, Йанос Потрошитель, близнецы Ад-и-Ярость, Кретин… Сливки, лучшие головорезы Никко.

Странно, но я был почти польщен таким созвездием талантов, хотя собралось оно, конечно, не только ради меня. Опять же и всполошился, потому что такие Руки вполне могли завалить двоих Деганов.

Железо обвел толпу медленным, расчетливым взглядом. Деган просто смотрел на Никко.

– Итак? – спросил Железо у Дегана.

Тот не ответил. Он стоял посреди улицы с мечом в руке, с плеча текла кровь. Он излучал безмолвие, которым постепенно заразилась и вся толпа, включая Щипачей и водоносов.

Никко встретился взглядом с Деганом.

– Не глупи, – сказал Туз, и его голос прозвучал оглушительно среди молчания. – Он этого не стоит.

– Тогда понятно, что ты вообще ни хрена не понимаешь, – ответил Деган.

Он снялся с места, и Кретин, стоявший в добрых четырех шагах, согнулся и начал падать, а меч Дегана уже покидал его левую глазницу.

Тишина мгновенно сменилась хаосом. Народ на базаре был тертый и сразу рванул подальше от кровопролития. Двоих Рук унесло потоком; остальные бросились на Деганов. Железо расхохотался и неспешно пошел навстречу сразу троим. Одного убил тотчас, походя; другие попытались его обойти, чтобы разлучить с Деганом, но Железо рассмеялся снова и поманил их свободной рукой.

Деган не сделал ни малейшего перерыва. Не глядя, он подцепил носком гарду меча Кретина, подбросил и поймал левой рукой. Он двинулся на Никко, держа в каждой руке по мечу.

Ему заступили путь четверо Рук. Деган рубанул левым клинком, отбил правым, ушел в финт и сделал выпад левым. Горло самого высокого громилы окрасилось кровью, и тот повалился ничком. Еще удар, двойной выпад – и улегся следующий.

Похоже было, что Деган без труда доберется до Никко. Я улыбнулся при этой мысли. Сбоку налетел очередной Рука, и Деган перестроил защиту, вынужденный отбиваться на два фронта. Наступление застопорилось.

Никко, сперва побледневший при виде Дегана, получил передышку. Он вспомнил обо мне.

– Держите проклятого Носа! – заорал он, не обращаясь ни к кому в отдельности, и залавировал ко мне.

Мне хватило услышать раз, чтобы понять ненадобность пребывания на виду. Если я хочу быть полезным, мне лучше выбраться из этой лавки по возможности незаметно. Чем меньше народу будет знать, где я нахожусь, тем больший урон нанесу противнику.

Я выхватил рапиру и развернулся, чтобы нырнуть за занавеску, но в лавку, перемахнув через ящики с фруктами, влетела Сери Бритва, которая гадко ухмылялась во всю свою костлявую морду.

Приземлившись, Сери ничего не сказала, потому что не могла. Язык ей вырезали еще много лет тому назад. По слухам, расстарался бывший муж, которого она исправно обманывала. Однако Сери выжила, нашла супруга и с помощью пары длинных бритв из тех, которыми орудуют цирюльницы, разделала его на части и продала на корм свиньям.

Бритвы и сейчас были при ней, и она щелкала ими, складывая и раскрывая, складывая и раскрывая, – так быстро, что лезвия сливались в стальной веер. И хотя она была на расстоянии рапиры, я дважды подумал бы, прежде чем сунуться к ней, ибо она на моих глазах в считаные секунды потрошила куда лучших бойцов.

– Давай, покажи ей! – услышал я голос и посмотрел направо.

Так и есть, еще один, – Леандер, стоявший перед прилавком. Широкий пехотный меч на плече напоминал о днях, когда Леандер служил в имперских легионах.

Двое Рук против меня одного – видал я и получше расклады на петушиных боях с подкупленными хозяевами. Если бы левую руку не занимал дневник Иокладии, я мог бы метнуть запястный кинжал…

Занавеска за спиной Сери дрогнула, хотя ветра не было. Я подавил улыбку и посмотрел на Леандера.

– Сколько? – спросил я.

– Что – сколько? – прищурился он.

– Сколько возьмешь за то, чтобы отпустить меня?

Леандер изумленно поглядел на меня и расхохотался.

– Хочешь сказать, сколько я возьму за то, чтобы кинуть Никко? Не, я…

В проем занавески сунулся дрын Мендросса и с хрустом долбанул Сери за ухом. Колени ее подогнулись.

А я уже швырял дневник Леандеру. Мне очень не хотелось так поступать, и я напрягся, но выхода не было: либо дневник, либо клинок, а клинок мне пока был нужнее.

Леандер был застигнут врасплох. Он машинально отбил книгу мечом, а потому пропустил удар рапирой, который последовал сразу. Тот пришелся под челюсть. Острие вошло глубоко, голова запрокинулась, и Леандер умер.

Я все еще отдувался и поворачивался к Мендроссу, чтобы поблагодарить за своевременное вмешательство, когда получил по виску. Какого черта, Мендросс? Падая, я заметил, что удивленный Мендросс стоит у занавески. Затем через меня перешагнул Никко, и я понял, кто ударил меня по башке.

Мендросс тыкал и размахивал дрыном, но лавка была слишком тесной. Никко протянул лапищу и почти рассеянно выдернул палку из руки Уха, после чего схватил Мендросса за горло и принялся дубасить его же оружием.

Я оттолкнулся от пола. Тот ходил ходуном, но мне было не до того. Я потянулся за рапирой – раз, другой; на третий сумел ухватить ее. Она почему-то сидела в руке неловко и была тяжела. Хорошего мало.

Никко стоял совсем рядом, и это пробудило во мне целую бурю эмоций: страх, тревогу, ненависть, панику, отчаяние и даже странное ликование. Но за ними скрывалась жгучая потребность отомстить за Келлза и его людей, за мое избиение, за Мендросса, Эппириса, Козиму и девочек. Я хотел отомстить за все унижения, которым этот гад подверг меня за последние семь лет и которые я терпел, потому что это была моя работа. Что ж, с работой покончено, и самое время вспомнить о поруганной гордости и расплатиться за все.