Пастыри чудовищ. Книга 2 (СИ) - Кисель Елена Владимировна

Показалось: сейчас она заслонится, отвернется от чересчур уж синих глаз. Но нет, Арделл стояла, смотрела, только лицо ее было необычайно печальным. Бледная, трагическая маска, ресницы опущены и чуть нахмурены брови, на каштановых волосах словно играют отблески золотого света с картины, и она сама – будто бы часть картины: поднимет руку, шагнет и провалится в тот день, в тот мир…

И картина станет совершенной, и смотреть на нее можно будет до бесконечности.

– Ах, мне кажется, стук, конечно же, это Виолетта, моя подруга, она вышивает и всегда, всегда является не вовремя, я на секунду, на секундочку, дорогуша, мы ведь еще не закончили, я непременно должна еще многое написать!

Волшебство развеялось. Голос художницы звучал уже за стенкой, она удалялась к выходу. Арделл тихо вздохнула, потирая лоб.

– Прямо ангел из книжки, – сказал я, кивая на центральное полотно. – Если все они увидели там что-то подобное – становится понятно то, что творится на улицах.

– Иногда ангелов видят там, где их нет, – отозвалась Арделл, усмехаясь со своей обычной невыносимостью. – Нам, пожалуй, пора. Есть еще кое-что, что мне хотелось бы увидеть.

К счастью, попрощаться с художницей удалось почти сразу, хотя Арделл и здесь не удержалась от проявления натуры. Обещание «Конечно, мой спутник зайдет, чтобы вы могли сделать свой эскиз» ухудшило мое настроение еще на порядок.

– Почему вам было и в самом деле не взять с собой вашего «клыка»? – буркнул я, когда мы наконец оказались на улице. – Была бы более подходящая натура. Ах да, он ведь еще не расстается с блокнотом. Свели бы двух художников, почему нет?

Арделл покосилась удивленно, потом тихонько засмеялась. Отвесила торжественный поклон в сторону жреца в серой хламиде, который преклонил колени на углу, перед какой-то очередной статуей (скрежет зубов Крысолова отдался в переулке довольно явственно) и взяла курс на оживленные улицы.

– А мне оставалось бы сидеть и надеяться, что Нэйш не начнет ее просвещать по поводу бабочек. Или не начнет пояснять, что у него в альбоме. В лучшем случае – она кинулась бы писать с него портрет тут же, и мои вопросы оказались бы забыты. Рихард вообще странно действует на неподготовленных к нему людей.

Как будто на подготовленных людей этот тип действует менее странно. Интересно, что должно твориться в голове, чтобы взять в свою группу… не хватает слова, чтобы описать, только пальцы сжимаются непроизвольно.

«Женщины любят красивые цацки», – высшая мудрость от того же Лортена. Чушь, разве можно настолько повестись на оболочку, чтобы раз за разом сносить все его выходки? А если нет – что у нее с ним может быть общего?

Разве что невыносимость.

Площадь Явления не заслуживала этого названия. Три в меру широкие улицы сходились к площадке у местного Дома Каналов. На этой-то площадке, заполненной бульканьем текущей в разные стороны воды, все и произошло.

От полусонных домов шёл холод – зимний, застарелый. Дом Каналов в полуденном мареве плыл зеленым, поблескивала витая бронзовая ограда вокруг дома, и чем ближе к нему, тем явственнее становилось гудение воды под медными оковами: каналы отходили от дома причудливыми дорожками, разбегались по улицам и улочкам.

Чахла искривленная олива, тоже обнесенная зачем-то оградой, и надрывал голос очередной пророк: «Вернулся! Он вернулся! Он явит себя на Луну Мастера!» Пророк устроился в тени памятника в центре площадки: медный малыш лет четырех, кучерявый и пухлый, стоял на постаменте из трёх (почему трёх?) переплетенных поверженных алапардов.

– Что-то мелковат, – усомнился я. – И толстоват. Судя по виду этих алапардов, он здорово на них давит. Нет?

Варгиня пожала плечами.

– Никто не знает, сколько лет Ребенку из Энкера было на самом деле. Кто-то предполагает, что четыре. А кто-то – что десять. И это не говоря уж о том, что описания внешности тоже сильно различаются… Ага, вот.

Бормоча что-то, она начала отмерять шаги, двигаясь при этом назад по улице. Задержалась возле оливы. Пристально вгляделась в какой-то обветшавший дом. Подошла к другому – провела пальцами по щербинам, наверное, оставшимся с того самого времени.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

– Где-то здесь, – пробормотала она. – Ирма с матерью оказались примерно вот тут, видели эту площадку отсюда, если судить по картинам. Алапарды гнали народ по двум улицам. Их было двое. Двое…

Быстрым шагом она вернулась на площадку, окинула взглядом улицы, сходящиеся в идеальную ловушку. Потом направилась к дому Каналов. По когда-то белым камням, теперь перемазанным алой краской – в память о том дне.

За бронзовой оградой с завитушками раскинулся цветник – наверное, чтобы смягчить мрачность темно-зеленого здания. Края клумб были засыпаны мелкими, блестящими камешками. Некоторые лежали на мостовой.

– …а он, наверное, стоял здесь, – закончила Арделл, отвернулась от ограды и взглянула на улицы.

– Она, – поправил я.

Варгиня рассеянно кивнула. Наморщила лоб, что-то вспоминая или представляя.

– Может, они услышали даже раньше. Не зря же их тянуло сюда. И потом они увидели. Увидели и поползли, так, будто не могли противиться зову. Да, а как бы они могли, если это была первая настоящая вспышка Дара… И синева глаз. Боги.

– Вы все же думаете, что это был варг?

Арделл не отвечала. Она смотрела на место, на котором стояла. Так, как глядят на могилы знакомых людей. Или на то, что вызывает у тебя страшные воспоминания.

Потом дернула головой, взглянула прямо и хмуро.

– Нет. Я думаю, что это было нечто иное. Нечто, родственное варгам… но иное.

И отвернулась от памятника, за которым изо всех сил старался стать незаметным законник Тербенно.

Не то чтобы мне хотелось с ней разговаривать. Но почему-то казалось: нужно. Будто с человеком, который недавно заглянул в пропасть.

– Но вы же сами говорили: ваши старейшины чувствуют не только час рождения, но и место. Разве могло рождение настолько мощного… мощной… остаться незамеченным?

– Конечно, не могло, – отозвалась Арделл обыденно. – Если, конечно, в тот же самый день никто из варгов не умер.

– То есть, если смерть одного варга и рождение другого произошли в одно время…

– Почему нет? Такие случаи не описаны, потому что варги рождаются достаточно редко. Но ведь рано или поздно – почему не быть совпадению?

– И, как понимаю, списки варгов, умерших за последние тридцать лет, вы знаете наизусть.

– Сорок лет, – назидательно поправила Арделл. – Я же не знала, сколько было Ребенку из Энкера. Люди склонны вмешивать в свои воспоминания разное. Вплоть до крыльев и огненного хвоста. И потом, не так много их было, этих умерших варгов. Но один особенно примечателен.

Кажется, меня всё-таки посвятят в теории, о которых Мелони высказалась так: «Полный заворот мозгов».

– Патриц Арнау, глава одной из общин и крайне мощный варг, – вещала Арделл, лавируя между нищими, проповедниками и гадалками. – Создатель ковчежников. Тоже легенда, в своем роде. Считается, что ни один из варгов за последние триста лет не достиг его уровня. Говорили, он мог бы повелевать драконами, если бы драконы существовали… При нем был создан Варгедорр – собрание варгов, на котором каждый может показать свое мастерство и поделиться секретами с окружающими. Сейчас там, конечно, уже не то: повсюду торговцы, работодатели, магистры, изучающие природу…

Я кашлянул, с тоской оглядываясь: почетный эскорт в лице Тербенно не думал отставать.

– Надо полагать, этот Патриц Арнау погиб при загадочных обстоятельствах?

– Можно и так сказать. Умер от старости в кругу семьи. С его силами он мог бы поступить, как древние варги: переместить сознание в альфина или виверния – и продлить себе жизнь лет на пятьдесят. Но он не захотел. Смерть состоявшегося варга всегда ощущается очень сильно. Думаю, за смертью такого, как Патриц Арнау, могло потеряться чье угодно рождение.

– Ага. То есть… в каком это году было?

– Шестьдесят пятый.

– Так. Тридцать два года назад Арнау умирает, а в этот самый час здесь, в Энкере рождается другой варг. Какое-то время растет и не проявляет своих способностей, и никто его не замечает, пока в тысяча пятьсот семьдесят втором…