Литература 8 класс. Учебник-хрестоматия для школ с углубленным изучением литературы - Коллектив авторов

4. Охарактеризуйте творческий метод и жанр стихотворения и назовите их признаки.

5. Составьте ритмическую схему и обозначьте систему рифмовки одной из строф поэтического текста.

Александр Петрович Сумароков

А. П. Сумароков – выдающийся деятель русской культуры XVIII века. Именно он был основателем и директором первого русского государственного театра. Его пьесы стали основой национального репертуара русских театров, а в стихотворстве он успешно соперничал с такими блистательными поэтами, как М. В. Ломоносов и В. К. Тредиаковский. Не чуждался А. П. Сумароков и журналистики, издавая журнал «Трудолюбивая пчела». В этом издании он публиковал свои сатирико-нравоучительные очерки, один из которых и предлагается вашему вниманию. Писатель в нем не только нападает на взяточничество и засилье чиновников, уже в XVIII веке ставшими бедствием для России, но и создает удивительно яркую и живую зарисовку быта и нравов русского общества восемнадцатого столетия.

Обратите внимание на образ слуги повествователя, подумайте, какие просветительские идеи утверждает в своем очерке автор и какова в этом произведении роль сатиры.

Второе произведение А. П. Сумарокова, включенное в нашу книгу, – это сатирический диалог «Господин и слуга». В XVIII веке русские классицисты охотно использовали жанр, ставший популярным благодаря античному писателю Лукиану. Он написал «Разговоры мертвых», книгу, в которой умершие пересматривали свою земную жизнь. «Разговоры мертвых» позволяли сатирически изобразить пороки людей, захваченных суетой земной жизни и забывших о духовных ценностях.

Подумайте, какие пороки высмеивает писатель, как в жанре диалога проявляются черты просветительского классицизма.

А. П. Сумароков был прекрасным поэтом, умевшим передать самые тонкие человеческие чувства. С его лирикой вы познакомитесь, когда приступите к изучению раздела «Поэтическое мастерство русских стихотворцев XVIII века».

О думном дьяке, который с меня взял пятьдесят рублев

Известно, что в древние времена обер-секретарей[224] еще не было, а вместо их были думные дьяки[225], из которых некто с меня счистил[226] пятьдесят рублев, а я в том извиняюся следующими причинами. Я был в двенадцати лет тогда, и что за взятки приказано вешать, я етова еще не знал. Вторая причина было мое любопытство узнать, каким образом акциденция[227] берется. Третья причина, что ежели бы я не дал ему денег, так бы дело то не было сделано.

Вот как берутся взятки. Приехал я ко двору его высокородия думного дьяка зимою в санях и, подъехав ко двору, радовался, что я скоро буду в тепле, а етова я не знал, что челобитчики[228] к думным дьякам на двор не въезжают, и выходят у ворот. Ворота у дьяков всегда запираются замками изнутри, понеже[229]-де то от воров имеет быть безопаснее. Больше получаса стучался я у ворот: отперли калитку, выглянул приворотник и спрашивал, как ему назвать мое здоровье[230]. Я не знал, как ему отвечать, и промолчал, ибо такой вопрос и не ребенку странен покажется. Он спрашивал, как назвать вашу милость; ето я знал, потому что оно несколько употребительно, а по-нашему: «Как тебя зовут?» Я ему сказался, а он калиткой хлопнул и ее запер. Слуга мой был поискуснее меня и говорил: «Надобно дать деньги». Я опять постучался; он опять выглянул; я давал деньги, чтоб он отнес их к думному дьяку, а меня бы впустил. Однако он их не взял, извинялся, что господин его может подумать, будто он не все сполна ему отдаст, а мне чаялося, что везде деньги берутся в тех местах, куда безденежно не впускают у дверей, ибо я бывал на комедиях[231], смотрел Александра и Лодвика, Париж и Вену и другие комедии, на что я и ссылался, а он отвечал, то-де враки, а здесь дела. Очень досадно мне ето стало, что дьяков он писателям драм предпочитает, как будто сердце слышало, что я по времени буду иметь нещастие быть драматическим стихотворцем. Однако служителю знатного человека должен я был уступить, а мой слуга сунул ему в руку пять копеек, которые он с меньшею принял учтивостью, нежели подлекарь и дьячок. «Дома ли, – спрашивал я, – ево благоутробие?» – «Етова я еще не знаю, – отвечал он, – я пойду о том, дома ли он или нет, доложу ево милосердию и вашей чести донесу». Еще с полчаса прошло того времени, в которое мне зябнуть предписано было. Возвратился дворник и объявил, что боярин его дома: не дьяком назвал он его, боярином; а в этом было древности различие.

На дворах приказных служителей стоят на часах собаки; и кто из них больше чином, у того больше собака и толще лает. Подворотни у дьяков превысокие и для челобитчиков из-под калитки не вынимаются, а ворота и не отворяются. Калитка была очень узка, и человек мой пролез боком на двор, а я, будучи мал, через подворотню насилу перелез. Как только собака нас увидела, преужасно залаяла. Цербер[232] не испугал Геркулеса во аде, я меня дьячий Цербер гораздо испугал, потому что я ребенок был, да я ж и не Геркулес, хотя и в ад вошел. Слуга мне говорил, чтоб я поклонился Церберу. «Как, – спрашивал я, – чтобы я собаке поклонился?» – «Хотя это и собака, однако дьячья», – говорил он. Но когда я уже дошел до такой подлости, чтобы кланяться дьяку, великое ли ето уже унижение, чтобы и собаке не поклониться. Поклонился. Да еще и пристойнее было, чтоб я собаке поклонился, нежели ее помещику; она денег не возьмет у меня, а бессовестный ея помещик с меня счистит.

Я редко вспоминаю, что я дворянин, а в то время вспомнил я это и размышлял, идучи по двору: дьяк богатее меня, а я несу ему деньги; дьяк хуже меня, а я иду ему кланяться. И ежели бы я философ был, конечно бы закричал: «О времена! О нравы!»[233]

Вошел я в боярские покои, подошла ко мне боярская боярыня. Не чудно ли ето, дьячью служанку называли боярынею? Сия боярыня была охвата в два, в подкапке[234], в телогреи и босиком. «Боярин, – говорила она, – в мыльне[235] и уж выпарился, скоро изволит выйти». Подьяческое племя с самого младенчества привыкает, и терпят они легко, как их по спине секут, а намерение то, чтобы не тако трудно было телесное наказание, ежели по силе уложения и указов нужда того потребует; и заставляют подьячие холопьям своим сечь себя в бане и велят себя до тех сечь пор, покаместь побагровеет спина. И как они под патогами[236] ни кричат, однако, когда то окончится, так они становятся еще бодрее того, нежели были, и ради того патоги – их обыкновенная забава. И чтобы воскресенье как праздничный день проводить им повеселее, так они по всякую субботу себя сечь приказывают, хотя иные говорят, будто они терпят это добровольно за соделанные во всю неделю плутни и что перед праздником полагают на себя сию епитимию[237] подобием христиан Западной церкви[238], и что подьячие, не дав себя ввечеру в субботу высечь, не ходят к обедни в воскресенье, а когда и придут, так стоят только в трапезе, будучи осквернены. Я бы к нему в субботу ввечеру конечно не поехал, ведая, что все приказные служители секутся в ето время в банях патожьями; да что делать? Я был кадет[239]. В протчии дни надлежало учиться и быть у себя, а в воскресенье для кадетов день отдохновения, а для подьячих день пьянства. Итак один только вечер субботы мне к тому остался.

Вышел боярин из застенка, я ему подал письмо, а того, что я с деньгами пришел, он не ведал и принял меня спесиво. Я ему подал грамотку, он надел очки, грамотку распечатал и почал читать. Суровый его вид переменился, когда он дочел до того места, где о пятидесяти рублях помянуто было. Прочел письмо, обозрел меня очень жадно, со мною ли те деньги. И когда я ему стал их подавать, говорил он: «На что это? Это, право, напрасно». О приказная душа! На что было такое лицемерие? Говорит: «На что это?», и берет. А что ето напрасно, ето подлинно; я ето знал, хотя бы ты и не сказал. Взял пятьдесят Рублев и поднес мне стакан меда, и как я больше половины стакана выпить не хотел, так он меня гораздо подчивал и уверял меня, что это мед ставленой и хмелю в нем нет. «Я этому верю, – отвечал я, – да я и без меду иззяб». «Нет, ничего, выкушай, – говорил он, – это питье хорошо». А я думал то, что в тепле быть и брать за ничто чужие деньги – ето хорошо, а в холоде быть и отдавать за ничто свои деньги, это не гораздо хорошо.

Отдал ему свои деньги и поехал домой, всем тем, которые, нарушая честность и присягу, корыстуются взятками, желая виселицы.

Вопросы и задания

1. Какие пороки подвергаются обличению в этом произведении?

2. Как характеризует думного дьяка его дом и его окружение?

3. Приведите примеры наиболее ярких художественных деталей, создающих характер дьяка. Объясните их художественное значение.