Пропавший лайнер - Гарри Гаррисон

Как и Хэнка, Френсис разбудила суета в гостиной. И хотя еще не занялась заря, она знала, что больше не заснет. Она оделась и сидела на краешке кровати, когда Узи открыл дверь и втолкнул в спальню Роберта и Хэнка.

– Делайте то, что вам говорят, и с вами ничего не случится. Стюарда заприте в туалете. Жизнь вашего мужа будет зависеть от его поведения, как и от вашего. Сидите тихо. – Он оборвал шнур, ведущий к телефонному аппарату, затолкал трясущегося Роберта в ванную и закрыл дверь.

– Спасибо, Узи, – прошептал Хэнк. Тот кивнул и убрал пистолет.

– Господи! – вырвалось у Френсис. – Славно начинается день. – Она вновь села на кровать.

– Ваш муж останется с нами, миссис Гринстайн, – громко сказал Узи. – И его жизнь зависит от вас.

– Да, конечно. Никто не будет возражать, если я лягу, закрою глаза и заставлю себя поверить, что все это – сон? Потому что я представить себе не могу, что такое происходит наяву.

Гостиная тем временем превратилась в вооруженный склад. Из патронных ящиков доставали рожки, из сумки появился непонятный агрегат с двумя металлическими баллонами, кожаными лямками и наконечником, напоминающим ствол зенитного пулемета. Один тупамарос поднял его и повесил Хосепу на плечи.

– Огнемет! – догадался Хэнк. Хосеп сердито зыркнул на него.

– А теперь тихо! Слушайте меня. Мы возьмем этих немцев прямо сейчас, до того, как они узнают о наших планах и им станет известно, что мы их прослушиваем. Понимаете? Если мы нападем сразу же, потерь у нас не будет и вся борьба на этом закончится. Бриллианты уже у нас, в этом чемодане. – Он бросил чемодан Хэнку. – Приглядывай за ними до нашего возвращения. И без глупостей.

– Не волнуйтесь, – холодно ответил Хэнк. – Они будут в целости и сохранности.

– Вот и хорошо. – Хосеп повернулся к остальным тупамарос, и теперь тишину нарушали только голоса, доносящиеся из соседнего «суперлюкса». А потом раздался одиночный выстрел. Диас, склонившийся к магнитофону, выпрямился.

– Сержант Прадера. Ему прострелили коленные чашечки.

– Тогда не будем терять времени, – заявил Хосеп. – Нас – шестеро. Остальные охраняют пленных. Этого хватит. Их столько же. И они не знают, что у нас огнемет. К сожалению, из-за шторма мы не можем зайти со стороны веранды. С палубы волны и ветер снесут любого. Что ж, пойдем на штурм через дверь. Просто счастье, что мы добыли этот огнемет. – Он поднял наконечник повыше. – Для них это будет неприятный сюрприз. Я лягу на пол у двери. Консепсьон и Эстебан встанут у стены слева. Она выстрелом вышибет замок, он ногой распахнет дверь. Я пущу двухсекундную струю. Буду целиться вверх и влево, поскольку сержант Прадера, по нашим расчетам, в правой части комнаты. Он выигрывает нам время. Мы должны его спасти, если сумеем. Когда я отключу пламя, вы ворветесь в каюту. Стреляйте во все, что движется. Если они окажутся рядом, сшибайте с ног, пускайте в ход ножи. Нам нужны пленники, но гораздо важнее для нас победа. Все поняли, что надо делать? Вопросы есть?

– Только один, – подал голос Узи. – Ты знаешь, как пользоваться огнеметом?

– Конечно. Тренировался не один час, после того как мы захватили его. Я поджарю этих немцев, как свиней. Они и есть свиньи. Пошли.

Тупамарос вышли в коридор.

– Свет, – прошептал Хосеп, и они быстро вывернули лампы. Теперь коридор освещала только полоса света, падающая из открытой двери в каюту Хэнка.

Как только все заняли исходные позиции, Хосеп махнул Хэнку рукой. Тот закрыл дверь.

Мгновением позже темноту и тишину коридора разорвал голос Хосепа:

– ДАВАЙ!

Тут же прогремела автоматная очередь, удар каблука распахнул дверь.

Они увидели повернувшиеся к ним изумленные лица мужчин... Которые тут же исчезли в ярком пламени. А мгновением позже раздался жуткий вопль. Его, правда, тут же заглушили выстрелы. Атакующие ворвались в дверь сквозь струи воды: отреагировав на пламя, автоматически включилась система пожаротушения.

То была битва в аду. В клубах дыма, среди тлеющих обшивки стен и мебели. Мелькали тени, гремели выстрелы.

Узи вошел в «суперлюкс» последним, переступив через Хосепа, который высвобождал плечи из лямок, двинулся вдоль стены, наткнулся на Вилгуса, который стрелял, стрелял и стрелял. Сам стрелять не стал, метнул свой пистолет, угодил нацисту в челюсть. Тот пошатнулся, и в следующее мгновение Узи одной рукой перехватил руку Вилгуса, сжимавшую пистолет, а второй врезал ему в солнечное сплетение. Вилгус, как мешок, повалился на сержанта Прадеру, по-прежнему привязанного к стулу.

– Что вас задержало? – только и спросил сержант. Короткая битва завершилась. Струи превратились в тоненькие струйки, иссякли и они, огня больше не было. Большинство ламп разбили, но кто-то догадался раскрыть шторы. В гостиную проник серый рассвет.

– Мы их взяли, – радостно воскликнул Хосеп. Диас посмотрел на лежащего у его ног обгорелого мужчину, отвернулся, его вырвало.

Они действительно победили. Но комплект пленников оказался неполным. Адмирал Маркес получил пулю в лоб.

– Невелика потеря. – Хосеп пнул тело адмирала, потом наставил пистолет на Стресснера, оставшегося невредимым. Стресснер бросил на пол разряженный пистолет и попятился.

Под струю огня угодил майор де Лайглесия. Он оказался напротив двери, когда ее распахнул пинок Эстебана. Майор отпытал свою последнюю жертву, сам став жертвой ужасной пытки. Леандро Диас не мог заставить себя вновь взглянуть на безглазого, безлицего, обугленного, но еще живого человека, из безгубого рта которого слышался монотонный вой. Потом заставил себя наклониться, приставил пистолет к обгоревшей голове. Раздался выстрел.

Вилгус извивался на полу, держась обеими руками за живот, не замечая, что рядом, уставившись в никуда, лежит полковник Манфред Хартиг. Это зрелище очень порадовало бы тех немногих, кто чудом остался жив в польских концентрационных лагерях. Необходимость судить полковника отпала.

Карл-Хейнц Эйтманн вжимался спиной в стену. Он всегда боялся оружия, по существу не знал, как им пользоваться. Пистолет отбросил, едва началась стрельба.

А рядом стоял Клаус, опустив голову, сжигаемый горечью и стыдом. Более тридцати лет он прослужил телохранителем доктора Вилгуса, а когда пришла настоящая беда, не смог ему помочь. Потому что не мог удержать пистолет в руке. Инстинктивно он поднял руки, чтобы закрыть лицо, когда на него пошел вал огня. Лицо чуть обгорело, ему подпалило волосы, в общем, ерунда. А вот руки сожгло до костей, кожа висела лохмотьями. Он пытался взяться за пистолет, но пальцы ему не повиновались.

Других немцев в живых не осталось. Понесли потери и нападавшие. Трое погибли, Консепсьон лежала на полу, изо рта и раны на шее текла кровь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});