Сокрытые-в-тенях - Сергей Гомонов

Откланявшись, он пошел к двери, и слуга отправился за ним.

— Слушай, но только не переводи этого хозяйке. При случае скажешь так, как бы про между прочим: со мной в поездке обретается прекрасный доктор, он пользует саму месинару Ананту… Если госпожа Лесеки хочет избавиться от своего кашля, Лорс Сорл мог бы ей в том помочь, он и меня не раз ставил на ноги! — быстро сказал Ольсар и, развернувшись, поклонился напоследок в дверях.

Аурилиа царственно кивнула головой. Когда Ольсар с ее слугой удалились. Женщина облегченно вздохнула, расстегнула и сбросила с себя тяжелую алую робу, под которой оказалась стройной и статной, одетой в праздничное женское платье по последней моде, и подошла к двери, противоположной той, за которой исчез Ольсар.

— Мне нравится этот человек, — сказала она без малейшего затруднения. — Думаю, вашему соотечественнику можно доверять, Ясиарт!

Из глубины соседнего кабинета показался библиотечный смотритель. Он вошел к Аурилиа и церемонно ей поклонился, как кланяются венценосным особам:

— О, да, ваше величество! Я сразу сказал, что могу поручиться за Ольсара и Айнора.

— 6-

За сорок три года до исчезновения месинары Целении

На шестнадцатый год правления погиб старый телохранитель ее величества Ананты XVIII. Людям судьбою намерено столько, сколько заслужили они прежними своими жизнями, а бывает и так, что на полпути выполняют они предназначенное и уходят в Серебряный океан. Как там было с телохранителем месинары, юный наемник Игалар, воспитывавшийся в специальном подразделении защитных войск Кааноса, не узнавал. Сказали ему, что погиб — да и ладно. Пусть будет справедлива к нему Ам-Маа.

К тому времени месинара была уже очень немолода, прятала шею под воротниками да украшениями, а в длинных перчатках скрывала изменяющиеся от возраста руки. Только голос оставался, как у шестнадцатилетней девушки.

Отношения с Цалларием в те годы были обострены, как никогда. Все желали войны, а кое-кто был бы ей даже рад, но мудрая политика пожилой месинары сдерживала пыл юнцов, по неопытности своей считавших войну не кровавым месивом, а романтической авантюрой, где гибнет только враг, да и то этак красиво, без мучений, словно в придворной пьесе на театральных подмостках.

Правители трех стран — Цаллария, Ралувина и Целении — уговорились встретиться для проведения переговоров на нейтральной территории. В этом качестве был избран остров Стонов, ралувинская колония, которую тогдашний месинор собирался подарить Цалларию из-за убытков, что она доставляла стране. Жителей на острове было немного, полезных ископаемых не водилось никогда, и если мог интересовать этот остров иные государства, то лишь как освоенная и хорошо изученная акватория. Ралувин, занимавший центр материка, выходов к морю не имел. Остров Стонов достался его древним-древним правителям по неизвестной исторической прихоти, и теперь его статус хотели изменить в пользу мореходного Цаллария — разумеется, совсем не бескорыстно. Таким образом, Ралувин должен был стать союзником красномасочников, и, узнав об этом, месинара Целении приняла решение о незамедлительной встрече глав государств.

Однако во время морского путешествия корабль ее величества Ананты попал в жестокий шторм и сильно сбился с курса. То, что осталось от него — а это были жалкие обломки — принесло к неведомой земле и вышвырнуло на берег. Из всей команды в живых остался один матрос, а из пассажиров уцелели Ананта и телохранитель Игалар, вплавь доставивший ее на сушу.

Это был не остров и даж

е не архипелаг — это напоминало континент, о котором не было даже намека ни в одной из известных навигационных карт, равно как ни в одной книге о мореходстве. Тут росли буйные деревья и травы. Бегали странные животные, летали причудливые птицы.

— С голоду не пропадем! — пообещал Игалар и, соорудив для госпожи что-то вроде шалаша на случай ливня, оставил ей в помощники матроса, а сам ушел на охоту. его истошные крики того самого матросика. Оказалось, все это время десятки взглядов преследовали их из тени зарослей и стоило самому крепкому из пришельцев отлучиться, аборигены напали на оставшихся.

Прибежав обратно, Игалар застал страшное зрелище. Поляна и шалаш были сожжены; обуглившаяся трава рассыпалась под ногами. Матрос умирал, колотясь в агонии: дикари выпустили ему кишки, когда он пытался защитить месинару.

— Добей меня, телохранитель! — просил он, хватая за ноги Игалара.

— Где месинара?

— Они утащили ее в лес… Она… она… — матрос силился сказать что-то еще, но конвульсии скрутили умирающую плоть в новом приступе.

Игалар понял, что тот не жилец, а промучается еще долго. Делать было нечего. Вытащив из ножен меч, телохранитель коротким и быстрым взмахом раскроил ему голову. Хоронить мертвеца было некогда, и молодой человек оставил это на потом, бросаясь в чащу.

По едва уловимым следам нашел он место, где злобные дикари собирались провести какой-то ритуал, предав смерти похищенную месинару.

Она была связана и находилась без сознания. Ее привязали за запястья тонкими веревками, подвесили на суку, а рот заткнули кляпом, в роли которой послужила ее собственная маска. Одежда на месинаре висела разодранными лохмотьями, почти не закрывая тела, лицо скрывалось под распущенными черными волосами, а по рукам и ногам струилась кровь из глубоких порезов от веревок.

Игалар долго выслеживал аборигенов, пересчитал их всех и наконец-то оценил обстановку полностью. Некоторые из дикарей были сильно ранены — их голые тела покрывали обширные ожоги. Они сидели и лежали в стороне, едва живые. Другие оставались во всеоружии. Телохранитель почувствовал, что месинара долго не выдержит и попросту истечет кровью.

Что-то сдернуло его с места, и в драке Игалар вспомнил все, чему учили его в защитных войсках. Он рубил головы, не глядя, он уворачивался от летящих в него ножей и бил, кромсал, колол, резал всех, кто оказывался в пределах досягаемости его меча. Обожженные молили о милости, но в запале битвы Игалар уничтожил всех до едина. Тогда из живых на пятачке между водопадом и пещерами остались лишь они с месинарой.

Игалар осторожно, со всей почтительностью обрезал веревки и снял госпожу с дерева. Он запрещал себе смотреть в обнаженное лицо правительницы и замечать едва прикрытое тряпьем тело. Но любопытство — да и обстоятельства! — пересилили табу.

Лицо Ананты, ее шея, руки и все тело были молодыми, как у шестнадцатилетней девушки. Молодыми и прекрасными, несмотря на копоть, кровь и грязь, испачкавшую белую кожу правительницы. Сквозь рванье виднелись нежные бутоны маленькой груди, чуть ввалившийся живот и беззащитно торчащие по бокам от него косточки таза, а на идеально выточенных коленках проступили чуть заметные ямочки, как бывает у маленьких детей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});