Драконовы сны - Дмитрий Скирюк

— Узнаю Золтана, — хмыкнула та.

— Четыре месяца — не столь большой срок, — проигнорировав реплику Норы, продолжал Жуга, — но тебе его хватило, чтоб меня забыть. Но я всё равно искал тебя. Я впал в какое-то исступленье. Знаешь, наверное тебе повезло, что я тогда тебя не встретил. Я хотел понять, что произошло, но я, должно быть, потерял разум. Я хотел превратить твою жизнь в кошмар, стать твоим… твоим личным чудовищем, которое преследовало бы тебя и только тебя, всегда и везде.

— Почему? — тихо спросила она.

— Потому что любовь — это не только право, но и обязанность, потому что должна быть на этом свете хоть какая-то справедливость. Потому что нельзя вымогать то, что даётся даром! — рявкнул травник и тут же почувствовал, что в горячке хватил через край — девушка сжалась, словно от удара, лицо её помрачнело. — И даже если ты заставила себя забыть, — закончил он, — тебе придётся — рано или поздно — вспомнить всё.

Травник поморщился и посмотрел на зажатую в кулаке бритву, вздохнул, смочил водой засохшую коросту мыла на щеках и снова принялся за бритьё. Линоре почему-то подумалось, что щека под бородой, там, где была щетина, будет белая, но когда Жуга закончил бриться, она поняла, что ошиблась — загар на лицо лёг задолго до того, как борода успела отрасти.

— Где ты успел так загореть?

Травник ответил не сразу, а когда ответил, голос его звучал уже спокойно и почти безразлично.

— Там, где я был, время текло медленно. Там только солнце, горячий ветер и песок… песок… — он потряс головой. — Целое море песка. Временами мне казалось, будто я попал внутрь огромных песочных часов. Я сходил с ума по ночам в ожидании завтра, а когда оно наступало, становилось ещё тяжелее. Но постепенно всё ушло.

— Я видел, как пески стирают города и скалы, — продолжал он, — и внутри у меня тоже что-то стиралось. Ты говоришь, что тебе было больно? Мне тоже было больно, но со временем я понял, что есть вещи, поважнее, чем боль. А после и боль тоже стёрлась. И не осталось ничего. И вот тогда — как будто спала пелена — я обнаружил, что происходит что-то странное. Это всё не случайно, здесь чувствуется чей-то умысел. И сейчас я пытаюсь понять, чей.

— Зачем ты мне всё это говоришь?

— Затем, что надо что-то делать, а что — не знаю. Но ничего не делать тоже нельзя. Мы никуда не идём, нас что-то захватило и несёт.

— Кого?

— Ну, Телли, Вильяма, меня… Арнольда.

— И меня тоже?

Жуга помедлил.

— Тебя — не знаю. Но за всем этим что-то стоит. Или кто-то. И я не остановлюсь, пока не загляну ему в глаза.

— А я… Может быть, я смогу тебе чем-то помочь?

— Может быть. — Он повернулся к ней. — Расскажи мне о Телли.

— О Телли? — глаза девушки удивлённо расширились. — Но я же ничего о нём не знаю! Это мне надо бы спросить у тебя, откуда он и кто…

— Откуда он взялся, — перебил её Жуга, — он и сам не может вспомнить. Это не то, что мне нужно. Скажи мне, что ты о нём думаешь. Какой он?

— Ну… — Линора наморщила лоб. — Телли, он… он… — она перевела взгляд на травника, запнулась и вдруг совершенно неожиданно закончила: — Весёлый.

— Весёлый?! — брови травника полезли вверх. — Не сказал бы. Ты уверена?

— Ну, да. Нахальный такой, что ли…

— Проказник?

— Нет, не проказник, — Нора покачала головой. — Он был проказником, пока…

— Пока — что?

— Пока — не забыл.

Оба посмотрели друг на друга и отвели глаза.

— Хм. Значит, весёлый… Интересно, — пробормотал Жуга. — Он говорит, что ты хотела учить его бросать дротики. Это правда?

— Он перебил нить у яблока, — Нора нерешительно покусала губу, потом тряхнула головой, прочь прогоняя все свои сомнения, и продолжила: — Я уверена, что это не случайно. Он знал, куда бросает. Это то… то самое. Ну, ты знаешь. Потом так хорошо у него уже не получалось, но тогда… Он словно перенял моё умение. Такому нельзя научиться. Я чувствовала… это. Знаешь, у меня просто сердце замерло.

— Я понял, что ты хотела сказать. Может, ты ещё что-нибудь заметила?

— Нет. Пожалуй, нет… Хотя постой. Он двигается как-то странно. Будто вывернутый.

— Чего-чего? — опешил травник. — Это как?

— Ну, вывернутый. Так говорят, если кому-нибудь специально «ставят» ноги-руки, разрабатывают сухожилия, суставы. Ну, там, танцорам, акробатам. У нас один такой работал… с нами… — здесь Линора на мгновенье помрачнела, но затем тряхнула головой и уже спокойно закончила. — Олле звался. Прирождённый был акробат, от бога.

— Занятно, — пробормотал Жуга, почёсывая щёку тупой стороной бритвы. — Занятно…

— Я помогла тебе?

— Да. Наверное, помогла. Я как-то и вправду не обращал на это внимания.

— А этот дракон, — Линора наморщила лоб. — Рик…

— Он не Рик, — оборвал её травник. — Это Телли зовёт его — Рик.

— Телли зовёт? — переспросила та. — Ты хочешь сказать, что не можешь угадать его имени?

— Разумеется, могу, — с непонятным раздражением ответил тот, — но оно такое, что я забываю начало, прежде чем угадываю до конца! Кстати, — он обернулся к ней, — всё хотел спросить, зачем ты поменяла имя? Нора — надо же…

— Так, — пожала плечами та. — Не хотелось вспоминать о прошлом.

— А твой браслет…

— Я продала его. И ожерелье тоже.

— Понятно.

Жуга ополоснул напоследок лицо, встал и спрятал бритву. Подхватил одеяло, завязал мешок. Нахмурился — какая-то мысль вертелась в голове, вызывая чувство чего-то незаконченного, и он, так и не вспомнив, махнул на неё рукой.

— Пошли к костру. Скоро остальные проснутся.

— Жуга…

— Что? — обернулся тот.

— Я хотела сказать… Я не хотела забывать тебя. Просто… просто я не могла иначе.

— Ну что ж… — помедлил он. — Спасибо и на том.

* * *

В путь вышли рано. Снег сменился мелким моросящим дождиком, подмёрзшая за ночь дорога раскисла в холодную грязь. Шли медленно. Дракончик шастал по кустам, то отставая, то забегая вперёд, но на дорогу, как и предсказывал Телли, почти не выходил. Лишь однажды он выскочил и буквально у них на глазах задавил и слопал кролика, вызвав этим у Вильяма приступ тошноты.

Дорога шла вдоль леса узкой серой лентой. От ближних зарослей тянуло сыростью и холодной прелью, изредка попадались кусты ежевики и жимолости с давно опавшими ягодами. На дальних всхолмьях впереди темнели полосы и квадраты сжатых полей, то и дело маячили силуэты ветряных мельниц. Крылья были неподвижны — урожай давно был смолот и уложен в закрома, а мельницы, которые откачивали воду из болотистых низин (таких здесь было большинство), остановились до весны: вода уже замерзла.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});