Новый Мир ( № 5 2012) - Новый Мир Новый Мир

[91] В упомянутый день из Будапешта в лагерь прибыл 431 еврей; из них 18 мужчин и 113 женщин остались в лагере.

[92] Это были политические арестанты из лагерной тюрьмы, т. н. «бункера», в блоке № 11 в Аушвице.

[93] Дети из Дихеррнфурта (Dyherrnfurth) рядом с лагерем, который перешел в подчинение концентрационному лагерю Гросс-Розен.

[94] Из лагерного госпиталя — 117 и 77 — из транзитного лагеря (Durchgangslager).

[95] В Глейвице (Силезия) находился один из 39 лагерей-филиалов Аушвица.

[96] 24 октября 1944 г. из гетто в Терезине прибыл транспорт с 1715 евреями. После селекции 215 женщин и несколько сотен мужчин были отправлены в лагерь, а остальные — в газовую камеру.

[97] От польск. «taksowka» — машина такси. Заимствованное польское слово, написано еврейскими буквами, с идишским окончанием для славянских слов.

[98] М а у т х а у з е н (Австрия, близ Линца) — в 1938 — 1945 гг. нацистский концентрационный лагерь.

[99] Г р о с с-Р о з е н, сейчас Рогожница (Польша) — в 1940 — 1945 гг. нацистский концентрационный лагерь.

[100] См.  «От публикатора».

[101] Непрогоревшие кости просеивались в решетах и подвергались дроблению и измельчению.

[102] На самом деле этой селекции и ликвидации подверглось не 170, а 100 человек.

[103] 30 узникам из зондеркоммандо, отобранным для обслуживания крематория V, удалось выйти из лагеря 18 января 1945 г. с первым транспортом узников, который немцы эвакуировали из Биркенау.

[104] Последняя запись. Очевидно, Лейб Лангфус попал в число тех 100 членов зондеркоммандо, которых в этот же или на следующий день ликвидировали.

Цитадель Андрея Баумана и торт размером с город

Вадим Месяц, поэт, прозаик, издатель. Родился в 1964 году в Томске. Окончил Томский государственный университет, кандидат физико-математических наук. Автор 15 книг стихов и прозы. В 1993 — 2003 годах курировал русско-американскую культурную программу при Стивенс-колледже (Хобокен, Нью-Джерси). В 2004 году организовал «Центр современной литературы» в Москве и издательский проект «Русский Гулливер». С 2011 года издает литературный журнал «Гвидеон». Лауреат Сетевого литературного конкурса «Улов» (2001), Бунинской премии (2005), входил в шорт-лист Букеровской премии (2002). Стихи и проза переведены на английский, немецкий, итальянский, французский и испанский языки.

 

 

Я должен раз и навсегда запомнить, что каж

дый человек достоин уважения, если только он не

считает себя лучше других.

Джек Лондон, «Ночь на Гобото»

 

1

 

Михаил Гаспаров в «Записях и выписках» [1] говорит, что любит русскую поэзию, но не считает себя вправе ее судить. «Кто говорит „Я имею право…”, тот уже этого права не имеет». Творчество — вещь тонкая, поэт — существо сложное. Нельзя забывать, что будь ты хоть семи пядей во лбу — твоя оценка субъективна и относительна. В этом смысле меня всегда настораживали люди, объявляющие себя профессионалами в экспертизе поэзии. Что-то здесь есть ребячливое, незрелое. Ты можешь иметь некоторый сокровенный опыт чтения, способность к рефлексии и критике, но вот профессионализм… Можно ли быть профессионалом в любви, если ты не работаешь в эскорт-сервисе? Когда мой сорокалетний друг сказал мне недавно со значением, что он стал взрослым, я подумал: этого-то скорее всего и не произошло… Пускай о твоих зрелости или профессионализме скажут другие: по крайней мере, шанс, что в этих словах кроется доля правды, — есть. Если я в данном тексте буду резок, прошу повсюду приставлять вводное «на мой взгляд»: повторять это каждый раз не стоит с точки зрения стиля.

В мартовской книжке «Нового мира» Дмитрий Кузьмин дал развернутое представление о своих литературных вкусах, с претензией на анализ нескольких поэтических премий [2] . Те премии, где его влияние ослабло, он простодушно именует невменяемыми, а те, где к его мнению прислушиваются, — настоящими. Для практики «персонализма» вещь обычная: каждый тянет одеяло на себя. «Одеяло» Кузьмина в настоящий момент представляет собой журнал «Воздух», издательство «АРГО-РИСК», хорошую интернет-коллекцию поэзии на «Вавилоне» и «Литкарте» и т. д. Серьезный задел. С Дмитрием Владимировичем мы знакомы лет двадцать. Долгое время сотрудничали бесконфликтно.  Я и на этот раз пропустил бы его монолог мимо ушей, если бы речь не касалась моего выбора на состоявшейся зимой прошлого года премии «Дебют», где по просьбе организаторов я судил поэтический конкурс. Ярость, с которой Кузьмин обрушивается на моего «дебютанта»-лауреата, поразительна. Так ведут себя люди в предчувствии серьезной опасности. Я вынужден предположить, что появление на поэтическом небосклоне фигуры Андрея Баумана угрожает существованию многочисленных проектов Кузьмина, а то и всей системе его литературных координат. Возможно, опасения оправданны. Бауман монументален, фундаментален, во многом неуязвим. Паническим передергиванием и наветами с ним не справиться. Кузьмину он не близок, но таковы итоги общего голосования жюри. Что, собственно, произошло? Выбрали неизвестного литератора? «Дебют» на то и «Дебют» [3] . Кто-то не вписывается в твои представления о литературе? Останься при своем мнении, сохрани дистанцию. Я отработал согласно собственному пониманию литературной ситуации. Это понимание я транслирую со страниц «Русского Гулливера», бумажного и сетевого «Гвидеона», чужих ресурсов, предлагающих мне таковую возможность. Моя точка зрения не секрет. Ни кота в мешке, ни фиги в кармане. В программной статье «Гулливера» «Поэзия действия» [4] , опубликованной в одноименной книге и в Сети, моя позиция изложена более-менее подробно. Я отдаю предпочтение поэзии, уходящей от частностей, стремящейся к цельности сознания, способной к философским и историческим обобщениям.

Я не являюсь сторонником лирической и даже светской словесности, мне ближе псалом или, если хотите, эпос. Я — за поэзию вне эгоизма. За «внешний» голос. Не за «новый эпос», суть коего мне так и не открылась, а за создание масштабных полотен, включающих в себя и историю, и философию, и теологию, в зависимости от поставленных задач. За поэзию, которая больше поэзии, — иначе не вижу в ней смысла. Это не рецепт творчества. Это то, что я приветствую на страницах наших изданий в первую очередь. «И этому не противоречит широта поэтик и точек зрения, которые охватывает „Русский Гулливер”», — замечает Лев Оборин на страницах «Нового мира» [5] , подчеркивая нашу, условно говоря, веротерпимость и открытость. Мы действительно издаем очень разные книжки. Настрой на позитивную созидательность освобождает от бесплодной полемики и даже, если хотите, от партийности, о которой в этой статье еще пойдет речь.

Я понимал, что введение в литературное поле нового имени вызовет настороженность сообщества. Не знал, насколько оно готово воспринимать непривычную для тенденций последних лет поэзию, но надеялся на широту взглядов читающей публики. Традиция, представленная Андреем Бауманом, лежит в основании нашей поэтической культуры: странно предположить, что мы настолько потеряли восприимчивость к ее звучанию и смыслообразованию. Я предварил оглашение победителя на «Дебюте» признанием, что мой скепсис на начальных этапах конкурса был неоправдан: я считал потенциал молодежи более скромным. Все оказалось интересней. Лонг-лист премии я рассматривал не только как «эксперт», но и как издатель. И в качестве потенциальных авторов «Русского Гулливера» отобрал бы гораздо больше авторов, чем четырех финалистов. Я искал поэтов с самостоятельным мышлением и письмом, с устоявшимся мировоззрением. Это мои ощущения, но только им, как и собственному опыту, я мог доверять. Ощущение чуда, нерукотворности, подлинности, убийственной простоты, цветущей сложности… и, главное, того, что Платон называл «священным безумием». Забытые величины, нынешней филологией не рассматриваемые.

Позиционирование и трендирование имеют смысл, но людей не обманешь: сколько поэт вложил энергии в свое творчество, столько же читатель получит и на выходе. За дальнейшую судьбу победителя «Дебюта» 2011 года я не волнуюсь. Один из немногих, Андрей Бауман производит впечатление поэта, который знает, что хочет сказать. Это исчезнувшее качество нужно пестовать. В моду входит невнятица, разговор с кашей во рту. Чтобы обучиться дикции, во рту нужно держать камни. То, что пишет Андрей Бауман, делать трудно — чисто физически. Я увидел в его творчестве работу физиологического свойства, труд становления. Поэзию большую, чем поэзия, — во времена, когда расслабленность эпохи позволяет не иметь ни мировоззрения, ни стиля, ни интенции преодоления материи.