Кровь героев - Александр Зиновьевич Колин

где? — спросил майор сразу же после приветствия.

— Гуляю по городу, старина, — язвительным тоном произнес Климов. — А где мне полагается быть? — Не дав Богданову ответить, Александр продолжил: — Позвони в Центральную лягавку, они расскажут тебе массу интересного. А главное, тебе не придется беспокоиться и вызволять меня оттуда, я упростил тебе задачу.

— Узнал что-нибудь новенькое? — невозмутимым тоном спросил майор, выслушав климовскую тираду.

— Точно!

— Ну, рассказывай.

— Понимаешь, Валь, — с притворной значительностью начал Климов, — информация сугубо конфиденциальная, а я с улицы звоню…

— Скажи куда, я приеду, — оживился Богданов.

— Я сам приеду, — со зловещими нотками в голосе пообещал Саша. — Только вот адресок призабыл, улица Емельяна Пугачева. А дом? Впрочем, зрительно помню. Найду.

На противоположном конце телефонного провода наступила тишина. Дело в том, что на этой улице находился уюный особнячок, в приснопамятные советские годы занимаемый самым грозным учреждением в стране. Теперь здание, как бы по наследству, досталось организации-преемнице славных традиций плаща и кинжала.

— Почему ты сразу не сказал мне всю правду, а? Почему? — повышая голос, выпалил Климов. — Думал, я струшу или не захочу связываться? А что я, по-твоему, мог сделать? Удрать из города? Какого хрена, а? По улицам бродит какой-то опаснейший псих-невидимка, оставляющий после себя только трупы, трупы, трупы и никаких свидетелей. Какого хрена ломать комедию?.. Ладно, не надо перебивать меня, я все знаю, я, конечно, псих, но не дурак.

— Приезжай, поговорим, — предложил Богданов. — Прямо сейчас, я тебе пропуск выпишу.

— Нет уж, дорогой мой, — прошипел Климов. — Никуда я не поеду. У меня, знаешь ли, развивается особая разновидность клаустрофобии — боюсь помещений, особенно таких, где выписывают пропуска…

— Тебе угрожает опасность, — перебил Сашу майор. — Не хочешь приезжать ко мне, назови место, я приеду туда. Один.

— Нет уж, дорогой, чем дальше от тебя, тем опасности меньше, — возразил Саша. — А что касается казенных средств и костюма… Остаток денег прибрали менты, остальное за мной, верну с учетом инфляции. Пока.

— Постой, постой, — заволновался майор, — не надо так горячиться, давай поговорим. Не все ли тебе равно, в какой организации я служу, ты ведь даже не очень хорошо понимаешь, чем каждая из них занимается. Давай встретимся и поговорим, я все объясню. Не надо горячиться.

— Послушай, майор, — сухо произнес Саша, которому почему-то расхотелось называть армейского приятеля как встарь: Богданом, ефрейтором или просто Валькой. Послушай меня. Ты верно сказал, я не знаю, чем вы там занимаетесь, да и вы, похоже, не слишком-то хорошо это знаете…

— Ну почему…

— А потому. Потому что вчера ночью у меня в квартире убили моего друга, понимаешь? Помнишь Лешку Ушакова? Конечно, помнишь! Так вот, он был пятым! Пятым из тех ребят, что кинули Носкова! Он мне все вчера рассказал… А Мехметовы ребята его вычислили и в трюм опустили, пытали… Про бабки хотели узнать. А он понятия не имел, где эти проклятые бабки! Он от них сбежал, и его у меня пришили… — Голос Климова предательски задрожал, но он справился с нахлынувшими на него чувствами. — Просто пришили, и все, и какой-то идиот, дослужившийся до капитана, два часа уговаривал меня сознаться в том, что это сделал я. И знаешь что, мне все это надоело. Надоело, и все. Прощай.

Климов вышел из душной будки в тень двора и побрел к подворотне. Что делать? Вернуться в квартиру? Приедут и выведут под белы рученьки. Пройтись по рынку, собрать долги за остатки навезенного из-за кордона шмотья, толкнуть бывшим компаньонам тачку и драпать вон из города? Куда? Да и долго ли пробегаешь? Найдут, не менты так чурки или кто-нибудь еще… Как у них в Голливуде все здорово получается. Обиделся на всех, купил «magnum» сорок четвертого калибра и пошел всех мочить направо и налево, потом полицейские приехали, собрали трупы и пожали герою руку. Звучит музыка, хеппи энд, да и только. Весело. А мне что делать? В камеру садиться? «Пушку» покупать? Да зачем покупать, можно было бы опокинским «макаровым» поиграть. (Табельное оружие, отобранное им у капитана, и рожок из сержантского АКУ Климов запихал в бардачок уазика, обменяв на сложенный вчетверо свежий номер «Крокодила». Опер, конечно, говнюк, но зачем делать человеку гадости?)

Сейчас, вынув из кармана журнал и тупо разглядывая его помятую обложку с названием, Климов вспомнил рассказанный им Богданову, в последнюю их встречу, анекдот про ловлю крокодилов на живца. С живцом вроде все понятно, но кто же крокодил? И где он прячется? Раздумывая об этом, Саша вышел из подворотни на улицу и не спеша побрел по тротуару в неизвестном направлении.

Старый город — центр, дома, многие из которых помнят дореволюционную Россию, такую тихую и спокойную. А может, это только кажется так? Не тут ли казаковал его, Сашин, дед, мамин отец — красный кавалерист, Герой Гражданской да и Отечественной войн. Боже ты мой, сколько же орденов было у старика. Надевал он их только один раз в год, в мае, на праздник Победы… Так что, уж какое там спокойствие?

И все же казалось, что именно так и было. Размеренная тихая жизнь с обязательным послеобеденным сном. Здесь, в уютном, далеком от сырой, холодной питерской революционности городке, жили Ульянов и Пешков, последний работал в газете, где писал разные колкие статейки. Хорошо у него это получалось! Особенно помнились Саше «горчичники»; обитали они на этих вот улочках, выпивали, дрались. Даже полиция их побаивалась.

Хотя, по нашим понятиям, были эти ребята довольно безобидными, никого не убивали, не пытали в подвалах бассейнов, как какие-то сволочи Лешку. Кто же убил его? И остальных? Паука, его зама, Лешкиных друзей-подельников, одним из которых мог стать и он, Климов, если бы согласился на предложение Ушакова. Кто зарезал Галю и этого безобидного голубенького братца лапотниковской жены с его интимным приятелем из оперного театра?

Обо всем этом говорит сейчас город, связывая страшные убийства с действиями чеченцев. Но ведь Мехметов вроде бы и не чеченец? Да и не похоже это на черных, не их стиль, это Богданов верно заметил. Тогда кто же еще? Из тех, кто видел в последний день жизни Лапотникова и имел отношение к организованному его замом кидняку, остались в живых только он, Климов, да Нина Саранцева, да еще девица в вишневой «девятке». Кто же она? И зачем приезжала к Пауку? Кстати, не догадались ли менты установить возле Нининой квартиры охрану?

«Надо позвонить Нинке, — решил Саша и пустился на поиски таксофона. Как назло, будки автоматов словно под землю провалились. — Хотя что она скажет мне? Скорее