Шолохов. Незаконный - Захар Прилепин

в специально построенном на Красной площади Мавзолее.

* * *

Молодая семья жила на краю нищеты. Заходивший в гости приятель так запомнил их быт: «Небольшая мрачная комната, одна треть которой перегорожена тёсовой стенкой. В первой половине работают кустари-сапожники, рассевшись вокруг стен и окон на низких чурках. Стучат молотки, кто-то напевает, даже переругиваются, четвёртый насвистывает. По вечерам и праздникам у них выпивка, галдёж, вероятно, и драки. За перегородкой узкая комнатушка, где живут Шолохов с женой Марией Петровной».

Питались скудно. Жена спустя десятилетия вспоминала, каким праздником была селёдка с картошкой, когда мужу за труды перепадала лишняя копейка. Не день, не два, не три – так тянулись неделя за неделей. Юные, исхудавшие, они крепились, не имея, в сущности, никаких зримых надежд на то, что жизнь потечёт иначе.

И тем не менее в 1930 году Маруся, теперь уже Шолохова, расскажет: «Какая у него была уверенность в своих силах! Он говорил мне: увидишь, меня будут переводить на иностранные языки!..»

Иной раз, быть может, и могла у жены мелькнуть горькая, мгновенная мысль: а если всё-таки прав папаша мой? Он не учился, она не училась, никаких карьерных перспектив в домоуправлении не предполагалось: с чего бы вдруг судьба приняла их в объятия?

Рассказ «Родинка» был дописан к первым мартовским дням 1924 года.

Шолохову 18 лет, и главному герою его первого настоящего рассказа – тоже 18. Зовут героя Николай Кошевой. Он командир эскадрона, казак, он уже ликвидировал на Дону две банды. И готовится ещё одну ликвидировать.

«Учиться бы поехать, а тут банда…» – говорит Кошевой.

Шолохов так же говорил в Букановской.

Кошевой – тот, кем себя видел молодой Шолохов. Он самую малость недотянул до своего героя. Однако обстоятельства жизни Кошевого Шолохов знает наизусть в самых мельчайших деталях. И с первого раза это в рассказе своём доказывает.

Сюжет – с подачи товарища Георгия Шубина – так сказать, семейный. Отец у Николки Кошевого пропал ещё в Первую мировую. В очередном бою с бандитами эскадронного командира Кошевого лично убьёт повстанческий атаман – и тут же по родинке на ноге с яйцо величиной опознает в убитом своего сына. И в ужасе от содеянного – застрелится.

Эпоха активизировала и легализовала исходные мифологические сюжеты. Но подавать их надо было предельно выверенно, не впадая ни в морализм, ни в сентиментальность, ни в цинизм.

Шолохов отправил рассказ в редакцию газеты «Молодой ленинец».

О, это ожидание ответа из редакции с первым сочинением! Это томление, эта мука, это ожидание почтальона…

Редактором в той газете был молодой, на два года старше Шолохова, но уже известный поэт Александр Жаров. К тому времени он окончил сельскую школу в Бородине, – том самом, – отучился в реальном училище в Можайске, теперь продолжал обучение на факультете общественных наук МГУ и был видным комсомольским деятелем. Ещё два года назад, в 1922-м, 18-летний он написал гимн пионерии «Взвейтесь кострами, синие ночи…».

Жаров рассказ Шолохова прочитал и ответил – на «ты», как тогда было принято, чуть свысока, – от имени редакции: «Твой рассказ написан сочным, образным языком. Тема его очень благодарна. Не спеши, поработай над ним, очень стоит». Рассказ в печать не взяли – а отзыв опубликовали в номере от 15 марта. С одной стороны, было обидно, что в публикации отказано, с другой – публикация отзыва давала хоть какую-то надежду.

12 апреля в том же самом «Молодом ленинце» был напечатан ещё один фельетон Шолохова – «Ревизор»: такой же, в сущности, ненужный, как и предыдущие два. Это, конечно, удивляло: фельетоны они публикуют, а рассказ – не хотят.

Весной Шолоховы переехали на дачу под Москвой, на Клязьме, – всё подешевле. Но и там не зацепились. Жить стало совсем невмоготу, хоть иди и топись. 24 мая молодая семья собралась в обратный путь – в Каргинскую.

Никто не подсказал Шолохову, что в течение последующих десятилетий «Родинка» выйдет огромными тиражами в переводах на несчётное количество языков, послужит основой для работы режиссёра Владимира Фетина «Донская повесть» – с Евгением Леоновым и Людмилой Чурсиной в главных ролях. Фильм этот, ставший одним из лидеров всесоюзного проката, посмотрят только в 1964 году почти 32 миллиона человек, Чурсина сразу станет всенародной любимицей, а Леонов на кинофестивале в Нью-Дели получит приз за лучшую мужскую роль.

Такое вот расстояние в сорок лет – от исхудавшего Мишки Шолохова, снова возвращающегося ни с чем к родителям, до всемирной славы. С одним и тем же рассказом на пять страничек.

* * *

Накануне отъезда Шолохов закончил новый рассказ «Зверь»: в окончательной редакции он получит название «Продкомиссар». Симптоматичная замена!

Дал рассказ Марку Колосову, тот, с оговорками, текст одобрил. В день отъезда Шолохов напишет Колосову письмо, почти умоляя пристроить рассказ в готовящийся молодогвардейский альманах «Под знаком комсомола» и прислать гонорар, – очень надо денег, их совсем нет, а ему так нужно вернуться в Москву. 30 раз, пишет Шолохов Колосову, звонил тебе, два раза был в общежитии – так и не застал тебя. А застать очень было надо. Потому что в Каргинской Шолохову нечего делать. Там над ним соседи смеяться будут. А если Громославские узнают? Увёз их дочку в Москву для новой жизни – и вернул обратно ни с чем, ни в чём.

Сюжет второго рассказа снова, как мы уже знаем, семейный: только перевёрнутый. В «Родинке» отец убивает сына, здесь же продкомиссар Игнат Бодягин становится свидетелем того, как отца отправляют на расстрел, и спасти его не пытается. Отец Игната проклинает. Считаные дни спустя Игнат спасёт ребёнка, замерзающего в степи: усадит его на собственную лошадь – и, стегнув по крупу, останется встречать погоню.

Колосов напишет на полях рассказа заключение: «Ни нашим, ни вашим». Что участник Гражданской войны Марк Колосов имел в виду? Игнат у Шолохова проклят идущим на расстрел отцом – значит, смерть самого Игната предопределена. Смерть как бы уравнивает старшего Бодягина – мироеда и кулака – и его сына-продкомиссара. Колосову такой расклад не понравился: мало того что продкомиссар погиб – получилось, что он за дело наказан: нечего было от отца отказываться.

Шолохов в раздражении пишет: «Ты не понял сущности рассказа. Я хотел им показать, что человек, во имя революции убивший отца и считавшийся “зверем” (конечно, в глазах слюнявой интеллигенции), умер через то, что спас ребёнка (ребёнок-то, мальчишка, ускакал). Вот что я хотел показать, но у меня, может быть, это не вышло».

Он здесь словно бы пытается своими словами пересказать стихи или музыку и чуть лукавит, говоря только часть правды. «Слюнявую интеллигенцию», так долго желавшую революционных перемен, а потом вдруг в брезгливости отвернувшуюся от яростного и беспощадного народа, Шолохов уже в молодости не