Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу! - Ирина Степановская

– Поэтому я и стараюсь бывать у тебя как можно чаще, чтобы позднее являться домой. Ссылаюсь на то, что слишком много работаю. А жены... – Отец усмехнулся. – Как правило, они умеют терпеть. Твоя мама тоже готова была делить меня с любовницей, даже после того, как я объявил ей, что ухожу. Она меня умоляла, чтобы я жил с кем хотел, но только не разводился с ней. Думаю, что только глупые женщины затевают скандал, замечая в муже перемены. И потом – есть ребенок. Я должен его вырастить, воспитать! Не беспокойся, дочка! Все будет хорошо!

– Значит, ты надеешься, что и сейчас все будут закрывать глаза на твой кобелизм? Извини, но назвать это по-другому я не могу!

– Это не кобелизм! Это любовь! – Отец даже обиделся. – Когда в один ужасный день ты заявилась домой вся растрепанная и решительная, будто решила отправиться по меньшей мере на Марс, а не в занюханный военный городишко, мне помнится, ты со всей ответственностью заявила, что на свете ничего нет выше любви! Не помнишь? Так это было или не так? Может, скажешь, я что-нибудь искажаю?

– Так, папа, – с грустью обняла его Лиза. – Но сделай скидку на то, что мне было тогда всего двадцать лет.

– Когда мужчина приближается к шестидесяти, он способен гораздо на большее, чем девушка в двадцать лет! – глубокомысленно заявил ей отец.

– Ты меня пугаешь, папа! Что теперь будет?

– Я хочу наслаждаться счастьем, сколько смогу!

– Это эгоизм! – Лиза еще добавила, что жажда романтики в двадцать естественна, а в шестьдесят – смешна.

– Доживешь до шестидесяти – узнаешь! Главное, чтобы пока все оставалось как есть!

Сама Лиза считала, что не сможет больше никого полюбить. У нее был Сашка – ей хватало его для выражения эмоций, а уж заботиться о нем приходилось больше, чем о ком-либо еще. Ей даже стало казаться, что прежней Лизы больше не существует и что каким-то образом это связано с процессом утраты волос – будто ее организм, отвергая вместе с прической Мэрилин Монро старую сущность, меняет не только волосы, но и кожу, и мышцы... Будто от старой Лизы остался один скелет, на который должно нарасти новое мясо – чувства, мысли, взгляды, привычки. Только тогда в ней сможет возродиться новый человек – умный, взрослый и современный, а от старого останется лишь прежнее имя – Лиза. И пусть у нее больше не будет воспоминаний.

Итак, в коридоре раздался звонок. «Это отец возвращается после свидания», – подумала она.

Сашка спокойно спал, Лиза пошла открывать. На лестничной площадке стояла мама. В расстегнутом пальто, без шарфа, без сумки, непричесанная. На лице ее застыла гримаса недоумения.

– Что случилось? – Лиза втащила ее в квартиру.

– Твой отец... Мне позвонила его жена... У них был скандал.

– Как мне все это надоело! Раздевайся! – Лиза стала стягивать с матери пальто, но не могла скрыть раздражения. – Любовь-морковь: скандалы, встречи, расставания... Я хотела еще поработать, мама... Ты сама сделай себе что-нибудь, что хочешь – чай, кофе... Может быть, ты хочешь есть?

– Лиза... – Мать остановилась в коридоре, не проходя в комнату.

– Ну что еще?

У матери был остекленевший взгляд. Если она куда-то и смотрела сейчас – то только внутрь себя. Видела ли она там что-нибудь – было неизвестно. Лиза испугалась. Никогда она не видела мать такой, даже в те тяжелые дни, когда отец уходил от них. Лиза спросила по-дурацки первое, что пришло в голову:

– Квартиру обокрали?

Мать прямо в коридоре опустилась на пол, обхватила голову руками.

– Твой отец умер.

Лизе показалось, что она не расслышала. Она просто не могла ожидать такого. Ее отец умер? Такой влюбленный, восторженный и совсем еще не старый?

Она встала на колени рядом с матерью, стала отдирать ее руки от головы.

– Как же так? Отчего? Он был у меня позавчера! И выглядел совершенно здоровым!

Мать, привалившись к тумбочке, плакала навзрыд. Слезы потоками расплывались по ее лицу. Она не могла говорить.

– Это ошибка! Не может быть! У тебя неверные сведения! Кто-нибудь, наверное, что-нибудь перепутал! – Лиза вскочила и побежала в кухню. Холодной кипяченой воды не было, она набрала воду прямо из крана. – Мама, пей! Успокойся и все расскажи! Медлить нельзя ни минуты! Можно еще успеть что-нибудь сделать!

– Что же тут сделаешь? – Мать продолжала рыдать, не в силах остановиться. – И я даже не могу заказать ему гроб! – сквозь слезы говорила она. – Я теперь ему никто – бывшая жена, даже не вдова!

– Мама! О чем ты думаешь! Как это произошло? Кто тебе сказал?

Лизе показалось, что здесь, на полу в передней, сидит совсем не ее мать, а какая-то посторонняя женщина, случайно попавшая к ней в дом и рассказывающая о своих неприятностях, никакого отношения к ее семье не имеющих. Будто бы умер чей-то чужой отец. Эта женщина говорила какую-то чепуху!

– Я не виновата, доченька! Я не виновата!

У Лизы вдруг затряслись руки. От волнения она стала слегка заикаться.

– Мама! Я ничего не понимаю! Мне плохо! Надо же делать что-нибудь! Куда-то идти! Скажи, что надо делать?

Мать на минуту замолчала, уставившись перед собой красными, набухшими глазами, потом сказала уже не беспомощным, горестным, как минуту назад, а грубым, злым, почти мужским голосом:

– Докобелился, старый кобель!

И вот тут Лиза поняла: то, что ей только что сказали про отца, – правда.

Лиза взяла себя в руки: молча поднялась, взяла стакан с водой и прошла в кухню. Вылила воду в раковину и посмотрела, как выплеснувшиеся капли упали на линолеум. Потом она, переступив через материны ноги, прошла в туалет, достала там тряпку, которой мыла полы, и аккуратно затерла пролившееся. После этого поставила на плиту чайник и села на табуретку за стол. Голова ее неожиданно стала пустой, и только шум чайника, быстро разогревающегося на плите, доносился до ее сознания.

Через некоторое время на кухню вошла мать. Лиза смотрела на нее молча, уже ничего не говоря, ни о чем не спрашивая. Она поняла главное – отца больше нет, остальное было не важно. Мать села сбоку от Лизы, подняла голову, будто находилась в зале суда, где ее должны были судить. Она сказала громко, раздельно, будто хотела, чтобы слышал ее весь зал:

– Это я рассказала его молодой жене, что у него есть новая любовница. – Она опять замолчала, как бы слушая со стороны отзвук своих слов. Вид у нее был ужасный, но выражение лица горделивое и даже боевое. – Я отомстила ей за себя.

Лиза подумала: «Если то, что испытывает сейчас моя мать тоже есть любовь, то сколько же в таком случае зла любовь приносит людям!»

– Мне было плевать, кого еще он удосужился полюбить! – горько улыбнулась мать, по-прежнему смотря в стену. – Хоть десять новых любовниц, хоть двадцать! Но меня он заставил страдать именно из-за этой женщины, которая сейчас унижена и оскорблена точно так же, как я когда-то!