Королева-Малютка - Поль Феваль

– Я? – прошептал Симилор, испытывая такое волнение, какого не ощутил бы мелкий дворянчик времен Людовика XIV, приглашенный сесть в роскошную королевскую карету. – Я поеду с тобой, малыш?

– Ступай! И чтобы мчался галопом.

Симилор кубарем скатился по лестнице, а Саладен принялся расхаживать большими шагами по мансарде. Проходя мимо небольшого зеркальца, висевшего между окнами, он каждый раз останавливался, принимая ораторские позы и с гордостью разглядывая себя.

– Семейство Канада будет на площади Инвалидов во время праздничных торжеств 15 августа, – произнес он, усевшись, наконец, на канапе рядом с вернувшимся папашей. – Я ходил туда дважды, чтобы посмотреть, достаточно ли меня изменило новое обличье.

– С усами было бы… – начал Симилор.

– Это еще зачем? – прервал его господин маркиз. – Я трижды проходил мимо Колоня, я раскурил сигару от трубки Поке, и оба меня не узнали.

– А мадемуазель Сапфир?

– Я встретился с мадемуазель Сапфир, когда она выходила после мессы из церкви Сен-Пьер-дю-Гро-Кайу; я предложил ей руку, она ответила: «Ступайте своей дорогой». Я назвал себя. Она дважды осмотрела меня с головы до ног, а затем прошептала: «С тех пор вы сильно изменились!» Полагаю, она тоже питает ко мне какие-то чувства, пусть даже помимо воли. Мы в этом схожи – не знаем, обняться ли нам или, напротив, укусить. Я разложил перед ней свои четки: вещи самые очевидные, перед которыми и мумия не устояла бы. Она позволила мне договорить до конца, а затем отняла руку и повторила: «Ступайте своей дорогой…»

И он добавил со вздохом:

– Это потому, что я не мог раскрыть ей тайну целиком.

Было около восьми вечера. Экипаж двигался вниз, по направлению к бульварам. Саладен, положив руку на ладонь Симилора, произнес:

– Ты сейчас все поймешь: в Париже есть женщина, у которой я украл ребенка, чтобы заработать сто франков. В то время она была очень бедна и могла бы выкупить девочку только своей кровью.

– А тебе ее кровь была не нужна, – отозвался Симилор с насмешкой.

– Помолчи, – вновь сказал молодой человек, чей голос дрожал от волнения, – случай порой создает такие комбинации, что остается только изумляться. Женщина, о которой я говорю, вышла замуж за герцога с кучей миллионов. Вот уже четырнадцать лет вращается она в новой сфере, куда вознесла ее судьба, но ни на секунду не перестает думать о дочери, продолжает искать, обещает Богу, святым и людям все свое состояние с жизнью в придачу за то, чтобы вернуть дочь! Эта безумная страсть со временем выросла еще больше.

– А Сапфир ее дочь? – спросил бывший зазывала, затаив дыхание.

Фиакр, миновав бульвар, свернул на улицу Ришелье. Вместо ответа Саладен приказал кучеру остановиться.

– Если бы я сказал Сапфир: вы – ее дочь, – пробормотал он, – она ускользнула бы от меня навсегда… Нет, надо найти что-то другое.

Он вышел из кареты, и Симилор последовал его примеру.

Оба подошли к ателье модной одежды, расположенному неподалеку от улицы Сен-Марк.

– Смотри, – произнес Саладен, – юная особа справа… блондинка… видишь?

– Вижу, – ответил Симилор, всматриваясь в витрину.

– На кого она похожа? – спросил Саладен. Симилор на секунду заколебался, но когда девушка подняла глаза от своей работы и взглянула в забранное решеткой окно, он хлопнул в ладоши и вскричал:

– Клянусь Евангелием! Она похожа на мадемуазель Сапфир!

Саладен, с силой сжав ему руку, промолвил:

– Вернемся домой, старушка. Я боялся ошибиться, но теперь дело в шляпе. Мы теперь богачи.

XXI

САЛАДЕН ВСТРЕЧАЕТСЯ С ВРАГОМ

Мы хотели бы здесь без особых претензий представить читателю Саладена как весьма любопытное животное, со всеми его сильными и слабыми сторонами. Он был детищем ярмарки, этой страны весельчаков и зубоскалов, но сам не был ни зубоскалом, ни весельчаком.

Эти славные люди гротескного обличья, на которых мы, проходя мимо, кидаем рассеянно-презрительный взгляд, живут в бедной среде, но существование их напоминает феерию. Девять из десяти балаганных актеров отчасти верят в то, что представляют.

Саладен ни во что не верил, однако пестрые лохмотья оказали влияние и на него, придав ему энергию тщеславия. В нем сохранилось, ибо не могло не сохраниться, то ребяческое бахвальство, которое является повальной болезнью у комедиантов. Даже прополоскав его в десяти водах, вы не сумели бы отнять у него склонность к высокопарности, заменяющей на подмостках красноречие.

Он считал себя очень умным и не слишком ошибался: в любом случае, умом интригана он обладал в высшей степени, равно как был одарен сильной волей и терпением.

Он был ничтожный человек, но в нем таилось нечто острое, подобное волнорезу, рассекающему воду и лед.

И в заведении четы Канада, и после изгнания он проделал поистине титаническую работу, которая, правда, пока не дала ожидаемых результатов. Он занимался самообразованием – разумеется, урывками и наугад, однако получил понятие обо всем, что положено знать цивилизованному человеку. И двинулся дальше, не испытывая никаких сомнений, подобно всем людям, лишенным способности понимать других – иными словами, ему показалось, будто можно познать мир, внимательно вглядываясь в окружающее. От гораздо более искушенных, нежели Саладен, мыслителей, часто ускользала та истина, что мир являет свою видимость лишь с некоторой точки зрения, под определенным углом зрения и через посредство специфической среды.

Мне порой доводилось читать романы, где светское общество описывалось так, словно это ярмарка – в данном случае пером явно водила рука балаганного актера.

После стольких усилий Саладен поставил своей целью добиться признания во всех слоях общества. Он сравнивал себя с Алкивиадом, говорившим на любых языках и игравшим всякие роли; поскольку он неустанно следил за собой, то мог с гордостью констатировать, что ему удается вести себя по-разному: манера обращения с Симилором. например, разительно отличалась от ужимок колдуна в будуаре госпожи герцогини де Шав – ибо Саладен переступил порог жилища этой знатной дамы и вышел победителем в нешуточном испытании.

Суть апломба состоит в том, чтобы не замечать собственных смешных черт. Робость же являет собой более или менее ярко выраженный дар предвидения, который придает больному самолюбию обличье скромности. Саладен, позирующий в роли светского человека, выглядел бы как низкопробный комик, но Саладен, получивший возможность поиграть в таинственный союз темных сил, сумел использовать даже свою смехотворность.

Великие страдальцы доверчивы, люди больших страстей суеверны. И в общении с ними шпагоглотательство служит безотказным средством. Об этом знают все шарлатаны.