Морской узел - Андрей Дышев

– Ты чего, парень? Я ж тебе русским языком говорю, что она как торпеда из «обезьянника» выскочила! Когда нам с ней было говорить? Она успела только ноги мне каблуками отдавить.

Я отвернулся, прислонился разгоряченным лбом к влажному холодному стеклу.

– Ой, а это мы уже где? – воскликнула девица, глядя то в одно, то в другое окно. – Это уже центр? Фррр! Тормози! Мой цех.

Она открыла дверь, выставила на бордюр ножки, словно особо ценный и легко бьющийся товар, но вышла не сразу. Обернулась.

– Ну че, парень? Я твоя должница. Мне остаться? Или как?

– Ты должна тому человеку, которого расстреляли, – не оборачиваясь, ответил я.

– Извини, если обидела, – глухо произнесла девица. – Я не все понимаю в ваших делах…

Она захлопнула дверь. Водитель очень надеялся, что я рассчитаюсь с ним и тоже выйду, но я приказал ему гнать к бухте. Опустив голову, я смотрел себе под ноги, кусал губы и с ужасом представлял, как буду объяснять, где Поляков. Какая бессмысленная жестокость! Ведь Поляков не сопротивлялся, не убегал! Он просто стоял, опустив руки!

Я не ощущал радости от того, что Ирина вырвалась на свободу. Поляков заплатил слишком высокую цену за то, что уже свершилось. Мне хотелось рыдать от досады. Где была моя интуиция, когда я настаивал на том, чтобы ехать в управление? Почему в моей душе тревогой не прозвенела струна сомнения? Не надо было этого делать! Я полностью, от начала и до конца, виноват в том, что случилось с Поляковым.

Непереносимая горечь вытеснила на время мысли об Ирине. Я с жестоким равнодушием относился к ее памяти. Теперь она вполне обойдется без меня. Я ей вообще не нужен. Эта женщина – баловница судьбы, ей все сходит с рук. И зачем я так часто переживаю за нее, опекаю, расстилаю перед ней дорожку?

Мы подъехали к бухте, когда уже стали сгущаться сумерки. Ветер утих, и весь обозримый мир увяз в густом тумане. Водитель не стал разворачиваться, поехал дальше, и я некоторое время провожал его взглядом, смотрел туда, где таяли во мгле красные габаритные огни. Мне показалось, что там, у поворота, притаился милицейский фургон.

Я перемахнул через отбойник и, увлекая за собой камни, побежал вниз. Ноги по щиколотку увязали в сыром песке, несколько раз я упал, перекувырнувшись через плечо. Казалось, что этот склон с редкими можжевельниками будет бесконечным и мне никогда не добраться до моря. Вокруг стояла неправдоподобная тишина, большие белые камни, похожие на куски колотого сахара, выплывали из тумана. Тощие, молодые конусы кипарисов я принимал за неподвижно застывшие фигуры людей и тогда кидался к ближайшей скале, припадал к ее мокрой замшелой поверхности и выжидал.

Меня не оставляло ощущение, что за мной следят, и я шел медленнее, и чаще останавливался, озираясь по сторонам, хотя туман скрывал от меня все, что находилось дальше дюжины шагов. Наконец я услышал приглушенный всплеск, и сквозь молочную пелену проступили очертания покрытых водорослями валунов. Я побежал. Море, хоть и прикрытое туманом, давало иллюзию безграничной свободы, и становилось легче дышать, и проходило гнетущее чувство замкнутого пространства. Наконец ослабевшая волна лизнула мои выпачканные в глине туфли. Я посмотрел по сторонам. Среди каменного хаоса найти Пацана было непросто, особенно если принять во внимание, что сидел он тихо, ничем не выдавая себя. Прыгая с камня на камень, я взобрался на вершину скалы и оттуда сразу же увидел призрачные контуры яхты. Зарываясь то носом, то кормой в большие покатые волны, «Галс» рвался с якоря и напоминал белого медведя, посаженного на мощную черную цепь.

Я оглянулся, надеясь так же быстро найти Пацана, и тотчас заметил руку, выглядывающую из-за валуна. Хотел позвать, но что-то меня насторожило. Я опустился на четвереньки, подобрался к краю скалы… В нескольких шагах от меня, распластавшись в узкой расщелине, притаились два человека в пятнистой форме.

Глава 35

Последний жест

Я прилип к камню, боясь пошевелиться. Вспугнутая чайка принялась с беспокойством кружить над камнями и, склоняя белую головку то на одну, то на другую сторону, пронзительно и страшно закричала младенческим голосом. Люди в камуфляже шевельнулись, один показал другому сложенную из пальцев букву «О», и оба начали осторожно вынимать из-под себя автоматы.

И тут я увидел Пацана. Он беззвучно появился из-за ствола сосны, словно материализовался из древесины, снова замер, но тень, хоть он и слился с ней, уже не хранила его. Пацан не видел людей, которые следили за ним из засады, а потому не прятался. Убедившись, что вокруг никого нет и тишину нарушают лишь кричащая дурным голосом чайка да шум волн, он принялся прыгать с валуна на валун, словно по окаменевшим болотным кочкам, двигаясь прямиком на засаду. Люди в камуфляже замедленными движениями направили стволы автоматов на него; я видел, как пальцы мягко легли на спусковые крючки…

Я вскинул голову и истошно закричал:

– Пацан, падай! Падай, здесь менты!

Мои последние слова заглушила автоматная очередь, но Пацан все же успел упасть на камни и, словно ящерица, затаился между ними. Тотчас прогремела еще одна очередь, и каменная крошка брызнула мне в лицо. Я покатился от края бревном, вскочил на ноги и спрыгнул в расщелину… У Пацана пистолет. Против двух автоматов это почти как рогатка. И все же это лучше, чем ничего. Я опустился на четвереньки, пролез через узкий тоннель под каменной глыбой, выбрался у самой воды. А теперь – вверх по склону, прячась за соснами. Я бежал легко и быстро, по большой дуге огибая бухту. Пацан не позволит им встать и погнаться за мной. Но и они не дадут ему поднять голову. Дрянная ситуация! Я срывал камни, и они, подскакивая, словно резиновые, скатывались по склону. Опять выстрелы! Эхо прокатилось по бухте, просочилось сквозь завалы камней и застряло там.

Спускаться оказалось труднее, неглубокий водосток был открыт всем ветрам и пулям, как приграничная следовая полоса. Прижавшись к липкому стволу сосны, я выжидал, когда люди в камуфляже отвлекутся на Пацана. Отсюда я видел обе стороны. Милиционеры, ритмично приподнимая ягодицы, расползались в разные стороны. Пацан, лежа на боку, обкладывал себя камнями. Я поднял увесистый булыжник и кинул его в скалу, на которой только что лежал. Камень звонко тюкнулся, раскололся на несколько частей, которые рикошетом разлетелись в разные стороны. Милиционеры огрызнулись на звук автоматным огнем, и я в это же время перебежал водосток, тотчас упал и покатился кубарем вниз.

Вот и спасительные камни. Я распластался среди них и стал проталкивать себя к Пацану. Защелкали пули, высекая искры и мучнистую пыль. Не передать остроту желания уменьшиться в объеме! Я лежал щекой на сыром крупном песке, а вокруг меня громоздились горы – остроугольные, с неповторимыми формами, в неисчислимом количестве. Такими видятся эти камни крабам. К моему лицу приблизился один – слюнявый, с перископическими глазками, осторожно приподнял темно-зеленую, поросшую щетинкой лапку и задумался: поставить ее мне на нос или не стоит? Я дунул на него, и краб моментально ретировался, ловко затолкал свое с виду неповоротливое и угловатое тельце в крохотную расщелину и стал невидим. Мне бы так…

– Эй, приятель! – позвал меня Пацан. – Ты там уснул?

– Нет, бодрствую, – ответил я.

Завизжали в бешеной пляске пули, расплющиваясь, изгибаясь, кувыркаясь между камнями.

– Нехорошо, коллеги! – с укором закричал Пацан. – Мы же с вами одно дело делаем, одной родине служим!

– А ты сперва свою харю покажи! – предложили милиционеры.

– Во-первых, не харю, а лицо…

Трррррах! Эхо длинной очереди отозвалось со склона. Я вскочил, прыгнул вперед. Автоматные стволы, как змеи, обратили на меня внимание, повернули свои ядовитые головки, плюнули огнем. Я упал, куда пришлось, острый камень впился мне под ребро, грубо отточенный, как топор неандертальца, булыжник рассек кожу на лбу, и закапал на серую стену Эвереста кровавый дождь.

Пацан дважды выстрелил из пистолета. Он пытался прикрыть мое продвижение к нему, но едва я шевельнул рукой, как вокруг снова заметались пули и начали крошиться камни.

– Вацура! – негромко позвал он. Кажется, до него было шагов пять.

– Ну? – ответил я, размазывая по лбу кровь. Боли я не чувствовал, но было щекотно от резвой струйки, и казалось, что по лбу сверху вниз сбегает беспрерывная вереница муравьев.

– Поляков где?

Я не знал, как сказать правду. Помолчал и ответил:

– Сейчас подойдет.

– Девчонку твою вытащили?

– Вытащили.

– Вот и ладушки. Я сейчас начну пугать их своей пукалкой, а ты приподнимайся и – рачком к берегу. Надо к яхте подбираться. Трудно, но надо. Усек, мой остроглазый Ямакаси?

– Усек.

– Тогда начинаю отсчет: айн, цвай, драй…

Жалобно и одиноко прозвучали пистолетные выстрелы, словно Пацан высекал искры, ударяя один камешек о другой. Я поднялся на ноги и, низко пригибая голову, кинулся к воде. Пистолетные щелчки тотчас заглушил тяжелый стук автоматов. Огромный валун, за которым я хотел укрыться, ощетинился огненными брызгами. Мелкие, как панировочные сухари, каменные крошки хлестнули меня по лицу, и я даже почувствовал во рту их меловой вкус. Пули роились вокруг меня, жадно впиваясь в мои следы на мокрой гальке. Я заскочил за спасительный валун, давясь белой пылью.