Предел скорости - Тери Нова

и этом ощущении горячих пальцев, скользящих по моей коже. Слушала голос, который монотонно просил дышать, и моя грудь наконец поднялась, открывая доступ порции воздуха.

– Умница, вот так, – подбадривал голос. – Ты молодец, милая. Дыши.

Я откинулась на сиденье, возвращаясь в реальность. Чувствовала себя, как после изнурительного марафона по жаркой пустыне без капли воды: горло саднило от сухости, а глаза, напротив, покрылись влагой, стекающей по моим щекам. Потребовалось еще какое-то количество времени, чтобы мое тело полностью осознало, что опасности нет и чудовище спрятало когти.

– Как ты? – спросил Майкл, поднося к моим пересохшим губам бутылку с водой.

– Я в порядке, – сделала жадный глоток, проталкивая в себя жидкость сквозь тошноту и ком в горле. – В порядке, – снова повторила я больше для себя, чем для него.

Глава 29

Сьюзан

Мы не говорили о случившемся. Если быть точной, я пресекала любые попытки Майкла пробраться в мою голову и вытянуть оттуда какую-либо правду о том, насколько произошедшее повлияло на меня. В основном потому, что и сама не знала, как далеко проникли щупальца того уродливого монстра, что пожирал мой мозг, стоило услышать визг автомобильных тормозов, ощутить под собой вибрацию салона или уловить тонкий шлейф бензинового запаха на поверхности кожи моего парня.

Я чувствовала острое напряжение, витавшее в воздухе, и пристальный взгляд медовых глаз, следивший за каждым моим движением, будто ожидающий, что непременно начну падать и меня нужно будет ловить. Это выводило из себя с невероятной скоростью. И я бы могла списать свое раздражение на посттравматический стресс, во всех красках описанный лечащим доктором, если бы не была настолько упряма в стремлении удержать свою жизнь в руках. Или то, что от нее осталось.

Когда впервые попала в свою квартиру, выпутавшись из кошмарной иллюзии того, что случилось в машине Майкла, то поспешила в ванную, чтобы смыть с себя следы больницы и размотать ненавистные бинты. Пятью минутами позже я пожалела о своем решении, стоя перед зеркалом и наблюдая, как повязка открывает страшную картину для девушки, некогда считавшей себя привлекательной.

Еще тогда, лежа на хирургическом столе, я знала, что доктору пришлось сбрить часть моих волос, чтобы они не попали в рану. Но ничто не могло подготовить меня к полной картине, представшей перед глазами в свете ярчайших люминесцентных ламп.

Восемь швов соединяли свежие края двух рваных полос. Одна тянулась от переносицы через весь лоб, заходя на линию роста волос, там, где доктор обрил меня одноразовой бритвой на целый дюйм. Вторая – поменьше – будто завершала уродливый образ, расположившись параллельно с первой. Грубые нитки торчали из кожи, удерживая ее в местах сшивания. Сами швы были ровными и аккуратными, но все в совокупности напоминало неизящную работу, проделанную теми же руками, что по частям собирали чудовище в книге Мэри Шелли[13].

Не в силах сдержать поток слез, я прикрыла рот дрожащей рукой, чтобы заглушить всхлип. Мои глаза неотрывно следили за отражением в зеркале, пока свободная рука все крепче сжимала край раковины, пытаясь удержать тело на ногах.

Ненавидела свою беспомощность и слабость, но еще больше презирала чудовищную несправедливость, разбивающую мою размеренную жизнь на неровные осколки, из которых я никак не могла собрать что-нибудь прекрасное. Вглядывалась в свое лицо, ждала и ждала, когда придет смирение с новой реальностью, но чем дольше смотрела, тем большее отвращение испытывала.

В конце концов отвернулась, прижавшись спиной к раковине, и осела на пол, давая слезам пролиться.

Как вышло, что в одночасье из счастливейшей версии себя я превратилась в уродливое подобие человека? И речь шла не только о внешних изменениях. Прежняя Сью никогда бы не устроила истерику в машине, тем более такую сильную, будто стая волков нагнала ее на границе леса и принялась раздирать тело, намереваясь добраться до внутренностей, к ужасу жителей ближайшей деревни. Воспоминания о том, как скулила и вопила в выдуманном страхе за свою жизнь, грызли изнутри, вызывая глубокое чувство стыда за свою несдержанность и слабость. Слабость – не синоним контроля. Я не могла оставаться слабой. Но все же оставалась.

Слезы нещадно текли и текли, я уже не стирала их, прижимая колени ближе к груди. В последний раз позволила себе так сломаться, когда в детстве осталась одна, запертой в своей спальне, в то время как мать укатила в дамский клуб, не предупредив отца и братьев, чтобы те присмотрели за мной. Они и понятия не имели, что я целый день просидела у себя, наказанная за испорченное мамино платье, которое примеряла, чтобы быть похожей на нее. Думала, что тогда она меня наконец полюбит.

Я поняла, что чуда не случится, ровно в тот миг, когда хлесткая пощечина лизнула кожу, обжигая. С тех пор поклялась не наведываться в мамин шкаф и вообще забыть о том, чтобы носить одежду, хоть отдаленно напоминающую ее наряды. Обозленная и обиженная, я лежала на полу своей комнаты, скрючившись в позе эмбриона и прижав руки к переполненному мочевому пузырю. Конечно, бессердечная сука даже не задумалась о том, что ребенку понадобится туалет, поэтому я рыдала взахлеб, когда поняла, что обмочилась прямо посреди спальни. Страх от того, что могу быть обнаружена в таком жалком положении, перемешался со стыдом, это пересиливало желание быть освобожденной, поэтому молчала, когда услышала папины шаги внизу, и не издала ни звука до тех пор, пока мать не вернулась и не отперла треклятую дверь, бросив ледяное: «Живо прибери, пока кто-нибудь не увидел!»

Ежедневно с тех пор я обещала себе делать все возможное, чтобы вернуть в свою жизнь порядок и чувство безопасности. Если не отклонялась от заранее продуманного плана и держала в голове каждую деталь, просчитывая все наперед, то ничего плохого не могло случиться. Было ли это совпадением, удачей или простым заблуждением, но это работало. До тех пор, пока я не доверила контроль над ситуацией кому-то, кроме себя самой. С той ночи все неизменно продвигалось к моменту, когда одна неверно установленная деталь сломает и остановит весь механизм разом.

И я не представляла, что делать с этим знанием, сидя на полу своей ванной комнаты, слушая, как за дверью беспокойно вышагивает самый подверженный влиянию хаоса человек.

* * *

Две недели спустя доктор Фелбс снял швы, вручая мне мазь от рубцов. Сочувственные взгляды и бесконечные вопросы о самочувствии стали новой нормой. Чтобы не погрязнуть в пучине отчаяния, я вернулась в офис, полностью игнорируя просьбы Майкла о том, чтобы работать из дома или вообще не работать.

Головные боли появлялись с особой регулярностью, отнимая желание просыпаться по утрам. Но я чувствовала, будто стены квартиры сжимаются вокруг меня,