Паучий замок - Валентин Юрьев

Взрыв голосов! Мишка сегодня кумир дня, почти такой же как Пашка, ведь совсем недавно ириты узнали, что их сыновья избежали реальной смертельной опасности и заслуга в этом принадлежит чудному необычному мэтрону, который с королём разговаривает на равных и даже на Посвящении валяет дурака.

— Не задавайся, сын мой. Пусть гордыня избежит тебя, а любовь пребудет в тебе всегда! Слава сияющему!

— Слава сияющему! Благодарю тебя, Мудрый.

Во время этих недлинных речей Вождь делает своё нудное дело, и Мишке невдомёк, что для него, видавшего всякое, вливание в клан полсотни молодых — радость и счастье, гарантия выживания подопечных в нелёгких условиях и своеобразная оценка правильности его правления и это счастье гораздо выше, чем признание его силы в борьбе за такой хрупкий приз, как Власть.

— Мэтр, там на склоне — воины. Их много, три руки…

— Ты молодец, Мроган. Но я знаю. Это не враги.

'Я могу теперь без отца, прямо обращаться к Вождю!' — думает вдруг Мишка и ощущает гордость и такой прилив сил, что готов лететь за своим камнем к водопаду.

Церемония длится ещё долго. За это время точки на склоне превращаются в фигурки с ручками и ножками, которым спускаться ещё не одну метку и пропадают совсем в изгибах тропы.

Праздник заканчивается танцем воинов, который исполняется всеми совершеннолетними вокруг Родового Кланового Камня и в этот раз к отцам и дедам добавился ручеёк молодых воинов, охотников и разведчиков.

А невесты спляшут сегодня вечером, их дело теперь ждать женихов, шить себе наряды и тащить обыденный груз ежедневных работ, которые они, впрочем, и так уже много лет выполняют.

Строй давно нарушился, семьи соединяются и потихоньку топают вниз по склону, к себе, ждать пира, который начнётся вечером. Мишка с отцом обнимают и мать, и сестрёнку, и друг друга. Они идут по мягкой невысокой траве, как невиданный сухопутный осьминог, переполненные временным уютом своего семейства, крепко сжимая друг друга руками.

Но и эта идиллия длится недолго. Сразу же за стеной послышались крики: 'Фарис-Ка! Фарис!' и юная метролла упорхнула с кучкой подружек, отца отозвали в сторону кухни и к своим кельям добрались только мать и сын.

— Ма, ну как тебе церемония? Устала?

— Мы так волновались, сынок, особенно, когда пришел гонец.

— Похоже, он не слишком спешил, ма?

— Не мне судить, сынок, ты же не король, зачем ему бежать?

— Мы так торопились, ма.

— Я знаю, малыш.

— Откуда ды знаешь?

Она, не отвечая, показывает себе на сердце, а Мишка вдруг, не к месту, вспоминает слова принца: 'самые сильные звуки души бывают в моменты самых сильных потрясений'.

— Ма, а когда ты меня чувствовала?

— Ну, что ты спрашиваешь глупости? Всегда, все эти дни.

— Нет, не так. Когда ты знала точно, что это — я?

— Малыш! Что ты задаёшь вопросы, на которые невозможно ответить? Ты, разве помнишь, о чём ты думал и в какой момент?

'И в самом деле' — думает Мишка — 'чего я пристал?' и прижимается к матери, с которой так спокойно и можно говорить о чём угодно. Они просто сидят, думая о своём.

— На второй день, в середине.

Голос матери звучит неожиданно, Мишка уже и забыл о своём вопросе. 'Это, когда я дрался с Канчен-Той' — вспоминает он.

— И что ты почувствовала?

— Не помню, сынок. Испугалась вдруг, что-то из рук выронила, потом подумала, как ты там?

— А ещё было такое?

— Было, конечно, — она шевелит губами и пальцами, вспоминая — я вдруг увидела мёртвого мальчика, но не тебя, и испугалась. А в тот день, ну, ночь, когда вы вернулись, я видела, как ты падаешь, несколько раз, и поняла, что вы спешите.

— Ну, ма, ты даёшь! У тебя такой Дар пропадает!

— А она красивая?

Вопрос настолько неожиданный и щекотливый, но сразу понятный, что Мишка сразу и отвечает, не думая, как будто ножом режет:

— Она хорошая!… Может и красивая.

Мать, наверно, что-нибудь ещё спросила бы, но с визгами врывается толпа девочек во главе с Фарис, которые, увидев Великого Мрогана, замирают и смотрят как на необычайное чудо природы:

— Мроган, а правда ты заколдовал великана?

— Кто это сказал?

— Все говорят! Он хотел вас поймать, а ты его заколдовал, да?

— Девчонки, бегите играть, или на кухне помогите…

— А нас заколдуй… Ну заколдуй, ну что тебе стоит?

Они так пронзительно и так долго просят, нарушая идиллию разговора с матерью, что Мишка, сдаваясь, чтобы только избавиться от юной кампании, перевязывает их общей невидимой верёвкой:

— Ну, всё, заколдовал! Всё! Не кричите!

Шалуньи сначала не понимают, думая, что он пошутил, но, ощутив то, что не могут отойти друг от друга, начинают дёргаться, толкаться, улыбающиеся лица становятся испуганными, капризными, сердитыми и даже плаксивыми, они все сразу забывают, что сами об этом просили и злятся, чувствуя несвободу.

Наконец, одна за одной, им удается поднырнуть под препятствие и все убегают, явно недовольные, а Мишка, убирает верёвку и стоит совершенно обескураженный, не понимая, что он сделал плохого.

— Тебя, сынок, никто не сможет понять. Все вот так будут — сначала просить, а потом злиться и убегать. Мне самой бывает страшно — голос матери звучит неожиданно и грустно.

— Что страшно, ма?

— Наверно, я, как и все, боюсь непонятного, а то, что ты делаешь…

— Ма, но ты мне сама только что показала непонятное. Мне же не страшно!

— Это другое. Совсем другое. И потом, запомни, со мной ты всегда можешь говорить о чём угодно, я пойму. А вот с другими будь поосторожней, малыш. А то видишь, ты уже 'заколдовал великана'. И, наверно, женился на принцессе?

— Что? И такое говорят?

— Все любят необычное, сынок.

Мишка опять прилипает к матери, чувствуя особое тепло и уют, они молчат в полумраке и вдруг, как будто задремав, он видит неясную фигурку Канчен-ты, которая падает, падает…..

— Ма, я сбегаю! Мне надо, ладно? Не сердись!

— На праздник не опоздай!

— Нет, я скоро.

Мишка мчится к тому кордону, где их пытались задержать, сдерживая путающиеся в голове обрывки мыслей:

— Куда меня несёт? Точки на склоне! Больше двадцати! Они ушли с Вертом! Ну и что? Ушли и ладно! Почему так медленно? Почему медленно бегу?

Он садится, снимает башмаки и шепчет над ними, обувает снова и бежит. Теперь при каждом касании, копыта резко отталкиваются от камней. 'Лишь бы не упасть' — думает Мишка и радуется, что темнота ещё не спустилась в долину, что здесь ровно и что тропа как тротуар, а ёщё тому, что никто его не видит. "Мать права, да я и сам также думал, нельзя при всех, а то скоро начнут пальцем по лбу стучать!"

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});