Жозеф Бальзамо. Том 1 - Александр Дюма

Едва камеристка графини передала приказ рослому ливрейному лакею, находившемуся в коридоре, который соединял переднюю со спальней графини, как в спальне появился начальник полиции, в черном платье, с суровым взглядом серых глаз и жестким рисунком тонких губ, которые он умерял сладкой улыбкой вестника верховной воли.

— Добрый день, враг мой, — бросила ему графиня, видевшая его в зеркальце.

— Это я-то ваш враг, сударыня?

— Разумеется. Для меня род людской делится на две части: на друзей и врагов. Середины я не признаю, а равнодушных числю врагами.

— И несомненно, правы, сударыня. Но помилуйте, чем я, несмотря на всю свою преданность, о которой вам известно, заслужил место в той, а не иной части?

— Тем, что позволили напечатать, распространить, распродать, подсунуть королю кучу стишков, памфлетов, пасквилей, направленных против меня. Это низость, это злодейство! Это глупо, наконец!

— Но, сударыня, я же не отвечаю за все, что…

— Нет, сударь, отвечаете, потому что прекрасно знаете, что за негодяй все это написал.

— Сударыня, если бы у всей этой писанины был только один автор, нам не было бы надобности прятать его в Бастилию: он и сам умер бы от переутомления под бременем своих трудов.

— Не кажется ли вам, что все, что вы мне тут говорите, звучит по меньшей мере не слишком любезно?

— Я не говорил бы вам этого, сударыня, не будь я вашим другом.

— Ну, ладно, оставим. Мы с вами снова друзья, так и быть, я этому рада, но все же меня тревожит одно обстоятельство.

— Какое же, сударыня?

— То, что вы водите дружбу с Шуазелем.

— Сударыня, господин де Шуазель — первый министр; он отдает приказы, а я обязан их исполнять.

— Значит, если он прикажет вам меня терзать, мучить, обрушивать на меня несчастье за несчастьем, вы спокойно предадите меня на терзания, муки, издевательства? Благодарю!

— Вспомните же, — произнес г-н де Сартин, преспокойно усаживаясь и не вызывая этим гнева фаворитки, поскольку самому осведомленному во Франции человеку прощалось все, что угодно, — что я для вас сделал три дня тому назад?

— Вы предупредили меня о том, что из Шантелу отправлен курьер, который должен ускорить прибытие дофины.

— И это, по-вашему, поступок врага?

— Но чем вы помогли мне во всем этом деле с представлением, которое, как вам известно, крайне важно для моего самолюбия?

— Я сделал все, что мог.

— Господин де Сартин, вы скрытничаете со мной!

— Ах, сударыня, вам угодно меня оскорбить? Кто меньше чем за два часа отыскал вам в какой-то таверне виконта Жана, которого вам нужно было послать не знаю — или, вернее, знаю — куда?

— Выходит, вам лучше было бы сидеть сложа руки, в то время как у меня пропал родственник, — смеясь, возразила госпожа Дюбарри, — человек, теснейшим образом связанный с французским королевским домом?

— Тем не менее, сударыня, все это немаловажные услуги.

— Ладно, одно было три дня назад, другое позавчера, но вчера — что вы сделали для меня вчера?

— Вчера, сударыня?

— О, не трудитесь вспоминать! Вчера было самое время позаботиться о других.

— Не понимаю, сударыня, о чем вы говорите.

— Зато я сама хорошо понимаю, о чем говорю. Ну, отвечайте, сударь, что вы делали вчера?

— Утром или вечером?

— Сначала утром.

— Утром, сударыня, я работал, как обычно.

— До какого часа вы работали?

— До десяти.

— Затем?

— Затем отправил посланца с приглашением отобедать к одному моему лионскому другу, который побился со мной об заклад, что приедет в Париж, а я об этом не узнаю; но на заставе его ждал один из моих лакеев.

— А после обеда?

— Отправил начальнику полиции его величества императора Австрии адрес известного вора, которого тот не мог отыскать.

— И где живет этот вор?

— В Вене.

— Значит, вы занимаетесь не только парижской полицией, но и полициями иностранных дворов?

— Да, сударыня, в свободное время.

— Прекрасно, буду иметь в виду. А после того, как отправили этого курьера, что вы делали дальше?

— Я был в опере.

— Любовались малюткой Гимар? Бедный Субиз!

— Да нет же, я проследил за арестом знаменитого вора, срезавшего кошельки: я не трогал его, покуда он беспокоил только генеральных откупщиков, но он имел дерзость докучать двум или трем крупным вельможам.

— По-моему, вам следовало сказать — он имел неосторожность, господин лейтенант. А после оперы?

— После оперы?

— Да. Я выспрашиваю вас весьма нескромно, не правда ли?

— Нет, ничего. После оперы… Погодите, сейчас вспомню.

— А! Тут ваша память, похоже, вас подводит!

— Ничуть не бывало. После оперы… А, вспомнил!

— Ну.

— Я заехал к одной даме, содержательнице игорного дома, и самолично препроводил ее в Фор-Левек.

— В ее карете?

— Нет, в фиакре.

— А потом?

— Что может быть потом? Это все.

— Нет, это не все.

— Я снова сел в фиакр.

— А кого вы обнаружили в фиакре?

Господин де Сартин покраснел.

— А! — вскричала графиня и захлопала пухлыми ручками, — итак, мне выпала честь вогнать в краску главу полиции!

— Сударыня… — пролепетал г-н де Сартин.

— Ну что ж, я сама вам скажу, кто был в фиакре, — продолжала фаворитка, — там была герцогиня де Граммон.

— Герцогиня де Граммон! — возопил лейтенант полиции.

— Да, герцогиня де Граммон, которая явилась умолять вас о том, чтобы вы помогли ей проникнуть в покои короля.

— Ей-богу, сударыня, — воскликнул г-н де Сартин, ерзая в кресле, — я уступаю вам свой портфель. Ясно, что полицией руководите вы, а не я.

— В самом деле, господин де Сартин, у меня тоже есть своя полиция, как видите, а посему берегитесь! Да, да! Герцогиня де Граммон, в полночь, в одном фиакре с господином начальником полиции, и лошади ехали шагом! Знаете, что я немедленно предприняла?

— Не знаю, но испытываю чудовищный страх. К счастью, время было уже слишком позднее.

— Ну, это не беда: ночь — самое время для мщения.

— И что же вы предприняли?

— Кроме собственной тайной полиции, я держу своих штатных литераторов, чудовищных писак, грязных, как нищие, и голодных, как волки.

— Вы что же, плохо их кормите?

— Я их вообще не кормлю. Разжирев, они станут такими же глупыми, как господин Субиз: жир поглощает желчь, это всем известно.

— Продолжайте, я трепещу.

— Итак, я вспомнила обо всех злобных выходках, которые при вашем попустительстве предпринимал против меня Шуазель. Это меня уязвило, и я предложила моим аполлонам следующие сюжеты. Во-первых, господин де Сартин переодевается прокурором и навещает квартирку на пятом этаже на улице Сухого Древа, где живет невинная юная девушка, которой он без стыда отсчитывает тридцатого числа каждого месяца жалкую сумму в триста ливров.