Остров - Ол Гот

      Родосская полиция занималась расследованием убийства, явно ставшего сенсацией дня.  Хотя обнаруженный  пастухами  труп молодого  человека,  был  найден  примерно  через  месяц после убийства, и убийцы почти до нитки обобрали тело,  местные  Пинкертоны довольно  быстро  установили  его  имя.  Канадец после заседания синклита, похоже, так и не проснулся. Следствие гадало о происхождении оружия.  Но это, то для Георга и его помощников секретом не было.  Оставленный как всегда, в качестве одного из  вариантов последующих решений заряженный револьвер,  Джону Пиккерингу выбора не оставил. Точку поставила рука неизвестного бродяги, позарившегося на то не многое, что было у несчастного и разрядившего в  беспомощного  канадца  весь  барабан.

      Сознание, что погиб еще один из ее подопечных отозвалось новой болью и легло дополнительной тяжестью на  измученную  совесть. Этого не должно было произойти.  Место, где оставляли испытуемых, было очень уединенным.  Наблюдатель должен был следить  за канадцем. А психоанализ личности Джона гарантировал невозможность самоубийства... Но «надежный страж» - оказался не надежен, а Пиккеринг мертв...

     Негромкий оклик Ричи заставил ее вздрогнуть. После утренней прогулки он остался внизу, сославшись на дела, и теперь стоял перед ней, теребя в руках форменную фуражку.

     - Лиз.  Меня срочно отзывают.  Через час я буду в море. У меня нет времени разыскивать Тесс. Скажи ей, что я обязательно вернусь. И еще одно. Займи комнату в моем коттедже рядом с нашей. Я хочу,  чтобы дом оставили за нами, а с тобой Тесс будет веселей.

      Если бы не форма моряка, то Лиз могла бы поспорить, что говорит с Диком,  настолько голос и интонации напомнили  ей  его брата.

     - Ты, что-нибудь знаешь о Дике?

     - Перелетная птица. Всегда появляется неожиданно. А впрочем, спроси лучше

 Дугласа, он, наверное, знает.

      Ричи неожиданно  наклонился и тихо поцеловал ее в щеку рядом с ухом.  Его руки на мгновение коснулись ее плеч и Лиз замерла, пронзенная невыносимо сладкой болью. Резкий сигнал автомобиля напомнил моряку о времени и он, на ходу надевая  фуражку, крикнул:

      - Поцелуй от меня сестру.

      Выскочившая за  ним девушка увидела только,  как он почти на ходу вскакивает в армейский   джип, который через мгновенье скрылся за поворотом дороги.

      Лиз безжалостно  испортила матери и крестному благодушное настроение после прогулки сообщением о смерти канадца.  И  те, занятые возникшей проблемой, ни как не реагировали на ее желание перебраться в коттедж возлюбленного сестры.  Тессу  больше заботил отъезд любовника, а Лиз в переезде увидела возможность отвлечься от болезненных воспоминаний.

      Коттедж Ричи - точная копия того, в котором их  разместили раньше, отличался лишь обстановкой. Если в их доме только столовая  была в стиле Тюдоров,  а остальные комнаты обставлялись веселым итальянским и французским барокко, то здесь преобладала высокая готика,  даже в спальнях и поэтому комнаты казались довольно мрачными.

      Расстроенная отъездом  моряка,  Тесса была рада соседству сестры и подруги,  так как и не помышляла изменять «ложу  любви».  Лиз выполнила просьбу моряка,  а глаза Речел подсказали, что той боязно оставаться без близкого соседства подруг. Таким образом, они  опять оказались в смежных комнатах второго этажа, а по сути, в одной постели.

      Заботы Саэко естественно распространились и на новоселов. Уже через  день  Лиз  привыкла к обстановке и была рада такому повороту дел.  Подруги опять оказались наедине, а ожидавшийся недолгим шторм,  превратился в затяжное ненастье, такое редкое в это время года.  Доступ к раскопкам был закрыт и  предстояло как-то коротать вынужденное безделье,  тем более,  что сильный ветер с дождем не сулил ничего хорошего вышедшим из дома.

      Впервые за все время после приезда матери, Лиз почувствовала здесь, что Речел начала успокаиваться и даже проявила интерес к пачке фотографий,  которую всегда  держала  под  рукой Тесс. Ричи был на них запечатлен во всех мыслимых видах и порой слишком был  похож на Дика.  Лиз хотя и посмеивалась снисходительно над сентиментальной прихотью сестры, но не  могла не признаться себе, что с появлением юноши, сама начала томится приступами желания, заставлявшими ее  придаваться  уединенным ласкам.

      Еще  пару  недель  назад  мысль о близости с мужчиной заставила бы девушку содрогнуться.  Даже к Дику отношение было чисто платоническое.  Но  откровенная  влюбленность  в  моряка младших сестер и бурный роман его брата с Тессой колол не только ее  самолюбие. В ней просыпалось,  никогда ранее не ведомое чувство ревности и утраты. Здесь, в комнате сестры фотографии  опять всколыхнули желание, а такое доступное тело подруги поманило, стало  единственным  средством  спрятаться  от  горьких мыслей и утолить обуревавшую ее страсть. Благодарный ответ Речел  на  мимолетную  ласку Лиз  все решил наперед.  Тессу, зная, что в последние дни любовных забав ей хватало,  она пригласила только  по привычке и была даже удивлена,  когда сестра живо согласилась.

      Подруга оказалась ненасытной, и ненастье скоротали, почти не выходя из дома.  Саэко и ее девушек не стеснялись, и она,  а за ней и ее помощницы, как-то незаметно присоединилась к милующейся троице.  Японки, изощренной опытностью, Лиз удивили и приняли живое участие в забавах. Исчезали они поодиночке и редко все вместе, только, когда приходило время трапезы, и необходимо было обслужить обитателей соседнего  коттеджа.  Подкравшаяся  ночь заставала обычно всех, дремлющими,  где придется, в благодатной истоме.

***

   Грезы сладкого  сна вдруг растаяли, и девушка поняла,  что пробудилась  совершенно.  Цикады, от которых успели  отвыкнуть,  за время ненастья неистовствовали и разбудили Лиз. Утомление от вечерних развлечений ушло. Сон освежил,  наполнил тело бодростью,  а  с  ней опять ожили желания.  Девушка открыла глаза, но не спешила выдать свое пробуждение  каким либо движением.  В сладкой  неге она  отдавалась  просыпавшемуся сладострастью.  Воспоминания о вчерашних играх возбуждали ее вновь, и она невольно  чувствовала,  как напрягаются соски набухающих грудей,  а чресла сводит истома.

      С неведомым  ранее  смущением  она вдруг призналась самой себе, что все прошлое пренебрежение к мужчинам основывалось на простой истине. Секс стал так же привычен, как утреннее умывание, а смена партнеров  вызывала  скуку.  Ей  никогда  еще  не встречался мужчина, который не пошел бы в ее постель по первому же зову и все,  что касалось другой половины  рода  человеческого, было окрашено для нее ореолом высокомерного презрения. Шок насилия, предательство любовника, казалось, совсем загасили огонек  желания  в душе юной красавицы. Однако чистое бескорыстие мальчика-пилота,  полное безразличие  его  брата-моряка впервые  заставили усомниться в том,  что для нее было непреложной истиной, а романтическая связь  сестры,  сделала  Дика объектом вполне определенных грез.  Томление плоти, в эти дни, вдруг снова вспыхнуло с остротой знакомой лишь только в ранней юности.

      Ненасытное тело опять желало. Пригрезившийся любовник был недосягаем, а ждать было не выносимо. Любовные игры с подругами не могли дать всего, что ей было необходимо, но и этого было довольно для того, чтобы умерить страсть. И Лиз хотела прикосновений, прекрасных тел,  ласки чутких девичьих рук,  горячих  губ.  Подруги,  которые все это могли дать были рядом.  Она видела обнявшихся во сне Тессу и Речел, чувствовала  тепло обнаженного тела Саэко.  Слышала спокойное дыхание Ети, сумевшей прошлым вечером в очередной раз удивить ее своим изощренным искусством и знанием самых сокровенных тайн женского тела.

      Воспоминание было настолько новым и острым, что она почти  поддалась искушению и руки, уже лаская, блуждали по обнаженному телу,  когда порыв теплого ветра принес через распахнутую дверь террасы  острый  аромат ночного великолепия умытого дождями сада. 

      Запах растений. Звон цикад.  Отвлекли, позвали в открытую дверь террасы. Не утруждая себя поисками одежды,  Лиз осторожно выскользнула к перилам балюстрады. Шторм окончился. Ночь разогнала пелену надоевшего дождя. Опрокинула над головой бездонную черноту небосвода. Ночь расцветила его драгоценными россыпями звезд. Сплела из них  гирлянды созвездий, казавшиеся особенно яркими, умытыми после прошедших ливней. Волшебница Ночь призвала южный ветер. Смерила его рожденное африканскими пустынями знойное дыхание. Ночь напоила его дуновения благодатными испарениями, проснувшейся от влаги земли, ароматами   оживших растений, смолистыми запахами кипарисов и средиземноморской сосны, благоуханием цветущих розовых кустов. И над всем великолепием этой Ночи гремел,  славящий ее хор цикад.