Равновесие Парето - Денис Бурмистров

А вот мне было интересно, как и где пересидели ночь эти два старика. Уж больно не было похоже, чтобы они, как и мы, день и ночь плутали по городу, а напоследок еще и играли в догонялки с непонятными тварями.

Разговор зашел как-то сам собой. Пока чистили картошку, диспетчер спросил, почему Олег такой снулый. Я вкратце рассказал нашу историю с момента выхода из моей квартиры, заодно пояснил про мангал в зале. Спросил куда ходили они с Юдиным.

Из рассказа старика я понял, что прошлым вечером к нему в диспетчерскую пришел Ян. Степанов как раз начал беспокоиться о пропаже Карчевского, который уже несколько дней не появлялся. К тому же он видел с порога диспетчерской, что творится на улице, не рискнул выходить один.

Юдина Степанов знал в лицо, но лично они знакомы не были. Так, доходили какие-то истории и факты с именами, но лично представлены друг другу никогда не были.

Ян пробыл в диспетчерской несколько часов, не отказался от чашки чая. Сказал, что в городе все плохо, надо искать оставшихся в живых людей. Утром ушел. Нервничающий Степанов провел весь день как на иголках. На улице бесновалось пространство, все знакомые и друзья пропали неизвестно где. Чтобы отвлечь себя от тяжелых мыслей, полез наводить порядок в каморку с аппаратурой, начал убираться там, где никогда не убирался — за большой металлической панелью-щитом, которая закрывала основные узлы и заднюю стенку радиомаяка. С изумлением увидел, что старые алюминиевые провода в нескольких местах сломались, а большая часть ламп, которые он менял, коротят из-за плохих контактов, поэтому перегреваются и выходят из строя. Так он узнал еще и о том, что маяк, которому он уделял столько времени, не работает.

С тяжелым сердцем спустился он с вышки, долгое время сидел опустошенный. Потом, ближе к вечеру, вернулся Юдин, усталый, но решительный. Спросил, нет ли поблизости людей, которые точно не улетели на Большак. Прикинув расстояние, Степанову вспомнился нотариус, к которому он меня водил. Ян настоял, чтобы они пошли вместе, сказал, что ему страшно. Душевное состояние у диспетчера было то еще, поэтому он не нашел в себе причин отказаться.

К нотариусу попали быстро, но уже затемно. Дверь оказалась открытой. Бедный Савохин А.Ю. болтался в петле прямо над рабочим местом. На столе лежала напечатанная на машинке записка, из которой следовало, что решение принято давно, что он не может больше так жить и что некие обстоятельства оказались выше него. В большой пепельнице находились порванные и сожженные фотографии из семейного альбома, какие-то закладные и кредитные расписки.

Степанов с Юдиным сняли из петли тело несчастного нотариуса. Положили там же, в конторе, в архив. Но вот назад Ян отказался идти, сказал, что нужно ждать утра, что иначе не пройдем. Они расположились в кабинете Савохина, один спал на столе, второй на составленных стульях.

— Знаете, Игорь, — задумчиво сказал мне тогда старый диспетчер. — Я лежал, смотрел в темноту и думал о своей жизни. О том, что лишь Бог знает, сколько времени я выполнял пустую работу, думая, что занимаюсь по-настоящему нужным делом. О том, чего достиг к своим годам. Чего мог достичь. Об утраченном и упущенном. Поверьте, Игорь, в моем возрасте такие вот моменты, которые я мог бы и желал изменить, видятся особенно четко и чувствуются особенно горько. Потому что уже понимаешь — все, времени нет оставлять что-то на потом. Исправлять уже некогда. Остается лишь посмотреть на свою жизнь как на проделанную работу, оценить со стороны. И вот в ту ночь я вдруг подумал, а может быть и жизнь моя вот так прошла, под эгидой важных дел, но на самом деле пустышкой?

Я молчал.

— Но утро вечера мудренее, — улыбнулся, продолжая, старик. — Утром я проснулся и понял, что не мог я прожить пустую жизнь. У меня достойная дочь, замечательные внуки. Меня окружают хорошие люди, я так много в своей жизни знал хороших людей. Я видел столько всего чудесного и необычного, что просто не могу называть свою жизнь пустышкой. И не важно, чем я занимался последние годы в этой диспетчерской, важно стало то, как я это делал. А делал я это хорошо, от души. Со всей душой.

Степанов бравым жестом бросил в чан очищенную картошку. Приосанился, глаза его блестели.

— Вы действительно прожили отличную жизнь, — поддержал я старика. — Что будете делать дальше?

Диспетчер пожал плечами:

— Не знаю. К дочери слетаю, проведаю. Соскучился. А там посмотрим.

После этого разговора мы еще некоторое время рассуждали о перипетиях судьбы, а потом я поймал мысль, которая не давала покоя. Спросил у Степанова о том, как они так быстро попали к нотариусу и вернулись утром назад? Ведь город постоянно изменяет маршруты.

Николай Семенович пожал плечами:

— Не знаю. Ян все время шел впереди, велел не отставать. Постукивал своей палочкой по асфальту время от времени. Так и дошли, как обычно, туда и обратно.

Я призадумался.

Теперь все эти разговоры остались позади, я просто сижу рядом со стариком, который неторопливо помешивает почти готовый куриный суп. И именно в эти мгновения, в этой полуосвещенной каморке в углу диспетчерской, в окружении хороших людей и в предвкушении такой малости, как горячее на обед, мне было хорошо. Здесь и сейчас. Наверное, я выглядел как кот, который наблюдает из-под полуприкрытых век за сидящими перед телевизором людьми, лежа возле теплого камина.

Кажется, я даже задремал.

С улицы донесся громкий возглас, потом Илья крикнул внутрь зала:

— Вертолет летит!

Сон как рукой сняло. Я влез в предоставленные мне Степановым тапочки и заспешил на улицу.

Все, кроме Юдина, уже были тут. Серый прямоугольник взлетной площадки был покрыт лужами, ветер раскачивал стоящие поодаль деревца. Я вспомнил, как впервые ступил на эту бетонку. А теперь у меня ни вещей, ни денег. Даже одежды нет, кроме рубашки и брюк, что на мне. Все потеряно, забыто.

Стучащий звук вертолета я услышал сразу, а вот разглядеть появившуюся над горами точку не мог долго. Наконец, с помощью Степанова, который направил мой взгляд парой ориентиров, увидел маленькую фигурку винтокрылой машины, которая, казалось, еле двигалась на фоне серого неба.

— Рановато что-то, — проговорил Илья, разглядывая небо из-под козырька ладони. — Обычно после обеда прилетает.

— Интересно, как он садиться будет, если такая катавасия с местностью, — ни к кому конкретно не обращаясь спросил я.

— А он не будет садиться, — ответил диспетчер. — По крайней мере, не здесь.

Я посмотрел на него. Степанов повернул ко мне лицо и почему-то извиняющимся тоном добавил:

— Это военные, у вертолета Шишова другой звук.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});