Альтер эво - Анастасия Александровна Иванова

высокий стакан с каким-то изжелта-зеленым соком.

Даймё откусывает от груши.

– Мои люди кое-что выяснили о тебе. Ты из полиции молла.

Да что ты, думает Майя, и трудновато же, наверное, было выяснить, когда Давид орал об этом на весь подвал.

– Это не слишком меня впечатляет, – продолжает даймё. – Насколько я знаком с твоими коллегами, они собственную жопу без геометки не найдут. Хотя и такие контакты в моем деле, безусловно, полезны. Интересно другое.

Не спеша садиться, Майя медленно поворачивается вокруг своей оси. На этот раз Оскар не присутствует при разговоре, но прохаживается поблизости. Из кармана пальто у даймё торчит рукоятка все того же пистолета (а может, и другого, шут их разберет). Майе даже гадать не приходится, сумеет ли она… ну хоть что-нибудь.

– Дело в том, что у меня нет обыкновения отрезать людям носы. Это совершенно не мой почерк, и ни я, ни мои люди ни разу не прибегали к такой мере. Но, признаюсь, сегодня при встрече с нашим Давидом меня посетила такая мысль. Буквально промелькнула – на какую-то долю секунды. Ты никак не могла об этом узнать.

Майя пожимает плечами:

– Я ляпнула наугад.

– Совпадение, – задумчиво кивает даймё. – Возможно. Если так, то дела твои, уж прости за откровенность, плохи.

– А как тут может быть «не так»? – Майя с досадой ловит себя на том, что, похоже, переняла манеру общения Оскара.

– Однажды я встретил человека, который меня поразил, – серьезно произносит даймё, роняя огрызок от груши на клумбу. – А такое случается не часто. У этого человека был мозг искусственного интеллекта – как я его себе представляю. Он видел за пределами видимого. Оценивал происходящее с множества разных сторон, как если бы одно и то же событие могло происходить по-разному. Иногда казалось, что он буквально читает мысли – но, как он объяснил мне, на самом деле это было не так. Просто, в отличие от большинства из нас, он воспринимал историю не как линейную последовательность, а как пучок вероятностей.

Речь у даймё плавная и гладкая, безо всяких там «э-э» или «так скажем». Майя неприязненно думает, что, прежде чем отправиться крошить в гвардии или вынюхивать в разведке, образование он наверняка получил вполне достойное.

– Вы его убили?

Даймё на миллиметр приподнимает одну бровь.

– Я не настолько кровожаден, как тебе, судя по всему, кажется. Почему я должен был его убить? Он показывал мне интересные вещи. Невозможные вещи.

– Вы заставили его работать на себя?

Мужчина в пальто морщится.

– Он был не из тех, кого можно заставить. Нетипично. В целом надавить можно на любого. Но, как я уже сказал, этот человек меня поразил. – Он тянется за стаканом, отпивает немного зеленоватого сока. – Мы встретились сразу после последней войны. Прозрачность тогда еще не действовала, но я практически уверен, что этот человек оказался бы непрозрачным. Однажды он просто появился, а какое-то время спустя исчез, и с тех пор я ничего о нем не слышал.

После подвала постоять на свежем воздухе очень даже приятно, так что Майя по-прежнему не рвется присесть. Тем более задавать вопросы, возвышаясь над даймё, как-то даже приятно: рождает иллюзорное ощущение, что в разговоре у тебя есть какой-то вес.

– И при чем тут я? Хотите, чтобы я вам нашла этого человека, что ли?

– Пристрелив тебя прямо сейчас, я, возможно, многое потеряю, но трудно сказать, кто из нас потеряет больше, – не меняя тона и все так же глядя на клумбу без цветов, сообщает даймё. – А ведь это может произойти и не прямо сейчас, а спустя несколько крайне болезненных для тебя часов. Постарайся проявлять побольше почтительности. Сядь.

Сиденье белого металлического стула выглядит сырым. Майя снова думает, что вот сейчас появится страх. Но – нет, не сейчас.

– Дуракам вольно думать, что власть основана на силе. Время от времени я проявляю силу – отрезаю нос какому-нибудь Давиду, – чтобы мои люди видели: вот она, сила нашего вожака, вот его право властвовать. Но подлинная власть зиждется на осведомленности.

Поскольку даймё так вылупился на клумбу, Майя решает смотреть туда же. Неожиданно на нее снисходит инсайт: это летом клумба была клумбой, а сейчас она – кладбище цветов, братская могила.

– Благодаря тому человеку после войны я не скатился в небытие, а сделал первые шаги вверх по лестнице. Он несколько раз помог мне, и не потому, что я на него давил. Один раз он сказал, что видит во мне потенциал. Что я могу многое сделать, и это будет… интересно. – Губы даймё трогает слабая улыбка и, погрузившись в воспоминания, он повторяет уже тише: – Да, он употребил именно это слово – интересно.

Страх все не приходит, и Майя выразительно оглядывается на краснокирпичное здание, в торце которого оконными панелями выложен высокий и узкий крест, и на Оскара, вышагивающего туда-сюда в карауле, а потом вопросительно смотрит на Язепса Ивановича. Интересно? Стать мафиозным главарем? Сильным, влиятельным, наверняка небедным вожаком толпы отмороженных ублюдков – и это называется «многое сделать»?

Непонятно, читает ли даймё ее мысли или следует ходу своих, но он резко меняет тему:

– Братья Нефедовы не были крупными игроками, но то, что они выбыли из игры, пошатнуло шаткое равновесие в отрасли. Сейчас начнется передел. Ситуация может стать напряженной.

Поскольку даймё не развивает эту тему, Майя осторожно начинает:

– И вы были бы рады найти еще одного такого особенного человека, который помогал бы вам… информацией?

Перед последним словом она запинается, потому что вдруг вспоминает ворону Марка. Он немного рассказывал ей о своей работе. Кажется, что-то очень похожее сейчас нужно типу в соседнем кресле.

Даймё наконец-то отрывается от созерцания клумбы, поворачивает голову и смотрит на нее.

– Тот человек объяснял, что его умение – не есть нечто исключительное. Что настроить восприятие подобным образом может любой. Что раньше это умели даже многие, но война… Перед тем, как исчезнуть, он предупредил, что с ним мы больше не увидимся, но предсказал нашу встречу с тобой – в случае, если я не стану препятствовать тому, кто запросится на волю. Он сказал так: выпусти мелкую рыбку, и она вернется и приведет к тебе большую. Позже я рассудил, что речь о нашем Давиде, и последовал совету. – Даймё хмыкает. – Тот человек даже описал мне тебя. Правда, на нарисованном им портрете ты представала величественной и опасной, этакой беспощадной амазонкой, к тому же рослой и гораздо фигуристее. Но у него было специфическое чувство юмора.

Майя неуверенно оглядывается на Оскара, который по-прежнему шастает туда-сюда близ