Дети Брагги - Арина Воронова

Темные ветки хлестали по лицу. А он не чувствовал боли. Остались лишь горе и опустошение. Он бежал. И остановился только тогда, когда осознал, что не может иначе.

Горели легкие, болело нутро, стоило только остановиться и начала неметь от полузабытой раны нога. Осталось только прерывистое дыхание и скорбь, и дикая, дикая ярость.

Оказывается, он, сделав круг, вышел на берег залива. Поднялся на вал, крикнув дозорным, кто он. Под ним в долине лежал Фюркат, и где-то в нем… Ловунд! Небо было затянуто плотными, будто кожистые складки, облаками сквозь мглу не пробивались ни звезды, ни луна.

Медленно сжав в кулак правую руку, он почувствовал, как осыпается с ладони несмытая, засохшая кровь деда.

Оттар, Скальдрек и Стринда ждали его не в палате, а в комнатушке травника. Сперва ему показалось, что скальд Хеймдаля ничего не знает. Отмеченное шрамами лицо съяландского хольда было совершенно бесстрастным. Однако сама его напряженная поза была исполнена такой ярости и безысходного горя, что Грим застыл на пороге.

— Я прикончу его! — процедил, обращаясь к Оттару, Скальдрек.

— Он мой, — жестко отрезал, входя в горницу, Грим.

— Ловунд должен умереть от моей руки.

Скальдрек прошипел что-то на гортанном наречии островов.

— Он — мой дед! — Грим почувствовал, как в нем вновь вскипают ярость и гнев, как кровь отливает у него от лица.

— Твой дед был мне отцом и братом. — В голосе хольда возникли вдруг просящие нотки. — Неужели ты не отдашь мне жизнь какого-то нидинга?

— Нет! — хрипло проговорил Грим. — Никто не может отказать родичу в праве мести!

Скальдрек вскочил, подбирая с лавки меч. С минуту оба скальда стояли, до половины обнажив мечи и меряя друг друга полными боли и ярости взглядами.

— Лысый Грим погиб с оружием в руках — как и хотел, как подобает воину, примиряюще начал Оттар. — Ничего не боялся он больше в мире Том или этом, чем немощи в старости. Стоит ли тем, кого любил, кого учил и наставлял скальд Всеотца, затевать ссору из-за того, кто отметит за его смерть?

Шрам на впалой щеке Скальдрека дернулся, но он не отпустил взгляда Грима. На миг в глазах и того и другого вспыхнула такая боль, что Оттар бросил на целителя тревожный взгляд, опасаясь, что им не удастся предотвратить худшего. Скальдрек взял себя в руки первым.

— Грим назвал бы меня безмозглым идиотом. — Голос его звучал сипло. — Ну и досталось бы нам от его языка за подобный разговор.

Вот уж кого стоило бы прозвать Змеиным Языком.

Амунди заметил, что и Квельдульв, справляясь с яростью, несколько расслабился.

— Думаю, если эта собака подохнет, невелика разница, кто его прикончит.

Грим молчал, только на виске у него мелко дергался нерв. Потом все так же без единого слова он протянул руку хольду.

— Ловунд умрет, — вполголоса совершенно спокойно произнес он. — Призываю всех асов в свидетели моей клятвы. — Он посмотрел в глаза хольда. — Ловунд умрет, я тебе обещаю.

— Гисли? — окликнул Грима пьяный голос, когда он вошел в темные сени отдельного дома, принадлежащего граму личной охраны конунга.

— Нет. — Сын Эгиля вышел на свет. — Я тот, кого зовут в твоей дружине Квельдульвом, «ночным волком».

Ловунд пьяно уставился на вошедшего, но Грим заметил, что бывалый воин быстро трезвеет.

— Я пришел убить тебя, — спокойно и просто объяснил он цель своего прихода.

Ловунд неспешно сполз с ложа, снял со стойки меч.

— Ну что ж, попробуй. Я свалил самого Лысого Грима, знаешь ли. — Да, да твоего деда. — Грам издевательски расхохотался.

Грим поудобнее перехватил рукоять родового меча. Ощутил радостное поющее тепло металла. Будто Рауньяру не терпелось отведать крови врага.

Грим знал, что боец Ловунд отменный, к тому же стать и длина руки давали ему преимущество и в размахе, и в силе, однако это делало его и менее поворотливым. Грим же был много быстрее.

Клинки со свистом прорезали воздух, скрежетала сталь. После первого обмена ударами Ловунд окончательно отрезвел и осторожно стал пятиться назад, чтобы за прикрытием стола заново оценить противника. Ушло у него на это не более нескольких секунд, и он со смехом одним жестоким ударом широкого меча отсек край стола. В золотистой бородке сверкнули белые зубы, когда грам поднял меч, дразня противника острием клинка.

— Ты попался, малыш. Дед твой сдох, сам ты сдохнешь, и Круг тоже!

Однако граму тут же пришлось пожалеть о своих словах, когда, уворачиваясь от выпада Грима, он опрокинул жаровню. Раскаленные угли покатились под ноги обоим противникам.

— Круг скальдов возник задолго до меня или Лысого Грима, и без меня скальды пару лет неплохо обходились.

Парировав разом и издевку, и выпад клинком, Грим одновременно, поддев носком сапога, швырнул кучку углей в Ловунда.

Красные угли прожгли граму сапог, так что Ловунд взвыл от боли, а Грим продолжал теснить его.

Рауньяр гудел, пел у него в руках. Меч ловил свет факелов на. стене, и от этого света струилась, оживала рунная вязь. Руны текли, извивались живыми змеями, давшими имя мечу. Вновь со звоном встретились клинки. Чудовищной силы удар грама опрокинул Грима на стол. Вжимаясь спиной в ребро плохо оструганных досок, Грим, казалось, без особых усилий сдерживает натиск противника, недобро и весело усмехаясь ему в лицо. Внезапно он ощутил, что Рауньяр будто прикипает к его ладоням, становясь неотъемлемой частью его тела. Руны на клинке, вновь поймав факельный свет, полыхнули белым огнем. Еще немного, подумал Грим, а потом, сосчитав про себя до десяти, вспомнив так кстати пришедшуюся науку Гранмара-кузнеца, неожиданно и неуловимо повернул меч. Клинок Ловунда разлетелся сверкающим стальным дождем.

Бешено выкатив глаза, грам дышал, стискивая в руках бесполезную рукоять. Рот его открылся могильным провалом среди золотистых волос. Квельдульв почувствовал, как не то его рука поднимает Рауньяр, не то родовой клинок тянет за собой руку…

Он улыбнулся.

Рауньяр по самую рукоять вошел в живот Ловунда.

XV

РУНА РЕЧИ АЛЬГИЗ ОЗНАЧАЕТ «ЛОСЬ» ИЛИ «ГИБКИЙ ТРОСТНИК»

Защищающий «лось» силу скальдастократно умножит,коль та сила на благо ближних потребна.Альгиз-руна шелестящей преградой вторженьювражьей волшбы встанет навстречу.Тростник Тюра тинга кольчугдружбу Хильд и Труд, Христ и Мист герою добудет.Но лезвия два у него: время испытывать боль, не чураясь ее,страдание — мудрость-наука пред битвой дальнейшей.

— А есть надежда? — почти прохрипел сидящий по другую сторону стола Оттар.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});