Боевые паруса. На абордаж! - Владимир Коваленко

С другой стороны, дону де Монсальве следует исхитриться да придумать, как не остаться внакладе при любом исходе сражения. И это на гнилом корабле! А раз так, от корабля следует избавиться. Причем со славой и выгодой. Как?

— Я предлагаю брандеры, — решительно объявил он. — Готов предложить мой «Сан Матео». Корабль не нов и большой потерей для короля не станет. Если надо, сам поведу.

На него замахали руками. Нашлись и желающие объяснить, что брандер должен быть достаточно маневренным судном. Чтоб зацепиться за врага. И что транспорт-«урка», особенно старый, не лучший выбор.

— Я бы предложила «Ковадонгу», — встряла девица-капитан, — но она уж слишком мала.

— А «Сан Матео» достаточно велик. И крутиться, как блохе, ему не нужно!

Это поняли не все. Удивительно, но пришлось объяснять, как детям малым: французы полезут на абордаж. Непременно. Сами закинут крюки, сами намертво пришвартуются, а если галеон будет сопротивляться, то и не одним кораблем. И вот тогда… А еще стоит изобразить спешную перевозку серебра на берег, так уцелевшие начнут десант высаживать! Что их тоже ослабит. Чужая жадность куда надежней собственной маневренности.

Вот окончилось совещание, вот и солнце клонится к песчаной косе. «Сан Матео» стоит, накренившись, но как ни перекладывай балласт, в положении корабля читается не усталость от долгого перехода, а недоумение, сродни ослиному. Словно корабль желает поинтересоваться, какой идиот нагрузил его так, что вода дошла до орудийных портов, а малейший ветер грозит опрокидыванием. Но паруса ему не поднимать.

Крен изменил лицо корабля, и «Сан Матео» исподлобья косит клюзами, словно хитрыми дельфиньими глазенками. «Они что, ожидают, что я куда-то поплыву? А вот и нет! У меня днище прохудилось, и доски разошлись, и вода в трюм фильтрует. И ни одного идиота с помпой… Вот сяду сейчас днищем в ил, замучитесь вытаскивать». Бедняга ошибается, вытаскивать его никто не будет. Но откуда старому кораблю знать адмиральские мысли? Вон, один из товарищей уже сидит на мели, так шлюпки пытаются его снять, только, неуклюжие, лишь зря ворочают из стороны в сторону — а все-таки стараются. Еще на двоих обрубили часть оснастки, это вовсе не понятно, зачем. С остальных, в авральной лихорадке, тащат на берег все, что грузили добрый месяц. Все, что не нужно в качестве балласта. С иных — и пушки. Частью на другие, частью снова на берег.

А капитан совершенно сошел с ума! Ну, поменять один груз на другой, это понятно. Но кто же так их укладывает? Снизу порох, сверху хлопок. Весь, что получила эскадра! Тут уже до самовозгорания недалеко. И до самоподрыва. И кто и зачем выливает все оливковое масло, что есть, в груз хлопка?

И пушки сняли, те, что снизу. Оставили только мелочь в надстройках да фальконеты-«убийцы».

Четыре транспорта, похоже, остаются. По крайней мере, двинуться с места смогут не скоро. Остальные, напротив, выбирают якоря. Между ними снуют ялики. И пинасса, превратившаяся в одно из разъездных судов флагмана. Развозят инструкции. И новый свод сигналов, рассчитанный на наступательный бой.

Адмирал де Урсуа — человек запасливый, на его «Санта Ане» чего только нет. Нашелся и печатный станок. Маленький, конечно. И все-таки каждый корабль получит отпечатанный приказ на случай боя. А как иначе? Сигнал с капитаны[30] можно в неразберихе битвы и не разглядеть. А старые указания годятся транспортам, но никак не боевым кораблям. Предусмотреть же необходимо практически все возможные ситуации. Совсем не потому, что генерал не доверяет мужеству и умению капитанов. Но потому, что действовать они должны одинаково и знать, как поступит сосед.

Вот и пришлось адмиралу потратить часы на написание совершенно новых боевых инструкций. Печатникам — взятым на борт взамен одной лишь пушки — на набор, печать и переплет. Зато теперь «Ковадонга» развозит толстые тетради с приказами на все случаи жизни и описаниями сигналов. Еще одна инструкция останется под рукой у Руфины.

В бой пойдет шесть кораблей, все галеоны и два вооруженных урка. Два отряда по три корабля. Урки встанут между галеонами, так, чтоб каждому из слабейших бойцов могли помочь одновременно оба соседа.

Еще два транспорта совершенно разоружены и в сражении участия не примут.

Ждать врага пришлось недолго. Французский флот шел по старому испанскому морскому пути и заглядывал в каждую бухту, пригодную для стоянки. Не минул и ту, в которой ждала наживка: четыре поврежденных по непонятной причине корабля. С некоторых начали спускать шлюпки, лихорадочно что-то грузить.

Один, несмотря на большую дистанцию, открыл огонь. Верно, из-за крена, в дело идут только легкие пушки с верхней палубы. Но «Ла Глуар», повернутый ко входу в бухту носом, плохая мишень. Ядра лишь выбивают брызги вокруг корабля.

В ответ — залп из погонных орудий. Из кормовой надстройки «Сан Матео», самой высокой и самой опасной, летит щепа. А французский корабль уже поворачивается бортом. На котором не две тяжелые пушки, а шесть. И десять товарок поменьше.

Вот и все испанские планы: сваливаться борт о борт противник не желает. Французы изволят вести перестрелку. Деньги, конечно, кружат голову, но и терять корабли зря французский адмирал не желает. Пусть посадка на песчаную мель и не слишком опасна, в родных водах он рискнул бы, не раздумывая, но здесь хорошей верфи поблизости нет, а впереди переход через океан. Шторма, при которых слабое днище — приговор. Испанцы, конечно, тяжело груженные, сидят глубоко. Но кто знает, какой формы дно в этой бухте? Один-то уже на мели!

Тем более положение транспортов безнадежно и они наверняка спустят флаги после небольшой канонады…

Канонада получилась долгой. Испанцы вцепились в королевское, как в свое, и показали все знаменитое упрямство, до крупицы.

Больше всего хлопот доставляет корабль на мели, который поворачивают шлюпки. Его, видите ли, не качает. Пушкарям нет нужды сообразовывать залпы с волной. А значит, его судьба — пламя!

Остальные жечь жалко. Значит, все-таки абордаж — но медленный. Три французских корабля начинают неторопливое сближение с намеченными жертвами.

Буканьеры бы со шлюпок испанцев и штурмовали, не посмотрели бы на высокие борта. И взяли бы, пусть и умывшись кровью. Здесь же действуют не морские разбойники, а регулярный флот, и методы у него тоже регулярные. Впереди идут шлюпки, промеривают глубину, и уже вослед степенно движутся туши боевых кораблей. Пусть за спокойствие приходится платить жизнями, оно того стоит.

Вот «Ла Глуар», совершив осторожный поворот, подошел к «Сан Матео» самым удобным для схватки способом: нос к корме, корма к носу. Ударили палубные пушки и фальконеты, сметая с палубы все живое. Взлетели абордажные крюки, и десятки рук притянули нос испанца к корме своего корабля.

Команда французского корабля хлынула через фальшборт, многочисленная и неостановимая, как колонна муравьев. Но попасть на палубу урка — отнюдь не означает взять его. Для того есть отряд морской пехоты, что выстроился, как для смотра, по краю кормовой надстройки. Высокой. Парусящей. Очень мешающей — пока дело не доходит до неравной обороны. Фальконеты, молчавшие, пока французы брали куда более низкий нос, повернуты на собственную палубу. Горят фитили. Горбоносый офицер в шляпе с белым плюмажем выкрикивает команду.

Два выстрела картечью в упор. Залп из мушкетов. Еще команда: перехватить оружие для рукопашной. В тесном бою от шпаг немного прока, а вот тяжеленная стальная дубина мушкета в умелых руках превращается в страшное оружие. Французы не хуже, но им еще лезть наверх. И у них нет кожаных кирас.

Гибель к защитникам корабля приходит сверху, с марсовых площадок «Ла Глуар». Никаких цирковых штучек, вроде прыжков с каната на высокую корму испанца. Вместо этого — длинный льежский мушкет, осторожно заколоченная пуля. И белый султан в прицеле. Выстрел! Пуля проходит чуть выше, сразив вместо офицера другого мушкетера. Перезарядка? Для этого есть другие руки. А самый меткий стрелок корабля берет другой мушкет, обновляет порох на полке, прикладывается…

Мушкетные пули медленные, но большие. Лейтенант с белым плюмажем сбит под ноги собственным солдатам. Стрелок счел работу выполненной. Тем более что у него вдруг прибавилось целей, которые полезли из внутренностей корабля. Так что он не заметил, как раненого, с расплывающимся по белому колету кровавым пятном, оттащили за мачту.

— Посидите тут, дон Педро, мы пока сами повоюем. Вы, главное, скажите: когда. А за рану не беспокойтесь. Вам и делать ничего не придется, подхватим, выплывем…

Лейтенант сцепил зубы. Есть дело, которое он должен сделать сам. Чем он хуже отца? Пусть генерал де Урсуа гордится бастардом, которому дал свою фамилию и даже имя наперекор так называемому «свету»…