Настенька (СИ) - Лунева Элина

- Не придётся, - отчаянно замотал головой нечисть, - Я чары наложил, не проснутся они. Прошу пощади, не убивай. Не узнает никто, что ты здесь была, и я молчать буду.

Ярость во мне требовала, чтобы я поступила иначе. Достаточно было только устранить одно небольшое препятствие, которое сейчас так некстати, пыталось заговорить мне зубы.

Я снова взглянула на мирно спящего мужчину, и почувствовала, как злость во мне борется с любовью. Жажда крови немного схлынула, и видимо это почувствовал и домой.

- Спасибо, навьюшка, спасибо! - снова кинулся он мне в ноги, - Не зря Данила так сильно полюбил тебя, доброе у тебя сердце.

В глазах защипало. Стоять и смотреть на всё это было невыносимо. Боль снова смешалась с ненавистью, и, опасаясь не совладать с собой, я рванула к выходу.

- Ветер! - закричала я, оказавшись на улице, - Где ты?

Но ответа не последовало. Именно сейчас, когда он мне был так нужен, его не было рядом.

Я рванула в лес, охваченная диким желанием ломать и крушить всё на своём пути.

- Ветер! - рявкнула я так, что сама чуть не оглохла.

- Здесь я, здесь, - тут же раздалось где-то рядом.

Парень меланхолично полировал свои ногти, сидя на толстом суку здоровенного дуба.

Я посмотрела на него сквозь пелену боли и раздражения.

- Почему ты не остановил меня?

Отвечать он не торопился, продолжая с безразличным видом полировать свои ногти.

- Я ведь могла… Я ведь чуть их…, - я взглянула на свои руки с ужасом, понимая, что чуть не сотворила.

Меня пошатнуло, и блондин в один миг оказался рядом, схватив меня за плечи и яростно встряхивая.

- Жалко их стало? Жалко? - злобно прошипел он мне в лицо, - А тебя кто-нибудь пожалел?

Я подняла к нему глаза полные слёз и тихо ответила:

- Ты.

- О боги, - выдохнул он, прижимаясь своими губами к моим, и крепко заключая меня в объятия.

Я не сопротивлялась, а только вяло отвечала на его прикосновения, цепляясь дрожащими руками за его руки и плечи.

- Возьми меня, Ветер, я буду твоей, - тихо прошептала я между поцелуями.

Он оторвался от моих губ и внимательно вгляделся в моё лицо.

- И в моих объятиях будет лишь призрак, - уныло хмыкнул он, отталкивая меня прочь.

- Ты же этого хочешь.

- А ты? - его взгляд вдруг стал жестким.

- Клин клином вышибают, - попыталась найти я себе оправдание.

Он долго стоял и смотрел на меня, а потом, качая головой, произнес:

- Ты уже дважды просила меня об этом, думая, что это облегчит твою боль. Не облегчит. Да и я - не лекарство, знаешь ли.

Блондин отвернулся, а потом, прежде чем исчезнуть, бросил через плечо:

- Так вот учти, третьего раза не будет. Я просто сделаю это, не взирая на твои чувства, без сожаления, без угрызений и без сомнений. Хорошенько подумай, прежде чем предлагать себя снова.

Глава 36

Данияр

- Да брось кручиниться, княжич! - ободряюще похлопал меня по плечу Рагдай, наливая мне в кубок вина, — На вот лучше выпей.

Я, не задумываясь, принял из его рук чашу, но пригубить не торопился, а лишь задумчиво перекатывал её в своих ладонях.

- А хочешь, мы завтра выкрадем для тебя эту девку? И вся не долга, — предложил мне Мстислав, — Подумаешь, тоже мне царевна нашлась. Да её уж поди пол села попользовало, а она от знатных отпрысков нос воротит, княжескими дарами брезгует.

- Ещё слово, — тихо прорычал я, — И я вырежу твой язык.

Я прикрыл глаза и одним глотком осушил весь кубок, не чувствуя вкуса. Всё было пресно, бесцветно и глухо. Без неё.

- Вот уж воистину колдунья. Никак и вправду приворожила нашего княжича, - перекрестился Рагдай и в сердцах сплюнул, - Ведь ни на кого больше не смотрит, и согреть постель в опочивальне никого не зовёт. Только скажи, и я пришлю одну из своих дворовых. У меня, знаешь, какие есть, - многозначительно зажестикулировал он руками.

Я лишь сердито взглянул на него, и мой ближник тут же умолк.

Я задумался, а вдруг и впрямь приворожила? Нет, всё это вымыслы, да бредни. Хотя после Лельника я и вправду словно умом тронулся, все мои думы были только о ней. О такой холодной, своевольной, своенравной. Сколько в ней было презрения, высокомерия. Ни у одной княжны я не видел столько ума и силы во взгляде, столько гордости, столько дерзости.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Трижды я приходил к ней с дарами, и трижды я уходил ни с чем, слыша одну и ту же фразу. Из раза в раз одно и то же. Эти слова звенели в моей голове и не давали мне покоя.

Когда тот неотёсанный верзила, кузнец той деревушки, обменялся прилюдно с ней венками на Ярилин день, я думал всё, она моей уже не станет никогда. Гордая и своенравная, она скорее предпочтёт замужество и жалкую жизнь селянки с этим нищим, нежели богатую и сытую жизнь наложницы. Пусть с кузнецом, но замуж. Мне в тот момент хотелось лишь одного - сжечь дотла это поганое село с его кузнецом и кузней. У меня до сих пор стоит перед глазами этот её взгляд полный презрения, когда она сказала мне: «Не люб ты мне, княжич».

Я пытался не думать о ней, честно пытался. Но не смог. Время шло, а мысли мои то и дело возвращались к этой девчонке. Я ждал и дождался. И когда один из моих ближников сообщил мне, что кузнец той самой деревни женится на другой девушке, я не выдержал и вновь поехал в ту деревню.

Теперь препятствий не было. Я был абсолютно уверен, что уж сейчас-то она посмотрит на меня по-другому. Теперь, когда её гордость ущемлена, она усмирит свою спесь. Преданная, поруганная, брошенная, сломленная, униженная. Сейчас уж она не станет артачиться, не станет смотреть на меня с таким презрением. Теперь уж не до гордости. Не думаю, что в ближайшее время к ней кто-то захочет посвататься. Примета нехорошая, да к тому же приданого нет, сирота как-никак. Что ещё остаётся брошенной невесте в подобном положении? Правильно, самое лучшее – это найти утешение в объятиях богатого и щедрого покровителя. Но и потакать её капризам я не собирался, я хотел сразу обозначить её место и положение, а точнее безвыходное положение.

Но я вновь ошибся. И я не знаю, что меня уязвило больнее, то, что эта гордячка даже не взглянула на мои дары, или то, что я вновь услышал эту фразу: «Не люб ты мне, княжич».

В тот момент я готов был запороть эту дерзкую девку до смерти. И слова богу вмешался староста, и я смог взять себя в руки. Но в то мгновение, когда мой хлыст взметнулся в воздух, девушка не отпрянула, не сжалась, не испугалась. А напротив, она словно выпрямилась, показывая свою решимость и непоколебимость. А её глаза… О боже! Этим взглядом можно убить. Точно ведьма.

Прошло более двух недель и я успокоился. А затем в один из дней, вместо охоты, я вновь оказался возле того злополучного села. Хотя случайностью это никак не назовешь, ведь я ехал сюда целенаправленно. Не обращая внимания на удивленные взгляды людей и минуя дом старосты, я сразу направил своего коня к окраине.

Я заприметил её сразу, ещё издали. Она сидела возле покосившегося крылечка своей избы, босая, в длинном льняном сарафане, простой грубой рубахе и скромной незамысловатой лентой в волосах, которые видимо ещё с утра были заплетены в тугую косу, но теперь свободно ниспадали блестящим коричневым каскадом на плечи и спину. Солнечные блики играли в прядях и локонах, придавая им золотисто-медный оттенок, притягивая и завораживая взгляд. Девушка напевала себе под нос что-то грустное, при этом ловко перебирала какую-то траву, раскладывая её на несколько кучек прямо на расстеленной возле крыльца материи.

Увидев меня, девушка напряглась. Взгляд из спокойного и расслабленного стал настороженным.

Я спешился и, отцепив от седла довольно увесистый тюк, направился к ней решительным шагом. Девица напряглась ещё сильнее, привстала со своего места и, оправив свой скромный сарафан, поклонилась мне в пояс.

- Здравствуй, пресветлый, - произнесла она, выпрямляясь и окатывая меня холодным взглядом.

Красива, боже, как же красива. Как же хочется содрать с неё эти жалкие грязные тряпки, одеть, словно царицу. Она просто обязана стать моей, чего бы мне это ни стоило.