Радио «Морок» - Татьяна Мастрюкова

— Ага. Так спешили, что ни слова нам не сказали.

— И на палку заперли!

— Заперли-то заперли, но вроде не сделали ничего такого...

— А что сделали — разве это законно? Может, они просто не успели сделать!

Мама посмотрела на нас, будто мы ей глаза paскрыли. И колебаться перестала, даже, наоборот, возмущенно выпалила:

— Пусть объявляют нас в розыск как воров. Плевать!

Но, видимо, зря она так громко возмущалась, потому что тут же, тихонько охнув, схватилась за голову. Постояла секунду, прижав кончики пальцев к вискам — но, как только приступ головной боли прошел, мама с места в карьер взяла старт и почти бегом добралась до «жигулей», только сумка по спине хлопала. Мы с Лесей не отставали.

«Копейка» была единственной вещью, которая превратилась в рухлядь и хлам и не изменилась со вчерашнего дня.

Мы с Лесей, шагнув на дорогу, синхронно повернули головы сначала в одну, потом в другую сторону, определяя расстояние до тумана. Просто удивительно, как мы одинаково на все реагировали, будто заранее договорились.

Только нечего было определять. Туман рассеялся. Дорога была абсолютно чистой — хоть туда езжай, хоть сюда.

Подумаю об этом странном тумане как-нибудь на досуге, только не сейчас.

Мама без особой надежды дернула дверцу со стороны водителя, и та, к нашему изумлению, свободно распахнулась. Хотя чего удивляться? Это деревня, тут все друг друга знают. От кого запираться? Правда, двери домов они на ночь запирали, но, может, на машины эта предосторожность не распространялась?

А сейчас все люди пропали и дома заколотили. Даже нас заперли. А «жигули» — здесь.

Непонятно...

В салоне «жигулей» все так же смачно воняло куревом, бензином и затхлым старым гаражом. И кажется, плесенью еще больше, чем прошлый раз, хотя самой плесени видно не было. Еще я унюхала едва различимый аромат антисептика и влажных салфеток, которыми Леся вчера обработала все заднее сиденье. Забавно, а что, если «копейку» бросили именно по этой причине?

В замке зажигания торчал ключ со следами ржавчины. Была ли она раньше, я не в курсе, потому что видела ключ в первый раз. Удивительно, что никаких брелоков и даже простого металлического колечка на ключе не было. Уж если на зеркале заднего вида болтались перья, то логично было бы ожидать какую-нибудь финтифлюшку и на ключе. Но в Жабалакне, кажется, никто не следовал логике.

Мама ключу очень обрадовалась, потом заколебалась, замялась и, наконец, придумала оправдание своим дальнейшим действиям:

— Будем считать, что это приготовлено для нас.

«Так ведь они же думают, что ты не умеешь водить. Ты и сама так думаешь», — хотела сказать я, но не стала. Иногда у меня очень удачно получается промолчать. Или нет...

Я оглянулась на хозяйский дом. Что было бы, если маме удалось бы открыть дверь? Изменилось ли внутри хоть что-нибудь? Стало ли там еще более заброшенно, чем было? А вдруг тут и было заброшено, а мы каким-то образом не видели правды? Как загипнотизированные... Ведь может такое быть? Вот, предположим, нас зомбировали через радио... Но иногда мы все равно видели реальную картину, только не принимали ее во внимание. Может такое быть?

И как вообще принять тот факт, что мы все это время спокойно пользовались гнилым хламом... И обсудить-то сейчас невозможно... Леся с ума сойдет!

Почему я думаю сейчас о психическом здоровье своей младшей сестры вместо того, чтобы в первую очередь волноваться за себя? Может, я еще раньше сошла с ума?

Хотя я чувствовала себя ужасно, внутри все тряслось, волна паники не накрывала меня. И только по одной простой причине: в панику не впадала мама. Она не плакала, не металась, не суетилась, и руки у нее не тряслись. Я ведь видела один раз, как она сорвалась, испугавшись за Лесю, упавшую в обморок. Тогда мама испугала меня больше, чем Леся, — и Лесю, кстати, тоже.

Так что если мама считает, что контролирует ситуацию, не повторяет сто раз одно и то же предостережение («стойте со мной рядом, смотрите по сторонам, смотрите под ноги, держите меня за руку»), то опасность не такая уж большая, правда? Ведь правда?

Да, мама, разумеется, нервничала. И у нее сильно болела голова, а значит, большую часть переживаний она попросту игнорировала, чтобы не усилить мигрень, и вела себя из-за этого немного непоследовательно.

Например, вчера мама настолько доверилась доброжелательному дяденьке на «жигулях» и так растерялась от хамства тетки в калошах, что не сообразила сверить адрес дома, возле которого мы остановились. И может, не врала Клавдия Матвеевна, продолжавшая ждать нас на своей даче? Потому что действительно с нами не встречалась.

Кто была та женщина, обманувшая нас, чтобы дядька Митяй отвез нас в Жабалакню? Почему мы ни разу не видели таинственную Изосимиху? Это вообще кто был на самом деле?

То есть дядька Митяй нам вроде бы помогал, а получается, что не очень-то... Вот непонятно, реально непонятно: с машиной помог, а отвез неизвестно куда; жилье предоставил, предупредил, чтобы мама за нами следила и дверь на ночь запирала, а в итоге сам нас запер. Правда, трухлявой палкой...

Кто этот дядя Митяй?!

Тут мама прервала мои размышления, прошептав мне в самое ухо, чтобы лишний раз не нервировать Лесю:

— Кажется, я с ума схожу. Давай ты внимательно посмотришь вокруг и скажешь мне, что сначала мы действительно приехали в Сырые Дороги и действительно уехали оттуда сюда, в Жабалакню. Скажи, что Жабалакня и Сырые