Полюби меня такой - Марина Орлова

памяти не отложилась, словно я перенесся на ее лестничную клетку, на которой меня уже ждала Рита, кутаясь в теплый халат. Такая сонная, взъерошенная, с забавным пучком на голове и сурово нахмуренными бровями, вновь навивая ассоциации с ежиками.

Такая красивая… и лживая. От этой мысли захотелось сплюнуть, но следовало посмотреть правде в глаза.

И все же, встав напротив нее, произнести хоть слово, как и посмотреть в ее глаза, в которых помимо раздражения, уже прослеживалась тревога, было сложно.

— Денис, что произошло? — тихо спросила Рита, растеряв всю свою суровость. Видимо, видок у меня был такой, словно я с похорон вернулся. — Зачем ты здесь так поздно?

Эта неподдельная тревога внезапно, вместо того, чтобы успокоить, разозлила. Взбесила так, что я уже перестал отдавать отчет в словах и действиях.

— Как забавно ты надо мной посмеялась, — произнес я, заметив растерянность и непонимание в ее взгляде.

— Что? — нахмурилась она, а после более внимательно меня осмотрела. Даже принюхалась. — Ты что, пил?

— А все понять не мог, чего ты из себя начальницу корчишь. Каждый раз, когда я напоминал тебе, что я — твой начальник, у тебя во взгляде мелькало снисхождение, которое я никак не мог понять, как и причину его появления у наемного работника, пусть и такого специалиста, как ты. Теперь же все очевидно…

— Ты можешь объяснить, что происходит? — понизила она голос, в котором стали проскальзывать тревожные и холодные нотки, словно она боялась, что я крышей поехал. Возможно, так и было… Мне бы хотелось, чтобы это все было лишь плодом моего воспаленного воображения. И ее предательство… и она сама. В таком случае, сейчас мне не было бы так пакостно. Так же сильно… возможно сильнее, чем когда я узнал, что меня подсидел мой брат в компании родителей.

— Скажи, тебя забавляло наблюдать за мной? Изображать подчиненную, зная, что моя карьера находится в твоих руках?

Девушка вздрогнула, а в глубине зрачка я увидел осознание. И это было громче слов признания. Больнее, чем если бы она сказала мне это в лицо. А то, что она мне так и не сказала… после всего… а я узнал правду таким образом…от этого многократно больнее и обиднее.

— Так, это — правда? — нервно усмехнулся я, видя, кажется, впервые, как она виновато отводит взгляд. — Ты все это время лишь играла мной. Манипулировала и обманывала…

— Я не могла тебе ничего сказать, — резко оборвала она меня, посмотрев холодно и строго. — Меня направили проверить твою компетентность и работоспособность. Никто, кроме Жуковского не знал правду. И не должен был узнать. Ты — особенно. Мы подписали договор о неразглашении. И если начальство узнает об утечке, будут проблемы. Вот тогда твоя карьера и будет под угрозой. Во всяком случае, в их компании.

— Вероятно, ты веришь, что тебя это оправдывает? Как красиво ты затыкаешь мне рот. Прямо мастерски, в твоем стиле, — с горечью вздохнул я и покачал головой. — То есть, предлагаешь мне помалкивать и притворяться, словно ничего не происходит, пока ты строчишь на меня характеристики и решаешь, достоин я работы, или нет?

— Если ты хочешь повышения — да, — безжалостно кивнула она в своем холодной, профессиональной манере, что немного не вязалось с ее внешним видом. Но это и не важно.

От ее заявление я пораженно отшатнулся, отошел на несколько шагов и горько рассмеялся. Смех оборвался так же резко, как и начался.

— Знаешь, что? — произнес я, подавшись вперед и нависая над невысокой, потрясающе красивой и желанной… но, как оказалось, лицемерной и чужой женщиной. — Можешь подавиться этим местом и катиться туда, откуда появилась. Оно мне больше не нужно. Я не буду этого больше терпеть. С меня довольно.

— Все сказал? — вместо того, чтобы оправдываться, попросить прощения, отчитать или накричать в ответ, холодно и спокойно поинтересовалась Рита, смотря на меня так же, как в первый день нашего знакомства.

— Все, — оскорбленный ее холодностью и безразличием, отозвался я грубо.

— Тогда всего доброго, Денис Станиславович, — кивнул она, а после просто ушла, скрываясь за дверь в свою квартиру, словно меня на лестничной клетке и не было.

***

Два дня пролетели незаметно и словно в тумане. Вероятно, из-за алкоголя из бара, который я восполнил… а после добросовестно осушал на протяжении всех выходных. У меня было время подумать и, даже, остыть. Где-то даже покаяться. Помню моменты, как в пьяном угаре пытался дозвониться до Риты, но она упорно меня игнорировала, а затем, кажется, даже заблокировала. Под гнетом алкоголя поговорить мне хотелось и выговорить ей тоже хотелось многое, потому очень расстраивался, когда она меня игнорировала, отчего я пил только больше.

В конечном итоге решил, что встретимся на работе, и вот тогда я смогу с ней нормально обсудить ситуацию. Возможно, прийти к компромиссу, извиниться за свою резкость и слова о том, что она мне не нужна.

И вот, напившись с утра различных таблеток, сорбентов и обезболивающих, я, как обычно, вошел в свою приемную, заметив растерянный и расстроенный взгляд Машки. Уже предчувствуя очередную подлость судьбы, а открыл дверь в свой кабинет, заметив двух рабочих, что отключали компьютер Риты и разбирали ее стол.

— Что тут происходит? — резко и злобно спросил я, посмотрев на замерших мужчин.

— Приказ начальства освободить место, — ответили мне, после того, как переглянулись с недоумением.

Развернулся и посмотрел на Машу, что смотрела на меня большими глазами.

— Ты понимаешь, что происходит? — Она кивнула. — Что? — теряя терпение, задал я наводящий вопрос.

— Маргарита Викторовна уволилась. Она приехала раньше, чтобы забрать свои вещи. Я столкнулась с ней, когда она уже уходила. Сказала, что ее контракт закончен.

— Чушь! — вспылил я, стукнув рукой по столу и заставив секретаршу испуганно вздрогнуть. Развернулся и быстро вышел из собственной приемной, чтобы через минуту уже стучать в кабинет начальника. — Что это значит? Где Вознесенская? — задал я прямой вопрос, без всяких оговорок, как только вошел в кабинет и встретился с Жуковским.

— Ее отозвали, — пожал он плечами. — Андрей рассказал мне о том, что ты теперь тоже знаешь правду, — тяжело вздохнул дядя Миша. — Надеюсь, ты извинишь меня за то, что умалчивал. Но это было