Минное поле политики - Евгений Максимович Примаков

сознании политиков и широко распространившиеся в мире.

Первый из них — предположение, будто на Ближнем Востоке могло или может утвердиться состояние «ни войны, ни мира», которое в итоге приведет к закреплению территориального статус-кво.

Череда войн безостановочно продолжалась.

Я был в Москве главным редактором радиовещания на арабские страны во время тройственного англо-франко-израильского нападения на Египет в 1956 году, последовавшего за национализацией Насером компании Суэцкого канала. Тогда все мы были на грани мирового столкновения. Такие сверхэффективные демарши, как совпавшие во времени серьезный окрик со стороны Вашингтона в адрес Англии, Франции и Израиля и предупреждение СССР, остановили войну, но не предотвратили развитие событий, которые вели к веренице новых вооруженных столкновений.

В 1967 году я был в Каире корреспондентом «Правды» во время так называемой Шестидневной войны, начатой Израилем после неудачной и неоправданной «игры мускулами» Каира. Полный разгром армий Египта, Сирии и Иордании, захват Израилем не только Синайского полуострова и сектора Газы, но и Западного берега реки Иордан, Восточного Иерусалима и Голанских высот, казалось, надолго отодвинули перспективу новой войны. Многие американцы, в том числе занимающиеся проблемами Ближнего Востока в администрации США (за исключением, может быть, Г. Киссинджера), по-видимому, исходили из того, что явившийся результатом Шестидневной войны территориальный раздел — практически окончательный. Жизнь решила по-другому. В октябре 1973 года Египет и Сирия инициативно начали войну против Израиля с целью вернуть захваченные земли. Во время «октябрьской войны» я прилетел в Бейрут, а затем автомашиной приехал в Дамаск, где на моих глазах залпом зенитной установки были сбиты три израильских самолета. На начальной стадии войны доминировали арабы. Но и эта война закончилась не в их пользу.

Многие израильские, а за ними и западные политики посчитали, что военные поражения арабов в конце концов приведут к мирному соглашению при сохранении оккупации Израилем арабских территорий. Такие прогнозы несостоятельны даже после того, как был заключен мир с Египтом и Иорданией. Все последние события свидетельствуют о том, что не удастся навязать палестинцам или Сирии израильские условия мира. При этом и Египет, и Иордания полностью остаются на позиции непризнания территориальных захватов.

Следующий миф заключается в том, что стороны сами способны договориться о мире. Так много крови было пролито, так много людских судеб сломлено, такое море ярости накопилось, что становится все яснее: без активного вмешательства извне ближневосточное урегулирование само по себе невозможно.

В условиях холодной войны при выработке ближневосточного курса и двусторонних отношений нам приходилось принимать во внимание существовавшую в тот период глобальную конфронтацию, а порой и исходить из нее. То же самое — смею это утверждать — делали и наши тогдашние оппоненты. Это, несомненно, привносило определенную нюансировку в подходы и США с их союзниками, и СССР к процессу ближневосточного урегулирования.

В этой связи начал, теперь уже с нашей, советской стороны, культивироваться еще один миф, который объективно мешал ближневосточному урегулированию: арабо-израильский конфликт подчас окрашивался в идеологические тона. Была выдвинута теория «социалистической ориентации», которая провозглашала предсоциалистическую фазу развития Египта, Сирии и ряда других стран так называемого третьего мира. Протянутую им «идеологическую руку» ухватили некоторые арабские лидеры, многие из которых, пользуясь нашими тогдашними комплексами, стали играть — именно играть — роль неких «идеологических партнеров», ублажая наш слух столь приятными словами типа «весь социалистический (или прогрессивный) мир во главе с Советским Союзом», «СССР — лидер мирового национально-освободительного движения» и т д. и т. п.

Идеологизировали свою позицию и США, утверждая, что Израиль является частью «свободного мира», более того, «антикоммунистическим буфером» на Ближнем Востоке.

Но тем не менее и СССР, и США были заинтересованы в установлении арабо-израильского мира, не забывая о своих многогранных интересах на Ближнем Востоке.

Как добиться урегулирования? Конечно, без компромиссов не обойтись. Но каков предел компромисса, который мог бы привести к урегулированию и, самое главное, удержать его на плаву? В наиболее общем виде такой компромисс был найден и отражен в формуле: территории, оккупированные Израилем во время Шестидневной войны, в обмен на мир арабских стран с Израилем, включая не только признание этого государства, но и установление полноправных дипломатических и иных отношений с ним. Должен сказать, что фиксация такого подхода в качестве основы арабо-израильского урегулирования на Мадридской мирной конференции 1991 года означала всеобщее признание той, с самого начала бесспорной для нас, истины, что освобождение Израилем арабских территорий, с одной стороны, и соблюдение безопасности Израиля — с другой являются единственным путем к урегулированию на Ближнем Востоке.

Процесс политического урегулирования растянулся на десятилетия. Конечно, сказывается менталитет вовлеченных в кровавый конфликт сторон. Вместе с тем, как мне представляется, удлинил путь к миру еще один миф — мысль о том, что Соединенные Штаты способны в одиночку, без координации действий с Россией, добиться прекращения войны в этом регионе.

Впервые мог реально возникнуть шанс всеобщего урегулирования ближневосточного конфликта в 1973 году. Находясь в Москве перед принятием совместно разработанной СССР и США резолюции Совета Безопасности № 338 о прекращении огня на Ближнем Востоке, Киссинджер на словах согласился с мнением советского руководства о необходимости увязать в ней окончание войны с началом процесса всеобъемлющего урегулирования. В действительности он отошел от этой идеи, что проявилось во время Женевской мирной конференции.

В 1978 году, уже когда Киссинджер ушел с поста госсекретаря, был подписан сепаратный договор между Израилем и Египтом. Но и он не положил конец череде войн и вооруженных столкновений. В 1982 году была осуществлена израильская интервенция в Ливане, сопоставимая по масштабам вооруженных столкновений и по жертвам сторон с предшествовавшими войнами на Ближнем Востоке. С окончанием холодной войны обстановка для урегулирования ближневосточного конфликта стала более благоприятной. В середине 1990-х годов в Осло состоялось несколько серий конфиденциальных плодотворных встреч представителей Израиля и Организации освобождения Палестины — впервые начал таять лед на этом направлении урегулирования. Обозначились кое-какие подвижки и по сирийскому направлению, правда, не выходящие за рамки зондажа. Однако обстрелы, бомбардировки, террористические акты продолжались — и на Западном берегу, и в Газе, и в Израиле.

Положение резко ухудшилось после агрессивно-негативной реакции Израиля на результаты демократических выборов в палестинской администрации, в результате которых победил ХАМАС, ряда террористических выпадов с палестинской стороны и военного крыла ливанской «Хизбаллы», неадекватных кровавых репрессалий Израиля и его отказа вести переговоры. В июле 2006 года Израиль начал настоящую войну на три фронта — в Ливане, Газе, Западном берегу реки Иордан. Мало кто мог бы назвать антитеррористической операцией израильские бомбардировки, разрушившие жилые кварталы Бейрута, других городов, мосты, дороги, бейрутский аэродром, электростанции, приведшие к гибели более тысячи мирных жителей.

Война 2006 года в Ливане показала невозможность для Израиля решить выдвигаемые им задачи военным путем. Разве не характерно в этом плане согласие обменять захваченных израильских солдат на палестинских и ливанских заключенных в израильских тюрьмах? Нужно отдать дань стремлению Израиля защитить жизни своих граждан. Но ведь освобождение капрала,