Хрустальный грот - Мэри Стюарт

На самом деле ждать перелома событий нам пришлось пять лет, но время неслось подобно волнам, подгоняемым ветром. Ввиду зреющего в Уэльсе и Корнуолле восстания приготовления в лагере Амброзия набирали ход. Если жители Уэльса ждут вождя, то Амброзий не намеревался уступать это место Вортимеру. Он подождет, он даст Вортимеру стать клином, а они с Утером обратятся в молот, который ударит в расщелину сразу за ним.

Тем временем надежда в Малой Британии все росла, словно паводок по весне; рекой лились предложения военной помощи и союза, окрестности лагеря сотрясались от топота копыт, и улицы оружейников и механиков до глубокой ночи звенели сталью: это мастера с удвоенным рвением стремились изготовить два оружия за время, которое раньше требовалось для создания одного. Теперь вторжение уже не за горами, и когда оно настанет, Амброзий должен быть готов. Никто не ждет полжизни, собирая нужный материал, чтобы изготовить смертоносное копье, а затем случайно потерять его в темноте. Не только люди и материя, но время, и дух, и ветер с небес должны благоприятствовать ему, и сами боги должны распахнуть ворота. Для этого, говорил Амброзий, боги послали ему меня. Появление мальчика со словами победы на устах, полного видений о непокоренном боге, — вот что убедило его (и, что более важно, его рать) в том, что близится наконец час, когда он нанесет удар и будет уверен в победе. Вот почему — к ужасу своему, обнаружил я — он меня ценит.

Будьте уверены, я не спрашивал его больше о том, как он намерен использовать меня. Амброзий, терзаемый гордостью, страхом и жаждой отцовской любви, выразился достаточно ясно. Я рвался научиться всему, чему меня могли научить, и открыть себя силе — вот и все, что я мог дать ему. Если он хотел иметь под рукой пророка, его ждало разочарование: мой дар спал. Знание заступило дорогу видениям. Но то было время для знания.

Я учился у Белазия, пока не превзошел его, учась на деле применять вычисления, которые для него были скорее искусством, как для меня песни, — но и песни пошли в дело. Долгие часы я проводил на улице механиков, и Кадалу не раз приходилось силой оттаскивать меня от замасленного инструмента, ворча, что теперь я годен лишь для общества раба-банщика. Я записывал все, что мог вспомнить из наставлений Галапаса по части целительства, дополняя их опытом, приобретенным у полковых лекарей. Мне была предоставлена полная свобода действий в городе и лагере: прикрываясь именем Амброзия, я упивался этой свободой, подобно молодому волку, впервые дорвавшемуся до крупной добычи. Я учился всему и у всех, у каждого мужчины и у каждой женщины, с кем мне доводилось встречаться. Верный своему обещанию, я всматривался в свет и во тьму, в солнечное сияние и в стоячие лужи. Я ходил с Амброзием в святилище Митры в подвале фермы и с Белазием на тайные собрания в лесу. Мне даже позволили молчаливо сидеть на совещаниях графа с его военачальниками, хотя никто даже не скрывал, что от меня будет мало толку на поле брани, «разве что, — как однажды с веселой злостью изрек Утер, — он станет над нами, подобно Иисусу, чтобы задержать ход солнца по небосклону и дать нам время закончить настоящее дело. Хотя, шутки в сторону, могло быть и хуже… Солдаты, похоже, считают его чем-то средним между Гонцом Митры и щепкой Истинного креста — извини, что говорю так в твоем присутствии, брат, — но, будь я проклят, от него будет больше пользы, если мы посадим его счастливым талисманом на вершину холма у всех на виду, потому что в бою он не продержится и пяти минут».

Пищи для насмешек у Утера прибавилось, когда в возрасте шестнадцати лет я забросил ежедневные упражнения в искусстве владения мечом, что дает мужчине, пусть скромную, сноровку в защите себя; но мой отец на это только рассмеялся. Полагаю, в отличие от меня он уже тогда знал, что у меня защита иная.

Итак, я учился всему и у всех: у старух, собиравших для врачевания паутину травы и водоросли, у бродячих торговцев и знахарей, у коновалов, у шептунов, у священников. Я прислушивался к байкам солдат у дверей таверны, и к беседам военачальников в доме моего отца, и к болтовне мальчишек на улице. Но было одно, в чем я оставался невеждой: к тому времени, когда я в возрасте семнадцати лет покидал Малую Британию, мне ничего не было известно о женщинах. Когда я думал о них — что случалось довольно часто, — то говорил себе, что у меня нет времени, что впереди у меня целая жизнь и меня ожидают более важные и неотложные дела. Но правда, думаю, крылась в том, что я их боялся. Поэтому я топил свои вожделения в работе. Правду сказать, я теперь верю, что этот страх был навеян мне моим богом.

Я ждал, проводя свои дни в учении, делал свое дело, которое — как мне тогда казалось — состояло в том, чтобы подготовить себя к служению моему отцу.

Однажды я сидел в мастерской Треморина. Треморин, старший механик Амброзия, будучи человеком доброжелательным, позволял мне учиться у него всему, чему я смогу: он отвел мне угол в мастерской и дал материалы, с которыми я мог ставить свои опыты. Помню, войдя в мастерскую в тот день, он застал меня склонившимся над моделью на отведенном мне верстаке и подошел поближе, чтобы посмотреть. Увидев плод моих трудов, он рассмеялся.

— Я думал, что их кругом и так пруд пруди, а ты еще трудишься, возводя новые.

— Мне было интересно понять, как их сюда доставляли. — Я поправил уменьшенную модель стоячего камня, так чтобы он стоял ровно.

Он выглядел удивленным. И не без причины. Всю свою жизнь он прожил в Малой Британии, а местность там столь густо утыкана этими камнями, что люди перестали замечать их. Всякий день он проходил через лес камней, а большинство людей видит в стоячих камнях лишь то, чем кажутся они случайному взору, — мертвым камнем… Но только не мне. Со мной они еще говорили, и я должен был узнать, о чем они говорят. Ничего этого Треморину я не сказал, а просто добавил:

— Я пытался выдержать масштаб.

— Могу сказать тебе кое-что сразу: такие попытки уже были… И неудачные. — Он смотрел на ворот, который я приспособил для подъема макета. — Для вертикальных камней это, возможно, сгодится, и то лишь для самых легких, а для нависших вообще не подходит.

— Да. Это я уже выяснил. Но у меня появилась одна мысль… Я собирался подойти к ним иначе…

— Попусту тратишь время. Надо бы тебе заняться чем-нибудь более насущным, что нам необходимо и что мы могли бы использовать. Послушай, твоя идея о легком передвижном подъемнике стоит того, чтобы над ней поработать…

Несколько минут спустя его окликнули. Я разобрал модель и сел за новые расчеты. Треморину я о них ничего не сказал: его ждали дела поважнее, к тому же он бы только посмеялся, расскажи я ему, что о том, как поднять стоячие камни, я узнал у барда.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});